Петр Динец - «Царствуй на славу!» Освободитель из будущего
Глава 47
Длинная очередь выстроилась у хлебного магазина, запрудив всю неширокую, грязную улицу с чавкающей от дождя грязью. Люди стояли понуро. Год выдался неурожайным. Зима пришла очень рано – первые морозы начались еще в конце октября – и оказалась суровой, а весна и лето выдались исключительно сухими, что погубило и озимые, и яровые посевы. За последние десять лет крестьяне привыкли к хорошим урожаям, и тем тяжелее стало вновь почувствовать угрозу голода.
Расширение наделов и небольшие ссуды позволили крестьянам поднять крепкое хозяйство, прикупить скотину и инвентарь. Казалось, что жизнь в селе Боголюбово окончательно устаканилась, войдя в привычную колею, где следующий год мало чем отличается от года предыдущего. Все, кто подлежал отселению, уже уехали, а молодое поколение в большинстве своем уезжало за Урал, где свободной земли было во множестве, или в города, где растущие заводы требовали новых рабочих рук. Оставались только те, кто наследовал надел, так как закон о минимальном размере надела на душу не позволял делить землю ниже установленной нормы в пять гектаров.
Смоленская губерния оказалась не готова к неурожайному году, и хлебные магазины были заполнены едва ли наполовину. Помогла железная дорога, которая еще только строилась, ибо это позволило завезти хлеб из других губерний, не пострадавших от засухи. Вдобавок пострадавшие районы освобождались от уплаты налогов на два года, что позволило засеять поля пшеницей, которая ранее продавалась для уплаты налогов. Вот и стоял сейчас Гаврила Никитич у своей телеги, ожидая, когда подойдет его очередь.
– Прорвемся, Гаврилыч, – сказал стоявший радом Макар, который всегда отличался неисправимым оптимизмом.
– Тебе легко говорить, – ответил Гаврила, – у тебя детишки-то взрослые, да и дочь в город переехала. А у меня двое младших еще под стол ходят.
– Оно-то, конечно, так, – ответил Макар, – но я ж тебя знаю. Небось на черный день горбушку-то припрятал.
– Да сколько ее, горбушки-то той, – горестно вздохнул Гаврила. – Ну да ладно, пустое это все. Вона очередь наша подошла. – Он взял лошадь под уздцы и подвел ее к широким воротам склада.
Загрузившись, соседи не спеша поехали обратно в родное Боголюбово. А вечером Гаврилу ждал разговор со старшим сыном Иваном, который год назад вернулся из армии и помогал отцу по хозяйству. Гаврила понимал, что придет время, когда его старший остепенится и решит отселиться, но в глубине души надеялся, что это произойдет нескоро и к тому времени младшие вырастут и смогут помогать в поле.
Когда большая семья поужинала и стол опустел, младшие соскочили с лавки и полезли на печку, а старший сын остался сидеть за столом, выжидая, пока все уйдут.
– Бать, я хотел с тобой поговорить, – сказал Иван, пряча глаза.
– Чего тебе, – ответил Гаврила, поглощенный мыслями о предстоящей посевной.
– Я енто, вот што подумал, – сказал Иван, – я в город переехать хочу.
– А чего ты в городе потерял-то? – недовольно буркнул Гаврила. – Чай я тебя куском хлеба не попрекаю, да и работник из тебя хороший. Вот девку себе найдешь, женишься и отселяйся тогда. А так чего-то?
– Я вот на завод пойти думаю. Дмитрий недавно приезжал и говорит, что им там люди нужны. А ежели опытным мастером стану, то и деньги хорошие платить будут.
Друг Ивана, Дмитрий, уехал в Минск на заработки еще год назад. Поступив на недавно открытый механический завод, производящий паровые котлы, поршни и узлы для ткацких станков, он получил постоянную работу в прессовальном цеху. Работа была нелегкой, но и деньги платили неплохие. А теперь, приехав навестить родных, Дмитрий старался переманить к себе Ивана, своего друга детства. Чай вдвоем в большом городе веселее.
– Я-то думал, что тебе и у нас хорошо, – вздохнул Гаврила. – Оно-то, конечно, сейчас времена нелегкие, но вскорости полегшее станет. Так шо ты не переживай.
– Так я ж не поэтому. Я учиться хочу. В городе я смогу школу окончить и мастером стать. Да и работа эта мне интереснее, чем в поле пахать.
– Отговаривать тебя я не буду, – вздохнул Гаврила, любивший своего старшего. – Ты только в посевной помоги, а там и уезжай себе с богом. Нам еще картофель впервой садить. Так шо без тебя не справимся.
– Хорошо, – ответил старшой, – я уеду после посевной. Там глядишь, и Савва подрастет и тебе в помощь будет. Вона какой здоровый растет, – сказал он и улыбнулся, глядя на здоровяка Савву, который играл на печи с младшим братом Петей.
Глава 48
– А ну-тко дай мне, Тимофеич, – крикнул Михась худому и жилистому мужичку, который выходил на топкий берег мелководной, но быстрой речушки. Тимофей Митрохин, которого Михась звал Тимофеич, передал тяжелый молот товарищу. Тот в своих высоких, до колена, сапогах захлюпал по ледяной воде к невысоким сваям, качаемым течением. Раз, два, еще несколько сноровистых ударов молотом – и первая свая прочно вошла в песчаное с мелкой галькой дно. За полчаса он забил все восемь свай и вышел на берег. Несмотря на то, что вокруг воцарилась весна и в воздухе витал неуловимый аромат хвои, вода в речушке оставалась ледяной, и стоять в ней, даже в высоких сапогах, было настоящим мучением. Но Михась слыл опытным старателем и за те годы, что провел в тайге, привык к повседневным тяготам. Как говорили мужики в их небольшом поселке: «Забурел».
Несмотря на свои двадцать семь лет, Михась считался среди старателей старожилом. Родился он под Гродно в небольшой деревушке, но после начала реформы, еще подростком, переехал с родителями под Екатеринбург, где семья получила надел. Отслуживши положенный год в армии, в деревню молодой человек не вернулся. Работать в поле он не любил, и в деревне ему было скучно. А посему он осел в «столичном» Екатеринбурге, где несколько лет работал, где придется, успев побывать и рабочим, и шахтером, и грузчиком. Но и эта жизнь оказалась ему не по нутру. Михась любил выпить в компании друзей и перекинуться с ними в картишки, а денег на такую жизнь у него не хватало. В итоге он нанялся старателем на один из приисков купцов Поповых[36], где и проработал два года. Приобретя опыт, молодой старатель с еще несколькими парнями решил вести поиски золота самостоятельно. Оно, конечно, дело рискованное, но в случае успеха баснословно прибыльное. Так он стал одним из первых, которые двинулись в тайгу на поиски золота. Тех, кто положил начало «Сибирской золотой лихорадке». Митрохин, в отличие от товарища, не был авантюристом и попал в старатели скорее из отчаяния, чем по нужде. Потомственный тамбовский крестьянин, он из года в год возделывал свой надел и к тридцати годам имел троих детей. Казалось, что размеренная жизнь Тимофея так и продолжится, принося небольшие житейские радости и несчастия. Но случилась беда. Когда Тимофей был в отъезде на ярмарке, произошел пожар, в котором сгорела вся его семья. Так в одночасье Митрохин лишился и семьи, и дома. Соседи помогли отстроить новый дом, но что-то в Тимофее надломилось. Не мог он более находиться там, где все напоминало ему о былых счастливых днях. А посему через год после случившегося он продал свой надел и подался в старатели, надеясь вдали от родных мест обрести покой.
В одном из небольших таежных поселков, куда занесла его судьба, он познакомился с Михасем и примкнул к его артели. Разные по натуре, они каким-то образом ладили, и товарищ, на правах старожила, обучал Митрохина тонкостям профессии. Старательская судьба, она нелегкая. Не каждый может изо дня в день по колено в ледяной воде промывать кубометры породы, терпеливо выискивая золотые крупинки. А сколько народу изошло при этом! Кто сгорел от лихоманки, кто проиграл все заработанное в карты, кто просто сгинул без следа в тайге. Но были и такие, кому улыбнулась фортуна, сколотившие состояние на удачной россыпи. И рассказы об этих редких счастливцах, преувеличенные молвой, разносились по широким сибирским просторам, дабы привлечь в свои силки следующих искателей счастья.
В поселке, что возник недалеко от быстрой сибирской речки, ютилось два десятка мужичков. Поселок представлял собой несколько низких срубов, наполовину врытых в землю. Обычно старатели, дабы сэкономить время, рыли землянку, и лишь ежели в песке находилось золото, то обустраивались более основательно, делая из землянки невысокий сруб. Имелась в поселке даже своя баня, в которой мужички отпаривались по воскресеньям.
Михась с Тимофеем прибыли в поселок всего два дня назад. И поставив пока лишь палатку, занялись сооружением желоба вверх по реке, в двух километрах от поселка. До этого они уже пытали счастье в двух местах под Томском, но, увы, пока на их долю выпало лишь немного золотых крупинок. Вот они и перекочевали на новое место, привлеченные слухами о новом месторождении. «Кто знает, – думал Михась, – авось на этот раз мне повезет».
Глава 49
В 1839 году в империи разразился экономический кризис. Он был тем более неожиданным, что за последние десять лет экономика стабильно росла и казалось, что ничто не может нарушить столь хорошо сложившийся распорядок. Но законы рынка взяли свое. Вдобавок 1839 год выдался неурожайным, точнее, катастрофически неурожайным. Неурожаи случались почти каждый год, но в огромной стране это были локальные явления, и до голода дело не доходило. Потому как в пострадавшие районы завозили зерно из районов, не пострадавших от капризов погоды. Но в 1839 году плохие погодные условия привели к неурожаю в главных черноземных районах империи: Новороссии и Кубани. Да и другие районы европейской части страны пострадали не меньше. Вдобавок экономический подъем последних десяти лет породил большое количество мелких банков и акционерных обществ, не обеспеченных наличностью, которые в итоге полопались, положив начало экономическому кризису. Все это стало неприятным сюрпризом, ибо сократившийся в связи с неурожаем экспорт зерна уменьшил поступление валюты, а крах банков и оказание помощи пострадавшим от голода районам породили нехватку наличности.
