Гонщик 2 (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич

— Так вот вы как, господин Винкельхок? Убедились, что честно выиграть гонку не способны и решили устранить главного конкурента? Видать, не помогает хваленое немецкое качество против русской смекалки. Но не слишком ли дешево вы оценили свою победу? На кону ведь стоит миллион! Так что сейчас «Молния» стоит намного дороже, особенно для вас. Не менее полутора миллионов рублей золотом.

— Это неслыхано! Ни один мобиль не может стоить таких денег.

— А это цена не только мобиля, но и главного приза гонок, а также славы победителя. «Молния» — безусловный лидер гонки и, если мне никто не помешает, я эту гонку выиграю. И свой миллион получу непременно. А после и деньги за продажу мобиля. Причем, если выставить его на аукцион, сделка принесет мне немалый барыш. Кроме того, я получу заказы, которых лишатся немецкие промышленники.

Винкельхок изобразил работу мысли. Но, как мне кажется, такую мою цену несложно было предугадать. Тем более, он явно рассчитывал, что в итоге победит кто-то из немцев, и две трети суммы вернется в Германию.

— Хорошо, произнес он, наконец. — Полтора миллиона. Вы передаёте нам свой мобиль, права на ваши изобретения, чертежи, разработки — всё.

— Но-но, господин Винкельхок, не увлекайтесь. Полтора миллиона — это цена «Молнии» и вашей победы. А буду ли я продавать свои изобретения — вопрос открыт. Да что там изобретения! Я и «Молнию»-то еще не решил продавать, тем более вам.

— Вольдемар! — бестактно влезла фон Велсберг, — закончи уже эти скучные дела. Полтора миллиона — это ведь огромные деньги! Подпиши эту глупую бумагу, и мы с тобой пойдем развлекаться. Держу пари: такого ты ещё не пробовал.

Не знаю, подала она свою реплику по собственной инициативе, или по команде, но эффект от её выступления был сокрушительный. Только этого мне не хватало! Меня что, оценили настолько дешево? Посчитали, что глупому русскому достаточно распутной, хотя и титулованной, девки и миллиона? Я и без того не собирался ничего продавать, лишь хотел поточней вызнать интересы будущих конкурентов. Но теперь даже видимость договора стала для меня невозможной.

— Баронесса, — я брезгливо поморщился, — вам никто не говорил, что кокаин в таких количествах вреден? Вы теряете адекватность восприятия ситуации. Неужели вы всерьез решили, что я могу испытывать к вам хоть какое-то влечение?

Фон Велсберг зашипела по-немецки, явно что-то нецензурное, выставила перед собой скрюченные наподобие когтей пальцы и, жутковато оскалившись, кинулась было на меня. Выглядела она совершенно безумной.

— Линда!

Резкий окрик немца прозвучал очень вовремя. Услышав его, баронесса словно бы опомнилась и отступила на шаг назад. Правда, ненависть в её глазах никуда не делась, но на это мне было плевать.

— Благодарю, господин Винкельхок. Вы избавили меня от необходимости усмирять вашу подчиненную. Что же до всего остального, то мы с вами не договоримся. Не хватит у Германии денег, чтобы купить Россию. Так что счастливо оставаться, а я пошел. Обед ещё не закончен.

Я повернулся было, чтобы уйти, но поляк, видимо, зашедший мне за спину во время разговора с Винкельхоком, обхватил меня сзади, не давая двинуться.

— Не так быстро, господин Стриженов, — зловеще прищурился немец. — я вас ещё не отпустил. Последнее слово в этом разговоре останется за мной. Вы не победите в этой гонке. Вы даже не доберетесь до финиша. И вам очень повезет, если вы вообще останетесь в живых.

Мне ужасно хотелось врезать этому Винкельхоку по морде, но Троянович держал меня крепко и вырываться не было никакого смысла. Мне оставались лишь слова. Стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, я произнес:

— Да-а, Германия всегда стремилась не к тому, чтобы вырасти самой, а к тому, чтобы уничтожить опережающих её конкурентов. Начиная с Рима, вы только и делали, что разрушали. Что с вас взять — варвары. И только Россия время от времени ставила вас на место. Но слишком давно русские казаки не поили своих коней в Шпрее. Видимо, пора напомнить зарвавшимся ариям, что такое настоящая сила.

По мере того, как я говорил, немец наливался кровью, и к концу моего монолога едва владел собой. Вряд ли я достиг бы такого эффекта нападками на него лично.

— Восточные славяне, — начал он, брызгая слюной и потрясая тростью, — это уродливое образование на генеалогическом древе европейских народов. Давно пора очистить землю от их присутствия. И я начну это благое дело с вас.

Он шагнул вперед, широко размахнувшись тростью. Ждать, пока он что-нибудь мне сломает, я не собирался. Но поляк держал меня крепко, так что я сделал единственное, что мне оставалось: подпрыгнул и, опершись спиной о могучую грудь пана Иржи, изо всех сил ударил двумя ногами в грудь посланца германских автоконцернов.

Винкельхорн такого не ожидал. Он взмахнул руками, отчего его трость отлетела в сторону, и рухнул на пол. Поляк тоже не устоял на ногах, и упал на спину, крепко ударившись головой об пол. Я почувствовал себя свободным и вскочил на ноги, собираясь поскорее удрать из библиотеки, а лучше и вовсе из генерал-губернаторского дворца, но тут же остановился. Изящная ручка баронессы фон Велсберг крепко сжимала дамский револьвер двадцать второго калибра. И ствол этого револьверчика был нацелен прямо мне в грудь.

Вряд ли такие пульки меня смогут убить, но с пятью пулями в груди продолжить гонку я точно не смогу. Судя по всему, Линди регулярно практиковалась в стрельбе, так что на дрожание руки и случайный промах рассчитывать не стоило.

Я сделал шаг назад, стремясь разорвать дистанцию. Мой старый «Бульдог» с пяти метров не смог толком подстрелить бандита. Здесь же калибр намного меньший. Глядишь, отделаюсь лёгким испугом. Вот только я совсем забыл, что пан Иржи всё еще валяется на полу. Споткнувшись о его ногу, я навзничь рухнул сверху, выбив из поляка воздух. Кажется, подо мной что-то хрустнуло, но разбираться было некогда. Я метнулся в сторону, стремясь быстрее вскочить на ноги, и в это время баронесса надавила на спуск.

Выстрелы из двадцать второго калибра прозвучали легкими хлопками. Что-то обожгло мне спину, но я уже перекатывался по полу, сбивая прицел.

Вскрикнул Троянович:

— А-а-а, курва мать!

Завизжала баронесса, уронив на пол свою смертоносную игрушку, и тут же грохнулась на пол рядом с ней: обморок. Я же, напротив, поднялся на ноги, но пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за массивный дубовый стол. Словно в замедленном кино я видел, как расплываются на груди у поляка красные пятна, как поднимается Винкельхорн, как делает шаг ко мне, пытаясь завершить начатое. А потом я всё же упал. И уже лёжа на полу слышал, как заполнил библиотеку топот ног, ворвавшихся в неё людей.

Глава 29

— Как вы, Владимир Антонович?

— Терпимо, Николай Генрихович, терпимо. Собственно, и раны-то как таковой нет, пуля только кожу поперек спины разорвала. Причем даже не сплошь, а этаким пунктиром. Так что ехать я смогу, не переживайте.

Разумеется, Клейст беспокоился. Да и у меня самого душа была не на месте. До старта всего два часа, а я только-только вышел от врача. На меня потратили чуть ли не упаковку жутко дорогого и пока еще редкого бактерицидного лейкопластыря. Изобрели его недавно, привозили из-за океана, и эта новинка пока что была доступна лишь очень богатым людям. Я бы себе позволить подобную роскошь не смог.

Да, вчера случилась знатная суматоха. Обед был непоправимо испорчен, что, как по мне, было даже к лучшему: еще одну перемену блюд рядом с рыжей трещоткой я мог и не выдержать. Великий князь, разумеется, сильно гневался. На Винкельхока, злоупотребившего гостеприимством, на неизвестного мне своего знакомого, попросившего устроить нашу встречу, на поехавшую крышу кокаинистки, на меня и еще на кучу народа, подвернувшегося ему под горячую руку. Впрочем, извинения он принес вполне официально. И даже не стал претендовать на «Молнию», чего я втайне опасался. А что? Царский родственник. Приглянулась новая игрушка — подать её сюда. А нюансы и последствия не волнуют, на то деньги есть.