Гай Орловский - Все женщины — химеры
Он охнул:
— Из окна?.. Там решетки!
— Ах да, — сказал я. — Тогда с крыши.
— С ума сошел? Это еще выше!.. А там внизу вообще… как? Там же пропасть!
— У той пропасти есть дно, — сообщил я. — И называется оно плато. Или равнина, не помню. Мне кажется, если нет других вариантов…
Он спросил с надеждой:
— А взять и всех перебить каким-нибудь колдовством? Или стать невидимыми и улетать?
— Скажи как, — предложил я, — сразу принимаю!.. Можешь нести меня по воздуху вниз головой, разрешаю.
— Я думал, ты понесешь, — возразил он. — Нежно.
— Удирать нужно быстро и прямо сейчас, — напомнил я. — Я там пошумлю, я вы пока красиво так это спуститесь… Гордо и красиво. Можете даже величественно, не возбраняется. Все равно в темноте никто не увидит.
Он зябко передернул плечами.
— Удирать гордо и красиво? Так не бывает.
— Вы покажете, — сказал я, — что бывает!.. Выскользнуть из кольца врагов, оставив их дураками, это не меньший подвиг, чем погибнуть гордо и красиво. Как-нибудь расскажу тебе про Одиссея, этот герой не уступал по силе и отваге Ахиллесу и совершил немало воинских подвигов, но прославляем его именно за воинские хитрости! Потому что красиво погибнуть может каждый, почти каждый, а вот одурачить противника…
Он смотрел на меня в сомнении.
— Ты какой-то совсем старый, Юджин.
Я пугливо пощупал себя за лицо.
— Правда? Вдруг постарел?
— Не на морду, — ответил он сердито. — На морду ты еще мальчик, но рассуждаешь как-то противно.
— Главное, — сказал я наставительно, — победа. Победа важнее, чем красивая гибель!
— Да ну, — ответил он с сарказмом. — Даже если получена ударом в спину? Или ниже пояса?
Я промолчал насчет истины, что историю пишет победитель, а тот никогда не скажет в мемуарах, что победил ударом в спину. Фицрой старается быть честным даже с собой, я сказал ему торопливо:
— У меня есть ответ, Фицрой!
— Давай.
— Слишком развернутый, — пояснил я, — а сейчас надо торопиться. Обвяжи вот это вокруг пояса…
Он в недоверии смотрел на тонкий шнур, едва ли толще лески для рыбной ловли, который я потянул за крохотный крючок из круглой коробочки размером с монету.
— Шутишь?
— Ага, — сказал я злорадно, — испугался?.. Подложи этот ремень, чтобы не перерезало пополам, а то голова упадет на одну сторону, а жопа на другую. Ты первый, но если боишься, то сперва спустим Рундельштотта…
Он сказал зло:
— Хорошо-хорошо!.. Но когда разобьюсь, буду к тебе приходить каждую ночь и душить…
— Буди Рундельштотта, — сказал я, — и пойдем на крышу.
Он охнул:
— На крышу? Ты не шутишь? Чтобы падать так уж падать?
— Зато какой вид откроется, — сказал я. — Не пожалеешь!.. Пока будешь падать, столько увидишь!.. А вдруг еще и летать научишься?
Он отмахнулся и ушел будить Рундельштотта, я заспешил на крышу замка. Там удобная площадка с каменным бордюром, я вытащил из кармана коробочку с альпинистским карабином, там чуточку вздрогнуло под пальцем, а головка веревки, что для меня все равно не веревка, а леска для рыбной ловли, выстрелила в стороны тремя штырьками.
Я осторожно касался сенсорной метки, штырьки послушно выдвигались дальше и дальше, пока я сам не решил, что уже с запасом. За спиной послышались шаги, Фицрой привел, поддерживая, задыхающегося Рундельштотта, придержал его за плечи.
— Ну?
— Готово, — сказал я бодро.
Рундельштотт увидел, как я закрепляю на зубец башни крюк, разом все понял, заявил сварливо:
— Нет таких веревок, что выдержит наш вес. Вообще на такой высоте… веревка оборвется под собственным весом!
Я сказал Фицрою:
— Видишь, что значит быть великим ученым! Он даже не помнит, что и это валялось в его лаборатории в углу среди прочего хлама. Нить Ариадны, которой какого-то волчару связывали.
Фицрой с великим уважением посмотрел на Рундельштотта.
— В ученые пойти, что ли…
Рундельштотт фыркнул:
— Что, и это было в моей лаборатории?
— Точно, — заверил я, — только вы уже вышли из того возраста, чтобы забираться к женщинам по стене в спальни, потому и забыли. Давно забыли, уж простите…
Фицрой дал закрепить вокруг пояса такую странную веревку, вздохнул.
— Учти, — предупредил он загробным голосом, — сегодня же приду тебя душить!
— Когда веревка оборвется, — ответил я, — не забудь посмотреть налево… Изумительнейший вид!
— Душить буду всю ночь, — сказал он. — Долго и больно!
Я дождался, когда он перелез на ту сторону ограды и завис над пропастью, Рундельштотт озабоченно качал головой, а я нажал на кнопку, и рулетка под весом Фицроя пошла стремительно разматываться.
Выждав пару секунд, я нажал на кнопку снова, притормаживая спуск, но, как догадываюсь, до подножия скалы далеко, потому отпустил снова, и так несколько раз, а за спиной тяжело вздыхал Рундельштотт, наконец сказал с тревогой и надеждой:
— Все еще не оборвалось?
— Уже скоро, — заверил я. — Нет, не оборвется скоро, а брякнется на землю. Надеюсь, не слишком больно.
— Что за нить, — пробормотал он, — что за нить…
— Люди сделали, — сообщил я, — не эльфы. Но об этом никому…
Время тянулось мучительно медленно, я стравливал леску все медленнее, с этой стороны скалы полная тьма, что хорошо для безопасности, но как же страшно опускать туда друзей…
Нить внезапно перестала разматываться, некоторое время оставалась в таком положении, потом в коробочке зажужжала пружина, сматывая все обратно.
Рундельштотт уже догадался, сопит над ухом радостно, потирает руки. Я чуть притормозил движение троса, а то еще хлестнет по пальцам, а когда появился и поясной крюк, что с силой ударился о коробочку и едва не выбил из моей ладони, я сказал чародею:
— Вам будет легче.
— С чего это?
— Вы видели, — пояснил я, — это безопасно. А там Фицрой вас примет в объятия!
— Если не рассыплюсь в воздухе, — буркнул он.
— Надо было учиться летать, — сказал я с укором. — Чародеи должны уметь хотя бы планировать! Кстати, надо над этим подумать…
Он тяжело перевалился через каменный край и почти сразу исчез в темноте. Его я спускал медленнее, без рывков, уже приловчившись тормозить спуск, к тому же помнил, сколько ушло времени на Фицроя, потому первые две трети Рундельштотт почти падал, а потом началось торможение, и чем ближе к земле, тем медленнее он опускался.
Наконец я ощутил по натяжению троса, что уже все, конец, с облегчением нажал на кнопку и успел затормозить тросик за пару метров до того, как металлический крючок с силой выбьет из моей ладони коробочку.
Глава 6
Лорд Квенард с двумя стражниками на стене наблюдает, стараясь не выказывать тревоги, за дорогой к замку. Лунный свет заливает ее как расплавленным серебром, можно рассмотреть вкрапленные кристаллы, зато камни по обе стороны блестят только верхушками, между ними такие темные впадины, словно там вообще вакуум космоса.
Всадники спешиваются еще на полдороге и ведут, а то и тащат коней в поводу, а пешие ратники доберутся сюда еще не скоро, если вообще их направят к замку.
Пешие нужны для осады, а у этих вроде бы задача вытребовать беглецов и тут же увезти обратно.
— Быстро они нагнали, — сказал я.
Он оглянулся.
— Лорд Юджин?.. Зря вы поднялись среди ночи. Мой замок неприступен.
— Вижу, — ответил я. — Прекрасный замок и достойный у него лорд. Потяните время на переговорах, а потом можно и открыть ворота.
Он отшатнулся.
— Что? Да как вы… Никто и никогда в нашем роду… И король это знает!
— Лорд Квенард, — воскликнул я. — Речь не идет о том, чтобы нас выдать!.. Разве я мог бы вам предложить такую гнусность?..
Он посмотрел исподлобья.
— А что вы хотите?
— Скажу вам по великому секрету… глерд Фицрой и мастер Рундельштотт уже отбыли и просили передать свои извинения, что не поблагодарили вас за приют и прекрасный ужин.
Он охнул:
— Но… как?
— Мастер Рундельштотт многое умеет, — ответил я многозначительно. — Я остался здесь только затем, чтобы дать им возможность удалиться как можно дальше. Если понадобится, я задержу на некоторое время атакующих…
Он переспросил:
— Все это войско? Вы видели, сколько пришло за вами? Думаю, это будет вписано в анналы нашего рода!.. Наверняка король Антриас очень ценит вас троих. Уважает.
— Не троих, — уточнил я, — а только мастера Рундельштотта.
— Да-да, — сказал он торопливо, — это же его украли! Но вы доблестно спасли из рук похитителей… и тем самым тоже вписали свои имена.
— Это решать потомкам, — ответил я скромно.
Он кивнул, не отрывая взгляда от накапливающихся отрядов на дороге, идущей от замка в долину.
