Гай Орловский - Все женщины — химеры
Я спросил шепотом:
— К чему?
— Мнения толкователей, — сообщил он, — о тех древних событиях расходятся. Одни говорят, что и сами маги погибли или вымерли, унеся секрет в могилу, другие утверждают, что такие секреты не уносят, а обязательно оставляют в записях. Правда, эти записи прячут, а еще и зашифровывают так, что если даже положить их перед глазами мудрого чародея нынешних времен, тот даже не поймет, о чем там речь.
— Ну да, — сказал я, — какие они… все жадные!..
— Нынешнее Зеркало Древних, — сказал он невесело, — не Зеркало Древних! Я имею в виду не Зеркало тех настоящих древних, хотя оно, конечно, очень древнее, но не настолько, чтобы.
— А в чем разница?
Он покосился на Фицроя, но тот слишком занят затягиванием подпруги, а то хитрый конь надувает пузо, чтобы потом ремни ослабли, но Фицрой тоже хитрый: ткнул в конское брюхо кулаком, и конь с разочарованием выпустил воздух, дескать, ну и ладно, не слишком уж и старался.
— Древние чародеи, — сказал он все-таки шепотом, — могли создавать такое Зеркало одним словом! На самом деле возникало вовсе не Зеркало, а простая дверь в другое место. Или не простая… Это уже через сотни или тысячи лет после той эпохи действительно Великих Магов, что сгинула бесследно… или почти бесследно, удалось сотворить нечто подобное, чудовищно грубое, нелепое и жрущее огромное количество магии… То, что мы сейчас называем Зеркалом Древних. Хотя ты прав, я все еще уверен, что его можно заставить работать!
Я сказал осторожно:
— А древние чародеи, значит, создавали такие порталы, почти не тратя магию?
Он кивнул.
— Они знали другие принципы. Чтобы создать такую дверь в другой мир, они расходовали магии не больше, чем ты, когда создаешь свои странные вещи…
— Вот то была жизнь, — сказал я мечтательно. — А вы не пытались отыскать те записи?
Он отмахнулся:
— Кто их только не искал. И великие маги, и авантюристы, и жулики…
Фицрой вернулся от своего коня с бурдюком вина в обеих руках.
— Вот теперь и скажи, — обратился он ко мне, — кто с большей пользой провел время у лорда Нельтона?
— Материалист, — сказал я с осуждением. — Ладно, по глотку да по коням. Не нравится мне, что у Антриаса и на этом берегу столько войск!..
Фицрой сказал с усмешкой:
— Мы это видели, еще когда пересекли пограничную речку. Антриас накапливает армию для нападения. Даже не знаю, остановит ли его наш великий подвиг?
Рундельштотт посмотрел на него в недоумении.
— Какой?.. Ах да… Но я при чем?
— Антриас вас побаивается, — сообщил Фицрой. — А может, даже боится? Потому и решил ослабить оборону Нижних Долин. А еще тем самым укрепив свою Уламрию. Если, конечно, сумел бы убедить вас работать в новом месте.
Рундельштотт поежился.
— Боюсь, средств убеждения у него хватит. Но вряд ли это помогло бы ему.
— Вы крепкий орешек, — сказал Фицрой с уважением. — В вашем возрасте выстоять под жуткими пытками… А вы бы выстояли!
Я уже поднялся в седло, поглядывал на обоих в нетерпении.
— Это только мне не хочется попадать в руки палачей Антриаса?
Фицрой посерьезнел, помог Рундельштотту сесть на коня, поспешно вскочил на своего и взял в руки повод.
— Ну, чего стоим?
Через несколько часов скачки то галопом, то рысью в лесу ощутимо стемнело, хотя до ночи еще далековато. Я с тоской думал, что ночь ни при чем, это солнца дурь творят в небе, как народ только и привык, тут астрономы с ума бы посходили.
Хотя, мелькнула здравая мысль, в сумасшедшем мире и астрономы должны быть сумасшедшие. Только простолюдины всегда сохраняют здравомыслие, они и есть опора любого режима, власти и вообще становой хребет человечества.
Несколько часов двигались темными тропами, а потом в самом деле настала ночь, сперва светлая, потом надвинулись тучи, под конскими копытами то можно рассмотреть каждую травинку, то снова хоть глаза выколи…
Я воровато взглянул наверх, меня не снабдили картами, когда прятаться от зеленой луны, а сам никак не привыкну к этой страшной красоте, какой-то из меня эстет пугливый, вон даже Рундельштотт не обращает внимания, настоящий ученый, что роет от забора и до обеда строго в одном направлении.
Фицрой покосился на меня в некотором ожидании.
— Чего-то ждешь?
Я буркнул:
— Да все не могу привыкнуть. Почему у луны так меняется цвет?
— Всегда так было, — ответил он. — Ты чего?
— Да это ясно, — ответил я, — что всегда, хотя на самом деле не всегда, но в данном случае не важно. Но… почему? При наложении света двух лун должен быть совсем другой оттенок!..
Он пожал плечами.
— А нам не все равно? Может быть, есть и четверная луна. Невидимая!.. Вот и путает тебе все карты, мудрец ты наш.
Я задумался.
— А что… вполне возможно…
Он изумился.
— Ты чего? Это я так брякнул! Не всерьез.
— Устами младенца Фицроя, — пробормотал я, — может глаголить седобородая истина. Луна, невидимая для человеческих глаз, а видимая, скажем, муравьям, жукам и бабочкам, что различают инфракрасный и ультрафиолетовый цвета… Вот так и луна может в ультрафиолете… гм…
— Ничего не понял, — заверил он, — но, по твоим словам, нам эту ночь в лесу не пережить?
— Переживем, — заверил я, но сам не чувствовал в своем голосе уверенности. — Что, опять могильник увидел?
— Нет, — крикнул он, — но вот там замок… Не слишком уж, но одну ночь продержимся.
— Замок нам не захватить…
— А мы зайчиками!
Я привстал в стременах, выискивая взглядом замок. Скал и невысоких гор в этой части королевства намного больше, чем в равнинных Нижних Долинах, потому подсознательно ждал, что замок окажется расположенным на скале, на которую дорога ведет только с одной стороны, это напрашивается само собой, и когда лес отодвинулся и начала открываться широкая долина, я сказал себе молча, что уже разбираюсь в местных делах.
Замок красиво и гордо высится на пологой скале как ее продолжение. Выстроен из этого же камня, явно, что вершинку снесли, придав ей упорядоченную форму небольшой и компактной крепости. Она и смотрится как естественное продолжение скалы.
Такую крепость можно было даже не ограждать стеной, но когда камня в избытке, то ее все-таки воздвигли, хотя только с одной стороны, а с трех других стены замка нависают над бездной. И до этой бездны падать и падать…
— Попробуем, — ответил я с неуверенностью, — лишь бы там не оказалось еще страшнее, чем в лесу.
Он изумился:
— Что тебя в замках может пугнуть? Привидения? Так они обычно безобидные.
— Обычно?
— Ну да, кровожадные как-то не задерживаются надолго…
— Как жалко, — буркнул я.
— Я знал, — ответил он с сочувствием, — что ты огорчишься.
Дорога пошла вверх все круче и круче. Фицрой, подавая пример, соскочил на землю и, ухватив усталого коня за повод, потащил за собой.
Справа и слева массивные глыбы, некоторые наверняка были на этом месте, что сейчас служит дорогой.
— Только бы пустили, — сказал я, — а то зря карабкаемся…
Фицрой оглянулся в изумлении.
— Как это? Почему не пустят?
— Мы чужаки, — напомнил я. — А за нами по пятам отряды королевской гвардии.
Он покачал головой, глаза стали еще шире.
— Юджин, ты… откуда? А как же долг оказывать помощь?.. Хозяин замка не может нам отказать. Это недостойно!
— Ладно, — сказал я нервно, — все-таки я уверен, что попрет в шею. Даже ворота не откроет.
Он сказал обиженно:
— Ну и шуточки у тебя!
Дорога становилась все круче. Задирая голову, словно смотрю на небо, я рассмотрел на верху стен с внешней стороны огромные толстые бревна, с аккуратно срубленными сучьями и даже ошкуренные. Держатся на веревках, которые в любой момент можно перерубить мечом, и тогда такое бревно, катясь по крутому склону, сметет, как веник тараканов, целое войско, даже закованное в железо.
На воротах поднялись две головы, одна спросила хмуро:
— Кто такие?
Я не успел открыть рот, как Фицрой выпалил:
— Право убежища!..
Со стены посмотрели внимательно, один повернулся и что-то рыкнул вниз. В воротах лязгнуло, створки заскрипели, одна приоткрылась ровно настолько, чтобы мы могли проехать по одному.
Фицрой кивнул мне, а я из вежливости пропустил вперед Рундельштотта, тот от усталости уже раскачивается в седле.
На той стороне ворот мы помогли чародею покинуть седло, Фицрой взглядом велел мне задержаться среди сгрудившихся вокруг нас стражников, сам выпрямился и смотрел в сторону донжона.
Через несколько минут оттуда вышли трое: массивный лорд, в котором всякий узнает хозяина замка, как по богатой одежде с золотыми цепями на груди, так и по манерам. И, конечно, хозяина играет свита, оба его спутника демонстрируют предельное уважение и почтительность.
