Диана Удовиченко - Клинок инквизиции
Вдоль лавки прохаживался веселый румяный парень в черной одежде. Он наградил Дана радостной улыбкой и потер ладони.
В центре камеры стоял сухощавый маленький человечек в длинной хламиде и квадратной шляпе. Он тут же подошел к Дану, принялся осматривать его, как лошадь на ярмарке: помял шею, похлопал по плечу, пощупал голову. Некоторое время Дан терпел, потом, когда человечек попытался оттянуть ему губу крючковатым пальцем, оскалился, зарычал и клацнул зубами. Этот идиотский сон раздражал его все сильнее.
Человек отскочил, а к Дану от двери бросился стражник, ткнул кулаком в спину. Боль от удара была самой настоящей, реальной.
– Подозреваемый здоров, – сухо произнес человечек.
– Что ж, тогда начнем, – ответил сочный баритон.
Только сейчас Дан заметил, что в комнате присутствуют еще люди. За столом в углу сидели двое – сладко улыбающийся толстяк и широкоплечий мрачный мужчина с орлиным профилем. На обоих были черные балахоны с капюшонами и белыми крестами на груди. За плечом мрачного стоял здоровенный мужик в рясе. Некрасивое, с крупными чертами лицо было абсолютно невозмутимым, взгляд прозрачным и ничего не выражающим – так обычно смотрят профессиональные секьюрити.
– Твое имя? – ласково спросил толстяк.
Голос у него тоже был какой-то жирный, масленый, липкий. Слишком тонкий и сладкий для мужчины.
– Мартин Соммер, добрый господин, – неожиданно для себя ответил Дан.
Толстяк облизнул пухлые губы, причмокнул со вкусом, взял со стола гусиное перо, обмакнул в чернильницу и стал старательно водить по пергаменту.
– Чем зарабатываешь на хлеб? – сурово сдвинув густые брови, поинтересовался второй.
– Я солдат, добрый господин. Бывший солдат.
В нем словно поселилась другая личность, которая и выдавала ответы за Дана, не позволяя даже задуматься. Он решил не сопротивляться: личность явно знала об этом мире больше и ориентировалась не в пример лучше.
Толстяк добродушно покивал, подслеповато щурясь и тщательно записывая каждое слово. Его товарищ был не так доволен, сверлил Дана пронзительным взглядом черных глаз:
– Ты знаешь, кто я?
– Нет, добрый господин…
– Яков Шпренгер. А это, – он указал на толстяка, – Генрих Инститорис. Мы инквизиторы, присланные папой Иннокентием в Равенсбург, дабы искоренить колдовство и ереси. Ты, Мартин Соммер, предстал перед следствием святой инквизиции. Знаешь ли причину, по которой ты здесь?
– Нет, господин…
– Ты должен доказать, что являешься добрым христианином, а также, что ты не участвовал в шабашах, не осквернял святынь, не вступал в сношения с дьяволом и демонами. Ведь тебя застали на месте проведения шабаша. Это серьезное обвинение.
– Меня ударили по голове и притащили туда, чтобы принести в жертву.
– Так докажи это.
– Признай свою вину, – сладко пропел Инститорис. – Покайся перед Господом.
«Сознавайся во всем!» – вспомнился совет старика. Дан упрямо мотнул головой: бред! Какие на хрен дьяволы-святыни?
– Хорошо, очень хорошо, – с какой-то извращенной радостью протянул Инститорис. – Тогда начнем. Герр Фиклер, осмотрите тело подозреваемого на предмет печатей дьявола.
Стражник сорвал с Дана одежду.
– Ты весь в крови! – У Инститориса загорелись глаза.
– Это не моя кровь, добрый господин. Я дрался с колдунами.
Толстяк подозрительно проговорил:
– Это еще нужно доказать. Итак, герр Фиклер…
Доктор с опаской подступил к Дану, два раза обошел вокруг него.
– Нет, ничего особенного, – наконец разочарованно произнес он. – Имеется одно небольшое родимое пятнышко на плече, но оно обычное, не синеватого цвета, какими, вне всякого сомнения, должны быть дьявольские метки. Впрочем, нужно проверить его на чувствительность.
Герр Фиклер достал длинную кривую иглу, нацелился ею в родинку. Этого Дан уже стерпеть не мог: сложив скованные руки вместе, двинул доктора в челюсть. Тот отлетел на несколько шагов, приземлился возле стола инквизиторов и обмяк.
Стражник поднял меч, бросился на пленника. Дан увернулся, упал на спину, сделал ногами подсечку. Охранник рухнул, громыхая доспехом. Пока он пытался встать, Дан рванул к двери. Но тут ему опять врезали по голове.
– Сколько можно? – взвыл Дан, падая.
Румяный палач со Шпренгером скрутили его, снова поставили перед столом.
– В тиски! – пропищал Инститорис. Маленькие свиные глазки заблестели, на лице появилось возбужденное выражение: – И руки, и ноги! На лестницу! Растянуть! На «молитвенную скамью»! Тогда заговорит!
– Ты мне еще вскрытие без наркоза сделай, – огрызнулся Дан.
– Подожди, брат Генрих, – возразил Шпренгер.
– Разве ты не видишь, брат Яков, что он одержим дьяволом?!
– Для начала выслушаем свидетелей. Быть может, до пыток не дойдет.
Инститорис разочарованно надулся. Шпренгер посмотрел на Дана едва ли не с уважением, приказал стражнику, который к тому времени поднялся на ноги:
– Вызови сюда Лизу Соммерс.
– Хоть одеться дайте! – возмутился Дан.
– Нагими мы приходим в этот мир, нагими уходим из него, – ехидно заметил Инститорис.
Дан пожал плечами, закрыл причинное место ладонью.
В пыточную, спотыкаясь и оглядываясь, вошла небогато одетая женщина. Увидев Дана, она расплакалась:
– Мартин, сыночек…
– Матушка… – в полной растерянности пробормотал Дан.
Он знал, что следует сказать именно так, и помнил эту женщину. Вернее, ее помнил Мартин Соммерс, Дан же не испытывал к ней никаких чувств, кроме сожаления: кому понравится увидеть своего ребенка в инквизиторской пыточной?
– Узнаете ли вы этого человека? – холодно спросил Шпренгер, словно и не слышал слов женщины.
– Это мой сын Мартин! Он хороший мальчик. Отпустите его, он не делал ничего дурного!
– А скажи, Лиза, – прищурился Инститорис, – не замечала ли ты за сыном признаков бесноватости? Быть может, он вел себя странно? Заговаривался? Уходил по ночам?
– Ничего такого, видит Господь! – рыдала несчастная.
– Наверняка лжешь. Может, поднять тебя на лестницу? – задумался толстяк. – Это развяжет язык твоему отпрыску…
Дан снова приготовился драться – не мог же он допустить, чтобы из-за него пытали ни в чем не повинного человека. Но Шпренгер опять решил по-своему:
– У нас есть еще свидетели. Послушаем всех. Ввести Марту и Анну Шлуттербауэр.
Стражник ввел женщину, за нею шла девочка, в которой Дан узнал Марту, спасенную им от колдунов.
– Это он! – Женщина упала на колени, молитвенно простерла руки к Дану.
– Кто он? – хладнокровно переспросил Шпренгер.
– Ангел! Ангел, посланный богом, чтобы освободить мою Марту!
Захлебываясь слезами и благодарностями, Анна начала рассказ – о том, как дочь похитили из дома, опоили каким-то зельем, собирались принести ее невинность в жертву бесу. Потом вмешалась и Марта, упоенно живописуя невероятные подвиги Дана. Со слов девочки выходило, что он, окутанный белым сиянием, поднялся с алтаря, который колдуны хотели окропить его кровью. В руке его из воздуха появился огненный меч, и Дан принялся карать безбожников, помогая себе молитвой и крестным знамением. Марта клялась, что над головой спасителя в этот момент светился нимб.
Палач со стражником заслушались, почтительно поглядывая на пленника, Инститорис раскрыл рот от изумления, Шпренгер – Дан мог в этом поклясться – прятал торжествующую ухмылку. Сам он мог думать только об одном: что за дрянь сатанисты влили в девчонку, раз у нее случились такие знатные глюки?
– Я как хватилась дочку, подняла всех соседей. Прибежали мы к часовне. И люди видели, добрые господа, – подхватила Анна, – этот человек перебил почти всех колдунов и ведьм, а потом вынес мою дочь на руках из проклятого места.
– Другие свидетели утверждают, что при этом Мартин Соммерс выглядел безумцем, – возразил Инститорис. – А ты что скажешь?
– Это святое безумие, добрый господин! – воскликнула Анна. – Весь город говорит: в этом человеке живет ангел божий!
– Никогда о таком не слышал, – недовольно пробормотал толстяк. – В людей обычно вселяются бесы и демоны. Но чтобы вселился ангел…
– Уведите свидетелей, – приказал Шпренгер. – Думаю, с этим делом все ясно. Целый город лгать не станет.
– Ну может, хоть волосы под мышками ему подожжем, брат Яков? – жалобно спросил Инститорис.
– Полагаю, брат Генрих, достаточно будет, если подозреваемый без запинки прочтет «Отче наш».
Шпренгер поощрительно кивнул Дану.
«Отче наш», да без запинки… Убежденному атеисту трудновато. А если еще и по-немецки… Но память Мартина Соммерса не подвела:
– Unser Vater in dem Himmel! Dein Name werde geheiligt…[10]
Дан дочитал молитву до конца.
– Еще! – сердито потребовал Инститорис.
Пришлось повторить молитву десять раз.
– Думаю, достаточно, – подытожил Шпренгер. – Снимите с него цепи. Ты доказал свою невиновность, Мартин Соммерс. Ты свободен. Одевайся.
