Гай Орловский - Патроны чародея
– Не надо!..
Выстрел грянул громко и злобно. Звякнула сталь, меч вылетел из руки наставника и, разделившись на две половинки, отлетел на десяток шагов в разные стороны.
Фицрой вздохнул с облегчением, я сказал резко:
– Отступи, тупой дурак. Думаешь, твою напомаженную голову разнести труднее, чем твой меч?
Он в растерянности оглянулся на улетевший клинок, рукоять торчит из травы, а сам клинок уже и не видно.
– Нет, – произнес он и бесстрашно посмотрел мне в глаза. – Нет… и ни за что…
Он потащил из ножен на поясе кинжал. Я быстро пустил к нему коня и сильно ударил рукоятью пистолета в темя. Леди Марельда вскрикнула, наставник даже не пикнул, рухнул лицом вниз и застыл недвижимо.
Я быстро ухватил мальчишку за шиворот, он отчаянно забрыкался, но я грубо вздернул к себе на седло.
– Ни звука, – прошипел я. – Удавлю, как жабу. Понял?.. Фицрой, хватай второго ублюдка, я прикрою!
Обе женщины истошно завизжали. Фицрой нехотя повернул коня в сторону второго мальчишки. Из конюшни на крик вышли трое крепких мужиков с косами в руках. Появился с четвертый с вилами. Угрюмые и решительные, начали осторожно приближаться к нам, крепко сжимая в руках древки деревенского оружия.
– Назад, – велел я. – Нет у меня жажды убивать трудящихся, хотя именно вас и убивают в первую очередь, так что назад!
Они не слушали, подходили все ближе, постепенно смелея. Я выстрелил двоим в ноги. Все трое растерянно остановились, один ухватился за голень, где сбоку проступило красное пятно, второй повалился со стоном, выронив косу, третий поспешно отпрыгнул.
– Назад! – крикнул я люто. – Иначе всех убью!
Они бросили свое оружие и, хромая, заковыляли обратно в конюшню. Фицрой наконец ухватил мальчишку и втащил к себе на коня.
Я повернулся к женщинам, они в ужасе даже перестали визжать, а я сказал громко и четко:
– Леди Марельда, слушайте и запоминайте. Сейчас вам из замка привезут мебель. Советую сразу же послать гонца сыночку с сообщением, что его дети вернутся целыми и невредимыми в ответ на освобождение глердессы Николетты!
Леди Марельда охнула:
– Он все-таки сумел?
– Да, – подтвердил я. – И, как видите, из-за своих амбиций и непомерной дури может потерять обоих детей, а новых Николетта может и не родить…
– Что, – пролепетала она, – что вы хотите?
– Всего лишь вернуть ему его детей, – сообщил я. – В целости и сохранности. Разумеется, в обмен на леди Николетту.
Она проговорила в страхе:
– Только ничего не делайте с моими внуками!
– Это будет зависеть от вашего сына, – напомнил я. – Передайте, будем ждать вблизи дороги, что идет от замка к этому поместью. Прощайте!
Я пустил коня обратно, грохот копыт коня Фицроя некоторое время слышался сзади, потом он поравнялся со мной, мальчишку посадил впереди себя и прижимает крепко, но на лице смущение и даже укор.
– Что-то мне такое не нравится, – проговорил он.
– Да ну?
– Как-то нехорошо, – сообщил он.
– А нашу Николетту выкрадывать было хорошо? – огрызнулся я. – Покажем сволочи, что если он переступает черту, то мы можем тоже. И так переступим, что мало не покажется!..
Он крикнул на скаку:
– Нас осудят!
– Мы свою версию распространим первыми, – напомнил я. – А кто первый, тому и верят. И вообще будем убедительнее. Главное, больше и напористее говорить о человеческих ценностях!.. А ну не брыкайся, щенок!
Мальчишка в моих руках прошипел люто:
– Мой отец вас повесит кверху ногами… Но сперва выдерет кишки и бросит собакам!
– Достойный сын папаши, – согласился я. – Фицрой, сколько еще?
– Не больше пяти миль, – ответил Фицрой. – Мой волчонок вроде бы смирный, быстро понял, кто здесь кто. Правда, сперва получил по морде.
– Хороший способ, – согласился я. – А мне приходится своего придушивать, чтобы понимал, кто сильнее. Думаю, поймет это быстрее, чем его папа.
Кони взбежали на возвышенность, дальше ровная зеленая долина, а на том конце высится замок Барклема, как сказал Фицрой. Я передернул плечами, если мой замок Мяффнер уважительно называл крепостью, то у Барклема вообще даже не знаю, как и обозвать, разве что город из камня, обнесенный тремя кольцами толстых стен.
Я огляделся, мы на ровной вершине очень пологого холма, слева лес. Деревья в основном лиственные, кустарник победно захватывает свободные места, прятаться легко.
– Привяжи мальчишек к дереву, – велел я. – Мы не можем следить и за ними, и за этим ублюдком Барклемом.
Младший вскрикнул:
– Мой отец не ублюдок!.. Это ты ублюдок!
– Сейчас узнаем, – ответил я. – Хотя даже звери за своих щенков на кого угодно бросятся, так что это не показатель.
Фицрой отвел в лес и обоих коней, привязал там к деревьям и насыпал в привязанные к мордам торбы зерна. Я установил на пригорке за жидким кустиком снайперскую винтовку, подготовил к стрельбе и припал к окуляру.
Ждать пришлось недолго, через четверть часа по дороге к замку пронесся всадник, вздымая пыль, едва не ударился о ворота, что открыли недостаточно быстро, влетел вовнутрь и пропал.
Я переводил прицел с одного часового на стене на другого, что-то дремуче-демократичное подмывает нажать на спусковую скобу. Это же так просто: жму здесь, а там падает фигурка. Не человек, а так, живая сила противника. Человека убивать вроде бы нельзя, во всяком случае не совсем хорошо, а вот живую силу противника можно и нужно. Это наш долг как сознательных граждан во имя демократических ценностей и победы разума.
И всякий раз убирал палец, но вовсе не из допотопных убеждений насчет сострадания и человечности, какая на хрен может быть человечность, когда нас уже восемь миллиардов, а руководствуясь холодной логикой.
Крепость таким обстрелом не взять, там быстро поймут, откуда идет смерть, вышлют из других ворот отряды, те зайдут с тыла, и кончится твоя дурная героика.
Ворота распахнулись довольно скоро. Первым выметнулся молодой парень с баннером в руке, следом выехали двое богато одетых всадников на укрытых красными попонами конях.
Баннерщик пронесся вперед, вернулся, похоже, по окрику и чинно поехал впереди.
Фицрой дважды приходил за новостями, я заверил, что все по плану: Барклем уже выехал на переговоры.
– Хорошо бы, – сказал он со вздохом. – Надеюсь, у тебя все получится.
– У нас, – уточнил я. – У нас получится.
Он как-то странно посмотрел, отвел взгляд в сторону.
– Да-да, у нас. Ладно, пойду к ребятишкам.
Я посмотрел ему вслед с чувством некоторой неловкости. Все-таки он инстинктивно старается отстраниться от такой не совсем благородной операции. А с виду и по словам вроде бы такой хитрец и жулик, клеймо ставить некуда, но вот, оказывается, и у него есть нормы и границы, за которые переступать не может. Ну да ладно, здесь же все примитивные, а вот мне все можно, я цивилизованный и уже знаю, что можно все, что можно, а можно в самом деле для свободного и раскрепощенного человека все.
Упрятав винтовку в кусты, я вышел вперед и в непринужденной позе человека, который владеет ситуацией, стал дожидаться Барклема.
Трое всадников идут галопом, но по мере приближения сперва перешли на рысь, а шагов за двести кони пошли шагом.
Когда расстояние сократилось еще, Барклем вскинул руку, и его спутники натянули поводья, останавливая коней, а он один продолжил путь.
Я стоял неподвижно, руки висят по сторонам без оружия, но слегка растопырены, напряжены, в любой момент готов выхватить пистолет.
Барклем остановил коня шагов за десять, некоторое время мерил меня злым взглядом с головы до ног.
– Где мои дети?
Голос его прозвучал резко и повелевающе. Думаю, его услышал и Фицрой, наблюдающий за нами из кустов.
– Сойти с коня! – велел я.
Думаю, мой голос прозвучал еще резче и злее. Лицо Барклема налилось гневом, но у меня не дрогнул ни один мускул лица, и он с великой неохотой медленно покинул седло, ибо пеший может разговаривать со всадником только в случае, если признает его полное превосходство, что, как Барклем понимает, немыслимо для человека, у которого двое детей в заложниках.
Держа повод в руке, он повторил:
– Где мои мальчики?
– У нас, – ответил я. – И достаточно близко.
Он проговорил медленно и с угрозой:
– Я хочу убедиться.
– Разве вам в поместье не сказали? – отрезал я. – Ваша мать хотя бы?
Он покачал головой.
– Этого мало. Вы их могли убить по дороге.
– Хорошо, – ответил я нехотя. – Фицрой, покажи их. Издали!
Через пару минут в лесу за сотню шагов от нас кусты расступились, Фицрой вывел обоих мальчишек, связанных и с веревками на шее.
Барклем тут же развернулся в их сторону, ладонь легла на рукоять меча.
Я крикнул резко:
– Стоять!.. Еще шаг, и вашим детям перережут глотки!
Барклем грузно повернулся в мою сторону, лицо налилось дурной кровью.
– Вы не посмеете!
Голос его звучал, как небесный глас, я сказал еще злее:
