Sleepy Xoma - Путь тьмы
— Не глупи, — перебил ее император. — Мне твое согласие ни к чему. Я не изменю решения: все враги Империи проклянут тот день, когда они пошли на Последнюю войну.
— Тогда…
— Почему? Я, кажется, уже сказал: ближе тебя у меня нет никого. — К тому же, других кольценосцев женского пола в Империи не осталось и вряд ли у него выйдет породниться с кем-нибудь из благороднейших дев, или принцесс Лиги.
— Я…это так неожиданно, — бокал в ее руках задрожал. — Мне нужно время…подумать.
— У нас нет времени. Да, или нет?
Шахрион заглянул ей в глаза и в них увидел ответ. Он дал Тартионне то, чего она хотела больше всего, и сердце Ледяной ведьмы растаяло.
— Я согласна.
Император подошел к ней и нежно поцеловал в губы.
— Хорошо. — Шепнул он на ухо советнице. — Мы поженимся любой из дней до моего отъезда — сама выбери, какой больше нравится — а свадьбу отпразднуем по завершению кампании. В Белом городе.
Бокалы звонко стукнулись, расплескивая драгоценное вино, чьи капли, такие же алые, как кровь, упали на каменный пол, знаменуя собой новый союз.
* * * Десятая ночь первого месяца весны 36-го года со дня окончания Последней войныНа улице было холодно, и Шахрион подошел к ближайшему костру, чтобы погретья. Не успел он, однако, насладиться теплом, как пламя заморгало, огонь прибился к земле, повеяло могилой.
— Гартиан, — развернулся император, нос к носу сталкиваясь с личем. — Не рановато ли?
Белые зубы нежити блеснули из-под капюшона.
— Тебе все равно не спится, император.
— И ты знал это, покидая свои покои? — выгнул брови Шахрион.
— Да. У мертвых есть свои…преимущества. — Лич перетек вправо и сунул пожелтевшую кисть в огонь. Костер окончательно потух, оставив после себя лишь несколько тлеющих угольков. — Жизнь крайне ненажедная субстанция, верно, влаыдка?
— Ты сегодня настроен на философский лад?
— Что-то в этом духе, — мрачный голос верховного некроманта гулко бился о своды черепной коробки Шахриона, заставив того поморщиться — мертвец был очень доволен и не скрывал своей радости.
— Ты ведь не в шемтис поиграть пришел, — произнес император. В походе лич, любивший эту игру, пытался заменить за доской Тартионну, неизменно проигрывая, злясь, и стремясь взять реванш лишь для того, чтобы прийти к новому поражению. — Выкладывай, что хотел.
— Вороны принесли послание с юга. Твой молодой кольценосец одержал первую победу. Пограничная крепость пала тихо и почти без борьбы.
— Иного я и не ожидал от моего лучшего командира.
— Иритион, стало быть, уже не лучший?
— И никогда им не был. Ему не хватает фантазии.
При этих словах лич недовольно заворчал — он принял слова императора на свой счет. Отчасти это объяснялось параноей, пожравшей мозги колдуна еще при жизни, отчасти же — объективной реальностью. Сильнейший некромант Империи, при всей своей мощи, был никудышным игроком в шемтис, лишь гордыня мешала ему признать очевидное и заставляла едва ли не на каждом привале бросать вызов Шахриону. Иритион тоже перестал выигрывать у императора, когда тому было шестнадцать лет, и лишь Китарион с Тартионной могли составить достойную компанию за игровой доской, что, кстати, тоже бесило лича сверх всякой меры.
— Какие-нибудь интересные подробности?
— Отсуствуют. Гарнизон был достаточно силен, но расслаблен. Нас пока что не ждут.
— Так и задумывалось. Я надеюсь занять все земли до Быстротечной, пока вепри не опомнятся. У Сангрилэнов пока что много владений и немало солдат.
— Которые пополнят нашу армию.
— Безусловно, если, конечно, поросята не спрятали в кустах полусотню магов. Тогда исход сражения видится мне не столь очевидным. — Решил Шахрион подзадорить собеседника
— Я один стою сотни! — мгновенно окрысился чародей.
— Стоишь, — легко согалсился император, в очередной раз поражаясь тщеславию лича. Впрочем, тот не кривил душой. Гартиан внушал ужас уже при жизни, и если бы хотел, мог с легкостью свергнуть предыдущего императора. Но в голове этого религиозного фанатика попросту не укладывалось, сама мысль о смещении с трона, или даже убийстве, человека, посаженного на него Матерью. — Вот только если ты начнешь воевать серьезно, врагов придется отскребать с поля боя. Как тогда мы используем их тела?
Эти слова явно польстили личу, потому что голос, звучащий в голове императора, стал мягче.
— Ты умеешь льстить, владыка.
— Жизнь заставила. — Он посерьезнел. — Есть ли донесения от…группы?
Лич наклонил голову.
— Все почти готово, владыка. Завтра-послезавтра будет зажжен последий костер, и можно будет действовать.
Шахрион был доволен ответом.
— Хорошо. Тогдя я с твоего позволения все же попытаюсь немного поспать. Увидимся завтра, буди, если что-нибудь случится.
Глава 3
Деревенька Большие Кузницы вольготно раскинулась на берегу небольшой, но быстрой речки. Четыре десятка домов, три кузни около воды, церковь Отца, заменившая собою храм Брата, да небольшое старое кладбище — вот и все достопримечательности этого небольшого и унылого местечка, затерянного на западе Стоградья. Война сюда еще не пришла, но время от времени напоминала о себе.
На закате промозглого веселого дня в деревне появилась женщина. Она была одета в грязное потрепанное платье, а за спиной ее болталась видавшая виды котомка. На вид женщине было тридцать-сорок лет, изможденное лицо ее бороздили морщины, а в глазах застыли печаль и покорность.
Было видно, что ветер судьбы изрядно порезвился с жизнью путницы, закружив ту, словно сухой листочек в ненастье, и далеко унеся от насиженных мест.
Провожаемая взглядами селян, женщина медленно семенила к храму Отца и робко постучала в тяжелую деревянную дверь.
— Тебе никто не откроет, бабонька, — проговори деревенский староста, которого успели кликнуть мальчишки. — Все ушли.
— Куда? — Тупо переспросила женщина, поворачиваясь к нему.
— Кто знает? — пожал тот плечами. — Быть может, на север — воевать, а может, на запад — к его величеству. В деревне не осталось сынов.
— Даже низких?
— А у нас других отродясь не водилось — слишком чести много для мужичья. И низкий-то был один. Слабенький, правда, — староста вздохнул. — А сама ты откуда будешь?
— С севера, — лаконично ответила женщина.
— Как там?
Она помрачнела.
— Плохо.
— Так плохо, что бросила хату и убегла?
— Хуже.
— Значит так, иди-ка ко мне, поешь, обогреешься, да расскажешь, что у вас творится.
Дом головы — большое деревянное строение с дощатой крышей — располагался рядом с храмом и выглядел куда прочнее прочих жилищ. Староста выделил женщине каморку, чтобы та немного привела себя в порядок, и стал ждать ее к ужину.
Беженка появилась причесанная и умытая, одетая в латаное, но чистое платье, и лишь голодный блеск в ее глазах выдавал пережитое. На угощение она набросилась, словно голодный волк. Ела жадно, глотая куски, не тратя ни секунды на посторонние действия, и лишь когда пища подошла к концу, женщина отодвинула от себя тарелку.
Это послужило сигналом для старосты и его семьи — на незнакомку обрушился шквал вопросов.
— Как тебя звать, болезная? — спросила жена старосты. — Откуда ты будешь?
— Гирна я, — представилась женщина. — Буду с севера, иду почти от самой границы.
— Куда идешь?
— Подальше от войны.
— А муж что, дети, дом, земля? — спросил староста.
— Мужа и сына убили волки, дом сожгли. А пепелище слабо держит, — с горечью в голосе произнесла та. — Я бегу, а война наступает на пятки…
Домочадцы переглянулись.
— Правду ли говорят, что север потерян?
— Правду, и не только север, волки уже в Стоградье.
— А благородные что?
Женщина злобно зыркнула.
— Что, что… В заднице ковыряет, вот что. Я иду от самой границы и мимо меня на север промаршировали три армии. Назад они улепетывали куда быстрее. Самого венценосца не видела, не знаю, но дам совет: прячьте зерно и дочек. Скоро северяне придут и сюда.
— На все милость Отца…
— За Отца не скажу, а от Ордена толку мало, — вздохнула беглянка. — Люди на дорогах говорят, что их сильно огонь потрепал. А тех, кому мало было, добавили колдуны собачьего венценосца.
Женщина еще долго отвечала на вопросы, и лишь когда стало смеркаться, она зевнула, закрыв рот ладонью.
— Спасибо за то, что накормили. Мне завтра рано в путь, позвольте отдохнуть.
