Анна Гринь - Забудь мое имя!
Последнее Идерна произнесла с таким нескрываемым торжеством, что Амадеус не сдержался и скривился.
– Спасибо, мама, – улыбнулся Бес.
Лена на его руках пошевелилась, вздохнула и сквозь забытье прошептала:
– Добби свободный эльф. – В полной тишине ее слова услышал каждый.
– Хм, – кашлянул через минуту Амадеус. – Может, тем лучше…
Но Бес не стал слушать отца, одним рывком перемещаясь в подземелья. Там, внизу, сокрытые от внешнего мира зимних холодов, неспешно ходили в своих каменных искусственных ложах горячие воды подземных озер. Из темно-синей глубины вынырнули десятки маленьких стихиал, безмолвно протягивая вперед водяные тоненькие ручки, готовые принять в свои объятия тело девушки. Благодарно улыбнувшись созданиям силы, Бес шагнул с края озера, сразу уходя на дно.
Озеро вспенилось, воды почернели от наполнившей их тьмы, отгораживая Беса и Лену от всего мира. На дне и в темноте не понять, сколько прошло времени. Минуты? Часы? Может, даже годы?
Демон вынырнул, щурясь на свет, льющийся из пробитого в скале окошка.
– Как она? – спросил Гай, заставив Беса вздрогнуть. Темный глянул на длинноволосого, но демон продолжал меланхолично поедать бутерброды с огромного подноса.
– Нормально, могло быть и хуже, – улыбнулся Бестелион, присаживаясь рядом с Гаем и отправляя в рот ломтик вяленого мяса.
– Амадеус злой, как сыч, но ничего сделать не может. Слово сильнейшей нарушать нельзя, – усмехнулся Гайлеон. – А эллы опять устроили штурм наших магических границ. Как маленькие, честное слово.
– Что дальше, Гай? – задумчиво спросил Бес.
– Ты для начала с этой малышкой разберись, – хмыкнул Гай, наблюдая, как водные создания выносят на поверхность Лену, живую, здоровую и в сознании.
– О! Еда, – сказала девушка.
Следующие несколько минут демоны, посмеиваясь, смотрели, как, забравшаяся к Бестелиону на колени совершенно мокрая Лена быстро поедает принесенную Гаем снедь.
– Ну что? Не надоело тебе бегать? – спросил темный демон.
– Надоело, – с набитым ртом ответила Лена.
– Не будешь?
– Не буду. Но…
– Что «но»? – напрягся Бес.
– Дяденька, отпустите домой, хоть на денечек. А?
– Тебе это нужно? – уточнил демон.
– Да, – кивнула девушка.
– Хорошо, – согласился демон, – но дай мне слово, что вернешься.
– Да, тетушка фея, – улыбнулась Лена. – Я вернусь раньше, чем карета превратится в тыкву.
– Кажется, ее сильно ударили по голове… – крякнул Гай, давясь смехом.
– Хорошо, – еще раз кивнул Бес и посмотрел на Лену, чуть склонив голову. Ее одежда и волосы тут же высохли. – Я тебя отпускаю.
– Ура! – вскочила Лена.
– Только возвращайся, – попросил Бес, накидывая ей на плечи взявшуюся будто из ниоткуда короткую черную шубку из легкого блестящего меха.
Глава 16
Я не успела ничего сказать, как очутилась на знакомой лестничной клетке перед собственной дверью, обитой темно-бордовой искусственной кожей. Все было такое родное и милое, даже не самый приятный запах в подъезде и обшарпанная стена у мусоропровода. Прикусив подрагивающую нижнюю губу, я провела пальцами по тому месту, где у латунных гвоздиков искусственная кожа чуть порвалась, обнажая светлое нутро обивки.
Прошло не больше месяца с того утра, которое изменило и мою жизнь и меня. Я так немного просила, а получила… Кажется, потерь вышло больше. Не знаю даже, могу ли вернуться к прежней жизни. А что происходило здесь без меня? Что с мамой? Как она?
Страшно становилось лишь от одной мысли, что все эти дни я ничего не знала о Свете. С ней могло случиться что-нибудь еще, а я даже не была рядом.
Но сейчас, для начала, надо попасть в квартиру. Это самая легкая проблема. Как-то, когда мама потеряла ключи от дома и просидела под дверью четыре часа, покуда ждала меня, мы решили припрятать ключи возле входа. Хотя ни разу наш тайник нам так и не понадобился.
Я присела на корточки, подметая подолом шубки грязный пол, и отыскала одну из маленьких кафельных плиток возле двери, пошатывающуюся в своем гнезде. Заметить это можно было, только наступив на нее, но мы специально выбрали именно ту, на которую никто никогда бы не наступил. Подцепив квадратик ногтями, я вытащила его из ячейки и раскопала гипсовую пыль, нащупав там холодный металлический стержень ключа.
Квартира встретила меня холодом пустых комнат и каким-то кислым запахом. Похоже, Света перед отъездом в Киев оставила что-то из еды на столе или в мусорном ведре. И либо в квартиру с тех пор никто не заходил, либо никому не было до этого дела. Оба варианта меня напугали. Все время я старалась не думать о маме, чтобы не вспоминать еще раз тот ужас, который представляло собой ее тело на заснеженной дороге. Люди после подобного не выживают… Но мое сердце не болело, не дергалось, предчувствуя худшее, и оставалось только надеяться и довериться ему.
Как была, в шубе и ботинках, я прошла в свою комнату и села на застеленную кровать. Меня начала душить тоска, как если бы я вернулась в родной дом спустя не недели, а годы и десятилетия. Все здесь было так, словно я только что вышла из комнаты: нажми на кнопку проигрывателя, и оживет радио, настроенное на любимую волну. На магнитной доске над столом налеплено несколько листочков с любимыми цитатами, заметками, напоминаниями и… желтый листочек с рецептом Ириного «гадательного зелья».
Посмотрев на него несколько мгновений, я встряхнулась, отставляя на время всю ту гамму чувств, что терзала меня изнутри, и отправилась искать телефон. Мне не нужно было думать, кому звонить, номер мобильника подруги набрался привычно, как рефлекс. С полминуты я слушала в трубке неожиданную для Иры мелодию, которую я еще пару месяцев назад назвала бы своей любимой. Видно, зима и холод растопили даже это расчетливое сердце, впустив в него и зелень, и солнце, и песенки про счастье, которое, понятное дело, рядом с кем-то другим.
Я улыбнулась, узнавая что-то новое про человека, с которым была знакома всю жизнь. Телефон соединился, но мне никто не ответил, тогда я позвала:
– Ира?
И меня как током прошибло нечеловечески высоким визгом. Отнеся трубку подальше от уха, я выждала, пока вой не сошел на рваный хрип, и быстро громко сказала:
– Ира, успокойся!
– Ленка… – выдохнула подруга. – Мартыха, это ты?
– Ирусь, я это, я!
– Ты где? Где ты была? С тобой все нормально? – протараторила девушка.
– Я дома. Нормально все.
– Сиди на месте и не двигайся! Я сейчас буду! – выпалила подруга и отключилась.
Посидев немного с нагревшейся трубкой, я отправилась на поиски чего-нибудь съедобного. Из такого обнаружилась пачка пельменей, остатки молотого кофе на дне банки и сахар в картонной пачке. Пельменей не хотелось, хотя тут же вспомнила про Тима, который бы употребил этот полуфабрикат даже в замороженном виде. Заварив себе кофе, я села дожидаться подругу. Та не заставила себя долго ждать, меньше чем через час ввалившись в квартиру в обнимку с какими-то кульками и кошачьей переноской. Свалив это все на пол, Ира набросилась на меня, сжав в объятиях, и разрыдалась.
– Ленкатынепредставляешькактыменянапугала! – выдохнула она, стискивая меня так, словно хотела задушить. – Тут такой переполох был! «Скорая», собака с милицией. Мама твоя в больнице, в коме, а врачи говорят, что она чудом выжила. А тебя ищут. Все думают, что тебя украли.
– Ирка, тише, успокойся, – попросила я, отстраняя подружку от себя.
– Да! И правда, – рассмеялась Ира, вскакивая. – Я забежала в магазин. Так перенервничала, нужно стресс снять… мне! – И вытащила из пакета бутылку коньяка.
– Ира! – опешила я.
– Ничего не знаю! – перебила меня подруга, выхватив второй рукой из пакета палку колбасы и направляясь на кухню. – И Тима выпусти. Он в эти дни у меня был. Твои бабушка и дедушка уехали, профессора вызвали лекции читать. Они не хотели бросать тетю Свету, но им пришлось. И кота я забрала. А он будто все понял, начал бросаться на дверь, сам в переноску залез. Ну, я на такси и сюда.
Я отжала двойную пружинку, выпуская выпучившего глаза и орущего кота, кинувшегося мне на грудь с утробным воем.
– Тимка, я тоже рада тебя видеть! – рассмеялась я и почесала кота между ушей, но зверь не принял ласку, опять громко взвыл и бросился наматывать круги по прихожей.
– У него, кажется, стресс, – оценила картину Ирка, за рубашку утаскивая меня на кухню. Там нас ожидал накрытый стол с нарезкой и пухленькая бутылочка, часть содержимого которой поблескивала в тонкостенных рюмочках.
