Вячеслав Ковалев - Хадават
– Есть! У нас получилось! – вскрикнула Гроздана, радостно пялясь на горящую звезду в круге, которая не думала исчезать со спинки трона. Как и с грани куба.
– Получилось, – подтвердил Горан, – а дальше что?
Ответить никто из них не успел. Потому что оба знака вдруг начали мерцать, а потом трон стал исчезать. Он таял, как утренний туман. А на его месте проявился проход. Они стояли, не решаясь ничего предпринять. Куда ведет проход, еще неизвестно, и неизвестно, смогут ли они оттуда возвратиться. Проход не спешил исчезать. Он только стал немного подсвечиваться, будто приглашая их войти. А может быть, им это показалось.
– Рискнем?
– Давай сначала заглянем.
Они заглянули, но ничего особенного не увидели. За проходом, который тянулся шагов на десять, находился просторный зал с колоннами, очень похожий на тот, в который они попали в самом начале.
– Я думаю, стоит посмотреть, что скрывается за другими знаками, – почему-то шепотом сказал монах.
– А если этот больше не откроется?
– Откроется, – уверенно сказал он.
На том и порешили. Открытый проход через некоторое время закрылся, и в комнате все стало так, как было. Они по очереди активировали следующие два. За первым, с пересеченными кругами, был длинный коридор, тонувший в полумраке, а вот за треугольниками плескалось море. Самое настоящее море. Туда-то им точно не надо.
– Куда пойдем, толстый? – весело спросила наемница, когда проход к морю закрылся. – Я бы, конечно, поплескалась в водичке, да только не время сейчас. Остаются зал и коридор.
– Я бы пошел в зал. Не спрашивай почему. Просто мне больше нравится зал, чем коридор.
– Я ничего не имею против. Зал так зал.
Монах уже привычно подошел к кубу, Гроздана к трону. Горан положил ладонь на грань куба. Но… ничего не произошло. Знаки не появились.
– А! Демоны! Я так и знала! Ну почему всегда все усложняется! – И тут куб исчез. Нет, он не растворился и не растаял, просто ушел в пол. Был – и нет. Все. А вслед за этим две противоположные стены начали двигаться навстречу друг другу. А вместе с этим стал таять четвертый трон. Без знака.
– Похоже, кто-то решил, что если мы сами не можем выбрать, куда идти, то он сделает это за нас.
– Знаешь, это не самое плохое развитие событий, – бросила наемница, заглядывая в открывшийся проход. – По крайне мере, оттуда есть выходы. Идем! – И она решительно сделала шаг. Монах отправился следом.
Зал как зал, длинный, прямоугольный. Вдоль стен большие кованые сундуки. И скелеты. Несколько штук. В самых разных позах.
– Только их нам и не хватало. – Это были первые скелеты, которые они увидели в палатах.
– Это, наверное, те, кому не удалось выбраться, – рассеянно произнес монах, наблюдая за тем, как проход, через который они покинули комнату с кубом, затягивается черным туманом, и вот на его месте уже просто стена. Он тщательно ощупал ее. – Да. Скорее всего, назад в комнату с кубом не попадешь. И раздумывать особо долго не дают. Открыл – шагай. Не хочешь, мы тебе поможем.
– А что у нас в сундучках? – Гроздана откинула массивную крышку и ахнула: – Великие массаны, Отец-Вседержитель! Да на это можно полмира купить!
Она принялась откидывать крышки. Монах заглянул в сундуки. Камни. Драгоценные камни. Рубины, сапфиры, алмазы, изумруды. Их было столько, что сознание отказывалось воспринимать. Гроздана захватила горстью изумруды, подкинула на ладони и с полным безразличием на лице бросила обратно в сундук.
– Тебе не кажется, что все это как-то… ну не так, слишком наигранно, что ли, – сундуки с сокровищами, скелеты.
– Пожалуй, ты права. – Он присел над одним из скелетов. – Ну-ка, дева, подойди сюда.
Гроздана подошла.
– Потрогай. – Он указал на скелет.
Гроздана скривилась, но возражать не стала. Наклонилась, дотронулась.
– Так это же не кость! – воскликнула она.
– Вот и я о том же. Игрушка. Искусно сработанная, но игрушка. Пойдем отсюда!
Они опять почти успели. Почти. Им не хватило самую малость. Едва они вышли в соседний зал, как на пути у них возникли трое в одинаковых кроваво-бордовых длинных балахонах с накинутыми на головы капюшонами. Руки их были скрещены на груди, кисти терялись в широченных рукавах. Лиц их видно не было.
– Я так и знала, – процедила Гроздана сквозь зубы, вынимая метательный нож. – Экие ребята, очень на тебя похожи, толстый.
Горан не ответил, он что-то быстро зашептал и поудобнее перехватил секиру.
– Сдается мне, миром мы с этими ребятками не разойдемся, – прошипела Гроздана.
Трое резко рванулись к ним, и наемница метнула нож. Тот ушел точно под капюшон одного из бордовых. Он словно споткнулся, откинулся назад, раздался звук осыпающегося песка, и балахон упал на пол. Пустой. Двое других просто исчезли.
– Что за… – Гроздана вертела головой, отыскивая исчезнувших противников. Они появились неожиданно. Теперь их было уже пятеро. Они встали клином, острием к Гроздане. Те, что находились сзади, резко раскинули руки в стороны, по залу пошел гулять сквозняк. А первый, стоявший на острие, поднял голову. Гроздану словно молотом ударило. Из-под капюшона на нее невыносимо ослепительным белым светом сверкнула пара раскосых глаз. Больше ничего. Ни рта, ни носа, вообще лица нет. Только глаза. Они жгли, давили, слепили. Гроздана упала на колени, сил сопротивляться не было. Такой боли она не испытывала никогда. Эта боль была везде. Она раздирала кожу на лице, дробила кости и рвала мышцы. Наемница закричала. И тут сбоку на нее налетел ураган в серой рясе, смял, стоптал и отбросил прочь. Бордовые монахи разочарованно пискнули, недовольные тем, что у них забрали жертву. Горан подоспел вовремя. Стараясь не смотреть в ослепляющие глаза, он широко размахнулся и запустил в клин свою секиру. Та, недовольная таким с собой обращением (чай, благородное оружие, и летать ей вовсе не пристало), дико засвистела, стараясь как можно быстрее добраться до виновников. Гроздана, корчась на полу, сквозь пелену слез, заливавших глаза, видела, как та вращается, с каждым витком приближаясь к бордовым. Полулунное лезвие сверкнуло, попав в луч света, и секира врубилась в пятерку бордовых. Видимого вреда она им не нанесла, но страшный клин распался. Первый из них мотнул головой и отлетел назад, сбивая второго и третьего. Последние двое устояли на ногах, но отшатнулись в сторону. Боль, разрывавшая Гроздану на части, немного отпустила, девушка до крови закусила губу и метнула ножи, три подряд, один за другим. Безрезультатно. Горан уже несся на бордовых, размахивая своей страшной цепью с шаром. При этом с его губ срывались какие-то совершенно непонятные Гроздане фразы. Он налетел на рассыпавшийся клин, крутанул шаром, отбрасывая от себя двоих поднимающихся бордовых, запустил его вперед, заставляя отступить еще двоих, и схватил за грудки того, что стоял на острие клина. Одним мощным рывком он поднял его и, почти прижав свое лицо к темному провалу капюшона, вцепился в него взглядом. При этом он продолжал нести свою тарабарщину.
Все вокруг замерло. Замерли четверо бордовых, замерла Гроздана, в чудовищном напряжении замерли двое противников в рясах: серой и бордовой. Даже крупинки пыли, весело крутившиеся в лучах света, проникавших в зал сквозь световые окна, замерли в ожидании. И только непонятные гортанные фразы отделялись от монаха и впивались в бордового.
И тут все кончилось. Голос Горана достиг предела, взвился к потолку и ужасным молотом обрушился на противника. Бордовый несколько раз дернулся, пытаясь вырваться из цепких рук монаха. Потом раздался полувздох-полустон, и бордовая ряса обвисла пустым мешком в руках храмовника. Остальные моментально исчезли. Гроздана попыталась встать. С трудом, но ей это удалось. Она подошла к монаху, который так и стоял столбом, сжимая в руках кусок ткани, только что служивший рясой. Ничего не говоря, на это просто не было сил, она подошла к напарнику и похлопала его по плечу. Тот вздрогнул, сразу как-то обмяк и медленно опустился на пол. Гроздана хотела его подбодрить, наклонилась, и слова застряли у нее на языке. Она едва сдержала крик. Лицо монаха покрывали ожоги, из глаз и ушей, заливая лицо и шею, текла кровь.
– Горан, Горан, ты меня слышишь? – Она встряхнула его. – Ты меня слышишь, монах? Ответь мне! Скажи хоть что-нибудь! Не пугай меня! Не надо!
– Я… я слышу тебя, наемница, – прохрипел он, – слышу. Только вот… не вижу ничего… – И огромное тело монаха тяжелым кулем повалилось на пол.
Следующие полчаса дались Гроздане очень тяжело. У нее все ныло от боли, глаза продолжали слезиться, и невероятно хотелось спать. Но она гнала сон прочь. Ей удалось влить несколько капель воды в рот Горана. Подумав, она пожертвовала частью драгоценной воды и обмыла его лицо. Ожоги были не так страшны, как показалось сразу, но глаза продолжали оставаться закрытыми, веки были неестественно малинового цвета и очень сильно набухли. Она не знала, сможет ли он когда-нибудь открыть их. Монах спал. Гроздана знала это точно. Дыхание его постепенно успокоилось, он перестал хрипеть, и беспамятный провал сменился сном. Гроздана позволила себе сделать пару глотков из фляги. Ей спать никак нельзя. Сейчас монах беспомощней ребенка. А значит, надежда только на нее.
