Вячеслав Ковалев - Хадават
– Это на крайний случай, мало ли. Меня может не оказаться рядом. Кстати, вы умеете обращаться с огнестрельным оружием? – спросил он, доставая пистолет.
– Не особо, – ответил Макс.
– И все же возьмите на всякий случай. Принцип прост. Обойма, предохранитель. Спусковой крючок. Целимся, стреляем. – Он протянул пистолет Максу.
Тот взял, повертел в руках опасную игрушку.
– Вашему другу оружие не предлагаю, полагаю, что не возьмет.
– Это точно, он небезосновательно считает, что с ульком наши бабахающие игрушки не помогут. И я склонен с ним согласиться, – сказал Макс, кладя пистолет на стол.
И вот прошло уже три дня, а они ничуть не продвинулись в поисках того, кто еще недавно был Никитой. Вернее, не продвинулся Константин Арсеньевич, потому что ни Макс, ни Горан участия в поисках не принимали, безвылазно сидя в квартире.
– Вы все равно ничем помочь не сможете на данном этапе, – только и сказал гостеприимный хозяин.
Вынужденное бездействие настроения не прибавляло. К тому же Макс чувствовал себя не очень хорошо. Все тело ломило, ноги налились свинцом и стали тяжеленными. Суставы крутило. К горлу то и дело подкатывала тошнота, а в правом виске поселилась нудная тупая боль. Даже не боль, просто что-то постоянно давило на висок несильно, но настойчиво. Да еще вчера он пережил настоящий шок.
Константин Арсеньевич постарался. Пригласил его на прогулку. Одного. Всю дорогу они молчали, и на вопрос Макса, куда он его ведет, Константин только молча кивал вперед. Они пришли в один из скверов, и Константин, усадив Макса на скамейку, коротко бросил:
– Сидите здесь и ждите. Вам предстоит кое-что увидеть, очень важное.
– Что именно?
– Вы поймете.
– Отлично, поиграем в загадки. – Макс огляделся вокруг. Дождь ненадолго прекратился, но и солнца тоже не было видно. Поэтому сидение на отсыревшей лавочке в этом сквере назвать удовольствием можно было с очень большой натяжкой. – Мы что, ждем конца света или чуда? – Макс был не в настроении.
Константин молча кивнул, указывая ему за спину.
Макс не спеша оглянулся. Сначала он ничего не понял, а потом дернулся, чуть не вскочив с места. Рука Константина удержала его. На удивление сильная рука.
– Не дергайтесь, вообще ничего не делайте.
По аллее прямо к ним шли двое – женщина лет за тридцать и мальчишка лет двенадцати-тринадцати. Татьяна и Сашка. Пацан что-то увлеченно рассказывал ей, та кивала в ответ.
– Но… как? – Макс обернулся к Константину.
– Пожалуйста, ничего не делайте и не говорите, просто посидите и подождите, я вам все объясню, – попросил Константин.
Макс согласно кивнул. В этот момент женщина с мальчиком поравнялись с их лавочкой, ее взгляд скользнул по сидящим, и они пошли дальше. Ничего. Никаких эмоций. Макс несколько оторопело посмотрел им вслед.
– Как только Татьяна исчезла вместе с вами, на ее месте появилась она, что характерно, вместе с мальчиком, – начал Константин. – Не спрашивайте, я не смогу объяснить. Просто не знаю.
– Так это не они?
Константин отрицательно покачал головой.
– Но это же бред! – горячо зашептал Макс, глядя вслед удаляющимся фигурам. – Это же… – он запнулся, – погодите. А… то есть у меня… тоже?
Константин кивнул:
– Он сейчас живет на даче вашего друга. Все лето увлеченно ходил на рыбалку и так далее.
– И вы совершенно ничего об этом не знаете?
– Только то, что они вполне материальны, ничем не отличаются от вас. Думаю, стопроцентное совпадение по всем показателям. Кровь, отпечатки пальцев, ДНК. У них ваша память, ваши привычки, вкусы, характер. Никаких отличий.
– Но это невозможно!
Константин молчал.
– Я хочу на него взглянуть.
– Не стоит, Максим Алексеевич, право, не стоит. Одному богу известно, чем это может закончиться. А у нас и без того хватает проблем. Помните, я говорил вам о том, что мне не нравится эта погода? Боюсь, что мои подозрения не беспочвенны.
– Объясните.
– Видите ли, Максим Алексеевич, мир – очень сложная штука. И устройство самих врат тоже весьма тонкий механизм. Не зря эти знания так тщательно прятались. Я подозреваю, что история с Никитой что-то нарушила в этом механизме.
– И что теперь?
– Не имею ни малейшего представления. – Константин устало пожал плечами. – Знаний не хватает. Катастрофически. Наши предшественники уж очень старательно прятали их. Настолько тщательно, что почти все утеряно. То, что нам известно о вратах, – это даже не крохи, а крохи крох, если так можно выразиться. Правда, есть один чудом сохранившийся текст, но его очень сложно понять. Видите ли, это не научный труд в нашем понимании, не руководство по эксплуатации. – Он усмехнулся. – Нелепое сравнение, простите. Это записки одного из членов ордена. Его личные наблюдения, выводы, предположения. И весьма проблематично понять, что из этого достоверная информация, а что – догадки.
– И что там, в этих записках?
– Я понял только одно: что можно вообще разрушить грань, понимаете? Пробить такую своеобразную дыру во времени и пространстве. А если это случится… Я даже предположить не берусь, чем все может обернуться. Если верить записям, такое случалось уже. И тогда все заканчивалось очень печально.
– И вы думаете, что нынешний нелепый дождь – это преддверие конца света? Этого самого разрыва?
Константин только пожал плечами.
– Я могу взглянуть на эти записки?
– Они сделаны на одном из мертвых языков, вы все равно ничего не поймете.
– Если я правильно вас понял, то чашечка качается и вот-вот упадет, а наш общий знакомый помогает ей раскачиваться.
– Вы правильно поняли. Конечно, дать стопроцентную гарантию, что именно действия Никиты привели к нынешнему положению дел, нельзя, но, похоже, все именно так. Это отсечение голов… Он что-то задумал, какой-то обряд, не знаю, может, надеется вернуть себе прежнее состояние.
– А такое возможно?
– Не знаю, правда не знаю. Господи, я до конца не могу поверить. Порой мне становится страшно. Я ведь с детства в этом варюсь. Приобщен, так сказать, к тайному. Но до этого момента я воспринимал все, как бы вам объяснить… несерьезно, что ли, как некую игру взрослых дядек. Игру серьезную, с борьбой за сферы влияния, за деньги, за возможности, игру, в которой смерть – обычное дело. Но все это было в рамках обычного, объяснимого. Все эти древние штучки воспринимались мной как некий атрибут, как дополнительные возможности. Хорошо иметь на своей стороне людей с выдающимися способностями. Когда у тебя в подчинении человек, который способен, находясь на земле, управлять сознанием пилота боевого самолета, – это, знаете, формирует некий образ мыслей и жизни. Проблема в том, что мы заигрались. Мы влезли в сферы, запретные для смертных, понимаете? Я стал молиться. Каждый день я начинаю с молитвы, только вряд ли он услышит меня. За грехи надо платить. – Константин замолчал, рассматривая свои ботинки.
Макс тоже молчал. А что тут скажешь?
Сегодня с утра Макс не находил себе места. Он нервничал, заводился по малейшему поводу, все время требовал от Константина действий, сам не представляя каких. Рано утром Константину кто-то позвонил. Тот быстро поговорил, сказал, что есть новости, и ушел, предложив им ждать. И вот они ждали: Горан – в основном сидя в кресле и погрузившись в свои раздумья, а Макс – меряя квартиру неторопливыми шагами. Монах вел себя странно. Вернее сказать, он никак себя не вел. За три дня он проронил всего несколько слов и постоянно о чем-то думал. Макс несколько раз порывался поговорить с ним «по душам», но всякий раз останавливался. Понимал, что толку от этого не будет, Горан не станет обсуждать их непонятные отношения. Вообще. Никогда. Монах был, что называется, на своей волне. Он явно принял для себя какое-то решение. Знать бы какое. Драться с монахом не хотелось. И не потому, что Макс боялся проиграть. Нет. Прсто не хотел, и все. Он вообще не хотел больше ни с кем драться.
Макс нетерпеливо посмотрел на часы: половина шестого. Господи! Константин ушел в семь утра, значит, прошло уже больше десяти часов! Господи! Это невыносимо!
И тут наконец дверь открылась, и в квартире появился хозяин. Выглядел он неважно. Осунулся, хотя, казалось бы, куда еще? Под глазами залегли темноватые дряблые мешки, лоб и лицо избороздили морщины. За эти несколько дней довольно крепкий и моложавый мужчин враз постарел. Он снял мокрый плащ, прошел в комнату и сел на стул. Макс и Горан выжидающе смотрели на него.
– Что?
– Боюсь разочаровать вас, господа, но хороших новостей нет. Нашли еще несколько трупов, и весьма похоже, что это работа улька. – С того памятного разговора в усадьбе Константин Арсеньевич ни разу не назвал своего племянника по имени. Он подчеркнуто именовал его ульком. – Я сейчас собираюсь туда, посмотрю что и как. Если есть желание, поедемте, тут недалеко.
Через десять минут они садились в машину. Спускаясь по лестнице, Макс отметил, что монах, сменивший свою рясу на просторные брюки и толстовку, обутый во вполне респектабельные ботинки, закутанный в длиннющий кожаный плащ, выглядит в чуждом для него мире весьма естественно. Плащ он выбирал сам. «То, что надо», – одобряюще буркнул он, примеряя кожаное чудовище, под полой которого теперь прятал неприличных размеров тесак-мачете, который тоже собственноручно выбрал в охотничьем магазине. Макс, кстати, остался в своем кожаном прикиде, решив, что нынче экстравагантностью никого не удивишь, и добавил к своему наряду лишь простую спортивную куртку.
