Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх
Он посмотрел на меня с укором.
— Граф Гуммельсберг?
— Вы его родственник? — спросил я. — Или верный вассал?.. Хотя да, сэр Альбрехт старается, чтобы комар носа не подточил. Сколько у вас человек?
— Пятьдесят, — сообщил он и, заметив, как дернулось мое лицо, добавил торопливо: — Но это испытанные в боях люди!
— А есть ли у них опыт и умение рубить и разгонять безоружных горожан? — спросил я. — То-то. Они уже прут сюда. Граф Гуммельсберг все предусмотрел в точности. Даже как будто и время рассчитал.
Он повернулся в сторону города, всмотрелся в двигающуюся в сторону холма толпу, уже долетают отдельные крики, его лицо не изменилось, сказал важно:
— Думаю, Ваше Величество, их надо остановить.
Я изумился:
— Правда?
И снова он не понял, кивнул с достоинством, гордый, что подсказывает самому королю, неспособному понять такую простую вещь.
— Да, Ваше Величество.
— Развертывайте отряд, — велел я, — пока посмотрю, что там за народ сюда попрет. Мерзкое дело нам предстоит, но, что делать, придется и свой народ рубить, если придется защищать его же самого от самого себя.
Со стороны города ползет темная тень от сверкающего грозными огнями облака в небе. Я судорожно протер глаза, что-то у меня со зрением, какая тень, это же прет в нашу сторону темная масса народа, уже распаленного справедливым гневом.
Во главе, что заметно сразу, трое или четверо вожаков то ныряют в толпу, то вырываются вперед, заметные лидеры, без которых любая толпа просто спит.
Сейчас они всячески подогревают свой энтузиазм криками и жестами, призывая людей идти и сокрушить, конечно же, еретиков и нарушающих волю Господа. Толпа прет, как весеннее половодье, что в грязной воде несет мусор, смытые с берега и разбитые вдрызг сарайчики и курятники, кусты, трупы животных, обломки не успевшего растаять льда, и снова грязь и грязь...
Я остановил арбогастра, еще не зная, что и как делать. Но остановить, как глубокомысленно сказал этот баннерный сэр Кенговейн, этих обманутых дураков надо, хотя когда я слышу такое и таким тоном, то так и подмывает сделать наоборот, будто выслушал женщину.
— Бобик, — сказал я строго, — останешься здесь.
Во главе толпы напористо двигаются, как ни странно на первый взгляд, священники, но, с другой стороны, почему странно, именно священники и раздирали единый плащ Христов, умело наброшенный на всю Европу такими гигантами, как Тертуллиан и Августин. Лютер был священником, как тот же Кальвин, Гус или даже Коперник, но церковь разодрали на крупные и мелкие куски.
Толпа прет яростная и уже взвинченная, перекошенные лица, крики, вскинутые кулаки, а священники потрясают крестами. С нашей стороны вперед выступили тоже священники и, прижимая к груди Библии, начали с неистовым исступлением читать молитвы.
Наступающие идут без Библий, но у всех во вскинутых руках кресты, у кого размером с нательный, у кого напоминает боевой топор, а лица яростные, в глазах праведный гнев и жажда разметать в клочья еретиков, посмевших... непонятно что, но все равно посмевших пойти против Господа, пытающихся воспротивиться его воле!
Я выехал вперед, вскинул руку и, привстав на стременах, заорал:
— Вас не пугает гнев Божий?
Толпа даже не остановилась, только передняя часть чуть замедлила движение, так половодье нехотя поднимается на пологий холм и быстро обходит его по краям.
Я в бессилии стиснул челюсти. Когда толпа, не помогут ни зачарованный меч, ни доспехи, ни могучий конь и пес. Если фанатики, то сомнут числом, задавят массой. Толпа дураков опаснее дракона.
Они обошли меня, словно гранитный обломок скалы, и поперли в сторону холма, а там, как я смотрел в бессилии, слишком жиденькая цепочка охраны. Прорвать ее не составит труда, а сам маяк вряд ли сумеет себя защитить. Во-первых, это явно не военная штука, во-вторых, еще только строит себя, беззащитнее птенца орла.
Арбогастр развернулся вслед толпе и недовольно похрюкивает, не понимает, чего я жду. Судя по размерам, здесь не меньше двух тысяч идиотов, что верят, будто это Господь послал карающий меч на человечество. А не шарахнул сразу, это чтобы дать покаяться, как твердит церковь, завещать ей все имущество, об этом священники не забывают, признаться во всех грехах, получить отпущение... за пожертвование церкви, понятно.
Ладонь моя, то и дело прыгающая, как лягушка, на рукоять меча, будто сама по себе скользнула к седельной сумке. Я торопливо расстегнул ремни и выхватил клетку, что сейчас не больше грецкого ореха, чуть увеличил ее и сказал свистящим шепотом:
— Эй, не спишь?
Крохотный красный воин, размером с фараоново- го муравья, лежит в позе чемоданчика, на хлынувший сверху свет не повернул голову.
— Так ты в самом деле, — спросил я, приглушая голос, — принес мне клятву?
Он поднялся, странно медленно для таких размеров, ухватился крохотными пальчиками за едва видимые прутья.
Голос его прозвучал тоньше комариного писка:
— Я же сказал, мой лорд! Моя клятва нерушима, ты это знаешь.
Я медленно наклонил голову, одолеть этого демона удалось почти чудом, второй раз может и не получиться, но в последнее время в самом деле отчетливо понимаю, когда врут, а когда не врут.
— Я тут на досуге, — сказал я небрежно, — его у королей девать некуда, поразмышлял, повспоминал и отыскал заклятие для этой клетки. Подумать только, ее можно сделать в сто раз мельче макового зернышка!.. Даже в тысячу.
Красный гигант вскричал тем же комариным голосом:
— Мой лорд, ты же этою не сделаешь?
— Нет, — ответил я великодушно. — Но все кому- то служат, а я все это время придумывал, чем тебя озадачить.
— Но я буду служить! — донесся писк. — Я дал не рушимые клятвы! Мы обязаны служить тем, кто сильнее нас.
— Хорошо-хорошо, — сказал я торопливо, — я тебя выпускаю. Как твое имя?
— Феррун, — ответил он. — Только назови его, и я снова окажусь перед тобой, господин!
— Хорошо, — сказал я. — Вот тебе задание. Видишь толпу, что уже прет на холм? Ее надо...
— Уничтожить?
— Только в крайнем случае, — ответил я. — А лучше всего погнать обратно. Без жертв, если получится. Но если с жертвами... что ж, великие цели требуют и великой платы...
Он сжался, ухватился за прутья, а я сосредоточился и проговорил длиннейшее заклинание из книги Уэ- стефорда, стараясь выдерживать темп, интонации и не перепутать ударения.
В какой-то миг казалось, ничего не случилось, однако после недолгого раздумья клетка пошла ввысь и в стороны. Прутья раздвинулись сами, воин из красной стали поспешно шагнул наружу, пока еще мне до колена, но быстро вырос и снова стал на голову выше, шире в плечах, а изо рта плеснуло язычками багрового огня.
Арбогастр беспокойно переступил с ноги на ногу, а Бобик встал со мной рядом и угрожающе зарычал.
Я ощутил беспокойство, когда прежняя раскаленная глыба металла повернулась ко мне всем корпусом.
Глазницы заполнились оранжевым огнем, он прорычал:
— Повинуюсь, мой лорд.
Арбогастр как будто вздохнул с облегчением, когда этот Феррун с огромной скоростью метнулся вслед за толпой.
Мы не двигались, а красный гигант возник уже перед прущим наверх народом, которому осталось до маяка несколько шагов. Мы отчетливо видели, как он вскинул руки, между ладонями вспыхнула ветвистая багровая молния.
Через мгновение между ним и людьми взвилась жаркая стена огня. Послышались крики, сзади напирают, передних выдавило в огонь, крики стали душераздирающими, а Феррун потряс вскинутыми руками и сжал кулаки.
Молния сорвалась с растопыренных пальцев и ударила в землю прямо перед напирающими. Стена огня начала расширяться, тесня толпу с холма, но задние продолжают напирать, я устрашенно видел, как передние ряды исчезают в огне.
Наконец, ужас охватил всех, но отступали сперва неохотно, потом все быстрее, наконец бежали, падая и вскрикивая, когда по их спинам, как табун, промчались остальные.
Огненная стена погасла. Багровый гигант поклонился издали, из-под ног у него выметнулся огонь, и он исчез, то ли погрузившись в землю, то ли распавшись на искры.
— Слава богу, — сказал я дрожащим голосом. — Да примет Господь души этих обманутых дураков... а мне их все равно почему-то не жалко. Хотя да, понимаю, не ведают, что творят... а вот все равно не жалко. Статистика это, всего лишь статистика. И ничего кроме... не отвлекайся, дурак, на жалость, не отвлекайся...
Я собирался отбывать обратно, однако разведчики сообщили, что в нашу сторону направляется большой отряд бурнандской конницы. Во главе двигаются всадники со знаменами, на которых изображен большой черный ворон.
— Королевские знамена, — определил я и, поймав взгляд Норберта, пояснил: — Там королем Эдвин Рафнсварт, что значит на их наречии «Черный Ворон». Хорошо, хотя и непонятно... Ах да, мы договорились заключить союзный договор, но так и не подписали.
