Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая (СИ) - Хренов Алексей
— Ацкий трындец… — случайно подумал вслух Лёха.
На этих словах весь звено мигом шикнуло на него, кто с смехом, а кто с плохо скрываемым укором.
* * *
Лёха вызвался слетать на разведку впереди основной группы, чтобы сообщить по рации о состоянии базы Майорки за час до основного налёта. Он рассчитывал и выполнить боевую задачу и ловко отвертеться от участия в основном налёте. Но на хитрого советского попаданца быстро нашелся и орган с испанским винтом. Разведывательный полёт ему действительно поручили, но на день раньше, а в сам день налёта он оказался левым ведомым у Острякова в тройке флотских «Катюш», замыкающей общую колонну бомберов.
* * *
— Кузьмич, вот смотри, как «Канариес» сверху выглядит, — Лёха достал листочек со раздобытым схематическим рисунком.
— Лёша! Как говорит Алибабаевич — в попа ходи! Не задерживайся в общем. Наденьку будешь учить борщи варить или эту свою испанскую принцессу! — ухмыльнулся Кузьмич на попытку Лёхи показать нарисованный вид кораблей сверху и достал набор фотографий, где он их достал осталось загадкой, — ты штурвал крути во время, а я уж прицелюсь куда надо.
24 мая 1937 года. Аэродром Манисес, окрестности Валенсии.
На следующее утро двенадцать республиканских бомбардировщиков СБ, именуемых «Катюшками», сверкая остеклёнными носами и ощетинясь пулемётами, выстроились, как выразился Хренов, «торжественной свиньёй» — четырьмя тройками у взлётной полосы аэродрома Валенсии.
Покрашенные пятнами машины были загружены до предела бомбами и топливом, неся по шесть стокилограммовых бомб, а баки были залиты бензином под самые пробки. Пропеллеры передних самолётов уже крутились на полных оборотах, разгоняя горячий воздух, и двигатели гудели, как рассерженные пчелиные ульи.
Взлёт начался по согласованному заранее порядку. Армейские самолёты, один за другим, долго разгонялись по полосе и тяжело поднимаясь в начинающее светлеть небо. Всё шло по плану, пока не настала очередь девятого самолёта — заключительного из цепочки армейских машин.
Лёха, сидя в своей машине вместе с остальными флотскими лётчиками, наблюдал, как самолёт начал свой разбег. Но вдруг, на самом пике разгона, из-под крыла вырвалась струя чёрного дыма, и левый мотор заглох. Самолёт резко повело в сторону, словно упрямую лошадь, потерявшую поводья. Перегруженная машина потеряла управление, закрутилась на полосе и уткнулась носом в траву.
— Чёрт… Видать тормоза резко нажали, — пробормотал Лёха, крепче сжимая штурвал. Он с тревогой следил за повреждённой машиной, внутренне готовясь к худшему.
Но, к счастью, взрыва не последовало. Самолёт замер на месте, задрав хвост, будто обиженный котёнок, с которым отказались играть. Однако порядок взлёта был нарушен, полоса заблокирована и оставшаяся тройка флотских бомбардировщиков, включая машину Лёхи, осталась ждать своей очереди.
На аэродроме тут же началась суета, техники бросились к месту происшествия, туда же помчался допотопный пожарный автомобиль на пару с автостартером. Когда стало ясно, что экипажу поврежденной машины крупно повезло и полный бомб и горючего самолёт не думает гореть или взрываться, главной задачей стало быстрее убрать неподвижную машину с полосы.
— Сначала завал, теперь задержка. Даже не вылетели, а уже начинаем веселиться, — буркнул Лёха себе под нос, косясь на Острякова, который с невозмутимым лицом сидел в стоящей рядом соседней машине.
Успевшие взлететь СБшки, сделав пару кругов над аэродромом, аккуратно построились тройками, покачали крыльями, словно попрощались с землёй и оставшимися на ней моряками, и плавно ушли курсом на Майорку. Естественно, ни о какой связи с самолётами говорить не приходилось — раций на самолётах пока не было.
— Трындец множится и растёт! — пробормотал Лёха, наблюдая, как основная группа удаляется. Он немного помолчал, а потом добавил с усмешкой:
— Комитет по организации нашей горячей встречи отбыл. Сейчас армейские товарищи накидают дерьма в осиное гнездо франкистов, а тут мы такие красивые приезжаем, как на параде! Девочки, здравствуйте!
— Командира! Остряков говорит будем прямо ходить с другой сторона, не через остров, — прорезался в шлемофоне голос стрелка.
— Добро, — отозвался Лёха, подумав, что куда он со своего места в строю то денется.
Две из трёх флотских машин выделялись наличием установленных радиостанций, добытых не без помощи нашего проходимца. Лёха совершенно искренне считал слегка незаконные инвестиции испанского золота в рации самолётов одними из лучших, когда либо из сделанных в его жизни. Идея же поставить радиостанцию к стрелку была принята не от хорошей жизни, к лётчику она просто не влезла и теперь Лёха и Остряков довольствовались пересказом событий в изложении Алибабевича.
Не успел он договорить, как к самолёту с красным от пробежки лицом подбежал Проскуров.
— Хренов! — выпалил он, хватая воздух ртом,— скоро обещают убрать аварийную машину, заходите напрямую на порт Пальмы, не через остров — продублировал начальник уже известную Лёхе команду.
Лёха даже не успел ничего ответить, как Проскуров уже развернулся и помчался дальше, к самолёту Николаева.
Спустя почти час, после многочисленных попыток, испанская техническая служба смогла отбуксировать неисправный самолёт и освободить взлётно-посадочную полосу аэродрома. Лёхин самолёт, долго разбегался, натужено ревя моторами и наконец с трудом оторвался от полосы. Гружёный до предела, он будто не хотел подниматься в воздух, ворча и скрипя под весом своего груза. Лёха пристроился слева от самолёта Острякова, выругался сквозь зубы И потянулся в строю следом за остальными в сторону Майорки.
— Лёша! Что то легко взлетели, надо было ещё пару бомб подвесить! — влез со своими стандартными шуточками Кузьмич.
— Кузьмич, попа ходи, да! — резковато ответил нервничающий Лёха.
24 мая 1937 года. Небо между Валенсией и Майоркой.
Путь до Майорки казался бесконечным — почти час полёта на тяжело нагруженных машинах, которые, по мнению Лёхи, напоминали «беременных гусей». Неуклюжие, медленные, едва держащиеся в воздухе.
— Как на параде, — пробормотал он себе под нос, глядя на пару остальных самолётов звена. — Все видят, все смеются, а ты ещё и защититься не можешь.
Мысль о том, что в случае атаки у них шансов почти нет, неприятно кольнула. Лёха снова мысленно сплюнул — привычка, которая, как он сам говорил, спасала нервы.
На подлёте к острову им попалась навстречу рассеянная первая группа СБшек. На земле Лёха выделил четыре столба чёрного дыма. Непонятно, то ли это последствия бомбового удара, то ли догорают сбитые бомбардировщики.
Лёха заметил пару чёрных точек, занявших позицию сверху и сзади над возвращающимися бомбардировщиками. Над бухтой роем вились итальянские бипланы.
Лёха выругался ещё раз. Связи с первой группой бомбардировщиков, как обычно, не было, и, кроме покачивания крыльев, ни о каких командах речи не шло.
— Штурман, стрелок, — на этот раз явно нервничая, Лёха запросил по СПУ официально, — смотрите в оба, похоже, наши пулемёты — единственная защита.
— Алибабаич, готовься крутить свою шарманку! — скомандовал он.
Конструктор самолёта Туполев, стараясь выжать максимальную скорость, сделал верхнюю огневую точку скрытой и со сдвижным колпаком. Установленный Лёхой крупнокалиберный «Браунинг» вместо Дегтярева авиационного, смонтированный в закрытой турели с разбитого «Протеза», давал приличную огневую мощь, но взамен занимал всё доступное пространство. Зато теперь мелкий Алибабаеич, извернувшись под громоздким пулемётом, мог крутить его во все стороны.
Остальные самолёты звена такой доработкой похвастаться не могли и стрелок сначала сталкивал против потока воздуха прозрачный колпак, затем двигал на специально сваренных салазках пулемёт назад по ходу движения и фиксировал его в рабочем положении на турели. Как ни старался стрелок, назвать такое приготовление хоть сколько-нибудь быстрым было невозможно. И потом голова стрелка в шлемофоне и очках торчала в набегающем со скоростью триста километров в час потоке воздуха, пока он пытался высмотреть приближающийся самолёт противника и попасть в него. Из-за глубокого размещения турели пулемёт не мог стрелять прямо назад, так что лётчику приходилось помогать стрелку, вовремя поворачивая самолёт в нужную сторону.