Галина Гончарова - Аз есмь Софья
— Что-то я не вою…
— Нет, тятенька, — Алексей скользнул на пол, прижался щекой к отцовскому колену. — и тебе здесь плохо. Просто ты сильный, а я пока еще маленький. Меня здесь сломают и в дугу согнут, ты же для меня такого не хочешь?
— Такого — не хочу. Кстати, и еще одного ребенка хорошо бы в твою школу взять. Найдется местечко?
— Кого, тятенька?
— Петю Апраксина. Возьмешь?
— Как не взять. Пусть к следующему набору и готовится…
— Набору… завел ты, Алешка…
Но ворчал царь больше по привычке, по-доброму. Алексей это почувствовал — и решил поделиться, чтобы разговор закончился на хорошей ноте.
— Тятенька, так и еще дело у меня.
— Какое, сынок?
— Тятя, а почему мы такое оружие не делаем?
Казнозарядный пистолет Алексея Михайловича не привлек. Так, повертел его в руках пару минут и отложил.
— Дорого, сынок. Денег в казне нет.
Алексей едва не зашипел.
Конечно, денег нет! Ежели тучу дармоедов-бояр подкармливать ежели воруют на всех местах — выпускники ему регулярно грамотки шлют, ежели храмы строить вместо того, чтобы деньги в дело употребить…
Алексей и сам не замечал, как менялось его мировоззрение под влиянием Софьи. Храмы строить? Зачем? Ах, душу свою спасать? Ну-ну…
А чью-нибудь еще ты спасти не пытался? Там, из нищеты вытащить, от беды спасти, помочь… нет? Ну, тогда хоть всю Русь храмами застрой — дела не будет. Кому ты нужен, гроб повапленный…
Царь, конечно, милосерден и помочь готов, но ведь как много тех, кто о помощи не просит, а нуждается в ней и очень сильно?
Вслух, понятно Алексей этого не сказал. Но умильную мордяху состроил.
— Тятенька, а можно мне таких для ребят своих понаделать? Деньги я найду…
— Ну, наделай…
Алексей кивнул и дальше разговор перешел в более безопасную плоскость. Матушка, сестрицы, прибавление в семействе…
Мальчишка поддерживал беседу, а в голове крутилась одна и та же мысль.
Кто, кто, КТО?!
* * *Софья глазами сверкала не хуже тигрицы.
— Женить?! В Кремль забрать?! Этого нам только не хватало!!!
Алексей смотрел на нее с улыбкой, царевна Анна — с легкой тревогой.
— Сонюшка, да что ж тут плохого…
— Анюша, милая, — Софья чуть успокоилась и принялась объяснять тетке, как маленькой. Вот ведь… тоже! Как детей от своего Воина прятать — это она сразу умная, а как про племянника сообразить — глупеет. Или это просто гормоны по мозгам бьют? Как-никак, третьего ждут… Ну да, за эти годы Ордин-Нащокин еще и внучку признал. Аграфену, Грушеньку… — Нельзя нам в Кремль сейчас, ну никак нельзя. Тут слишком много дел… ведь не просто так Алеша бьется. Он себе помощников готовит, людей, которые везде по стране будут, а кого другого сюда сейчас пусти — все дело нам загубит. Так кого просили пристроить?
— Петрушу Апраксина.
— Та-ак… Анюша, ты что про него знаешь?
Анна покачала головой. Ничего не знала и Татьяна. А вот Ордин-Нащокин порадовал. Софья только головой покачала, слушая биографию семьи Апраксиных.
Матвей Васильевич Апраксин ничем особым не отличался. Женился, детей родил… казалось бы — все чисто?
Ан нет.
Семейка оказалась не просто так, а под Матвеевым, который благоволил им настолько, что стал крестным отцом Марфы Апраксиной. Так-то.
К тому же — царский стольник, ездил в сорок пятом году в Данию… Семейка заслуженная, но служит она больше себе. Особыми талантами мужчина не отличался.
Вывод?
Могли и сами попросить царя, а мог и Матвеев. Пока особых подозрений не было, но Софья уже отложила в уме заметочку.
Петруше Апраксину доверия не будет.
Время шло своим чередом. На Урале спешно строились деревеньки, в школе учили детей, Алексей с Софьей собирали сведения о принцессах и прикидывали, как бы уговорить отца, чтобы он понял — выгодную невесту и подождать можно… годков так десять.
Софья параллельно прикидывала, кого бы из своих девушек подсунуть брату и Ванечке Морозову.
А что?
Парни здоровые, у обоих уже усы под носом, да и созревают здесь пораньше. Лучше пусть она подсуетится, чем найдется какая умница с улицы — и примется вертеть мальчишками по своему усмотрению.
Время шло, проекты наращивали мощность…
Все было вполне замечательно до конца февраля.
* * *— Соня, нам в Москву срочно надо.
— Что случилось?
Не было у братца такой привычки — в девичью светелку врываться. Но вот поди ж ты, влетел — и сверкал глазами не хуже кота лесного.
— Матушка родами плоха…
— Подробности?
Одеяло полетело в сторону, Софья принялась натягивать платье, не особо стесняясь ни брата, ни Вани Морозова, который верным оруженосцем маячил за царевичевым плечом.
— Сам не знаю. Отец гонца прислал, чтоб мы хоть попрощались. А то боится, не успеем…
Софья кивнула.
— Пять минут мне дай — косу переплести… а, пес с ней! В возке разберу! Кто едет?
— Анюша тут решила остаться. Да и Татьяна себя не слишком хорошо чувствует.
— Одним словом — тетки не едут. Ну и ладно…
Софья натягивала сапожки, а сама лихорадочно размышляла.
Да, скорее всего, они останутся без матери. Так — и не слишком бы жалко, не так уж они и близки были, но свято место пусто не бывает. Погорюет батюшка пару-тройку лет — да и женится на другой. А вот кто это будет, какая она будет… ой, Ё! Шире вселенной горе моё.
Одним словом — надо теперь многое менять в своих планах.
— Царевна…
Одна из девочек протянула Софье дорожный сундучок с самым необходимым. Служанок Софья не терпела. Положено — вот и положите где-нибудь в уголочке, а раздеться-одеться она и сама сможет. Да и косу заплести… ладно! Пусть останется одна служанка, а на остальном — девочек будем тренировать. Как за платьем следить, как шить-вышивать, волосы заплетать, за лицами следить, за фигурой… пусть учатся. Кто лучше оценит их усилия, чем подопытный кролик?
* * *В Кремле было… молитвенно.
Все молились и мельтешили.
То есть молился царь, не выходя из собора. Молились все Милославские, не отходя от царя и предчувствуя свое скорое отдаление от него. И так-то царь их терпел ради жены, а сейчас вовсе погонит.
А мельтешили бабы по царскому терему.
Алексей под руку с Софьей пролетели по нему вихрем, распугивая боярынь и боярышень, как куриное царство. Кто-то попытался их остановить, задержать — легче было ловить молнию.
Царевич так рявкнул, что остальные ему дорогу заступать и не осмелились… а в покоях царицы было…
Пожар в бардаке во время потопа. И даже дым был — от ладана, которым курили вокруг несчастной.
Едва увидев ее, Софья поняла, что дело плохо.
Так люди, которые собираются жить долго и счастливо — не выглядят. Заострившийся нос, запавшие глаза, щеки, с которых в единый миг словно стесали всю плоть, пожелтевшая пергаментная кожа…
Тетка Анна — Морозова — плакала в углу, под кроватью тихо скулила старуха служанка. Причитали хором какие-то женщины — Софья бы их сейчас одну от другой не отличила. Развелось тут…
Алексей опустился на колени у материнского ложа. Взял руку, больше похожую на птичью лапку, коснулся губами.
— Мамочка…
Бесполезно.
Это только в бдразильских сериалах героини могли очнуться от горячки. Здесь же…
— Что с матушкой?
От толпы причитающих отделился невысокий человечек — личный царский лекарь, Лаврентий Блюментрост.
— Антонов огонь, ваше высочество.
Софья прищурилась. Вообще, в медицине она была не специалист, но…
— Давно ли?
— Как родила, так и…
Ага. Значит — родильная горячка, скорее всего — с осложнениями, плюс инфекция — по нынешним временам — смертельно.
— Сколько она уже так лежит?
Софью Блюментрост ответом не удостоил, продолжая глядеть на царевича. Тот, уловив непочтение к сестре, прищурился и с расстановкой произнес.
— Ты вопрос царевны слышал?
— Два дня, ваше высочество…
Лекарь даже чуть поклонился.
— А что с ребенком?
— Царевна Евдокия Алексеевна вечор скончалась.
Софья кивнула. Плохо.
— Сонечка, ты тут останешься?
— Да, я пока тут побуду. А ты к батюшке?
— Да… молиться буду. Мы… останемся.
Непроизнесенное поняли оба. Пока царица или не оправится, или не преставится. За второе голосов определенно больше.
Впрочем, стоило Алексею выйти за дверь, как Софью просто оттерли в сторону, а вокруг царицы опять закружился хоровод из матушек — нянюшек — бабок — боярынь… Софья плюнула — и решительно оттеснила Блюментроста в дальний угол.
— Герр Блюментрост, уделите мне толику внимания?
— Ваше высочество, но царица…
— Доктор, а вы можете излечить от Антонова огня?
Сказано было с такой едкой иронией, что Блюментрост невольно пригляделся к девочке. Худая, с необычно серьезными глазами, темные волосы падают на некрасивое лицо — пока еще гадкий утенок. Что вырастет Бог весть, но разум там уже достойный лебедя.
