Ангелина Мэй - Султан её сердца
— Мехмед-паша!
— Да, повелитель!
— Ты тоже так считаешь?
— Вы знаете, я всегда на вашей стороне. И если вы изволите думать, что то была не случайность, а убийство, что ж, мой долг — помочь вам это выяснить, господин.
— Незехат-калфа!
— Да, повелитель.
— Расскажи ещё раз по порядку обо всём, что произошло в тот день.
— Но, господин, я уже всё рассказала. Мне больше нечего добавить, — начала было калфа, но увидев злость и ярость в глазах султана, замолчала.
— Я всё выясню. Я не оставлю этого. И тому, кто посмел поднять руку на мою наложницу, да причём в нескольких метрах от дворца, придётся ответить за свой поступок! — продолжал падишах свирепствовать. — Я слушаю, — вернулся он в кресло.
— В тот день, господин, вы сами приказали собрать вещи Ямур-джарийе и отправить её в Старый дворец в Манису. Я выполняла ваш указ. Служанки быстро собрали её в дорогу. Ничего не предвещало беды.
— Ямур говорила что-то странное в тот день? — перебил её султан.
— Нет, господин. Она вела себя как обычно. С утра успела поссориться с Сафие-султан.
— Сафие виделась с ней?
— Да. Госпожа заходила в гарем и разговаривала с Ямур-джарийе.
— Ты не слышала, о чём они говорили?
— Простите, господин, — опустила та глаза.
— Ты знаешь обо всё, что творится во дворце, а тема их разговора осталась для тебя тайной?
— Сафие-султан выглядела очень взволнованно. Она кричала на девушек, велела всем выйти и оставить их с Ямур-джарийе наедине. Я не посмела ослушаться её.
— Хорошо. Что потом?
— Потом госпожа ушла.
— Что делала Ямур после её ухода?
— Ничего особенного, я уже сказала. Такие беседы на повышенных тонах у них бывали часто.
— Да, я знаю, — опустил уже глаза падишах, чувствовавший и себя виновным в том, что произошло, но гнавший прочь дурные мысли о том, что Сафие-султан, мать его шехзаде, могла быть причастна к смерти любимой наложницы. — И что потом?
— После того, как Сафие-султан покинула гарем, туда пришла Валиде.
— Валиде-султан тоже встречалась с Ямур?
— Да, господин.
Султан нервничал.
— Ах, да, — вспомнила калфа. — Перед самым отъездом Ямур успела поссориться с Элиф-гёзде. Та ударила её по щеке, и они долго выясняли отношения. Для поездки подготовили вашу повозку, как вы и велели, — Незехат-калфа остановилась.
— Почему замолчала? — не вытерпел султан, хотя эту историю он слышал не один раз. — Что было дальше?
— Сопровождала Ямур-джарийе в дороге Биргюль. По её словам, они не успели проехать и километра, Ямур-джарийе сделалось дурно. Она попросила извозчика остановить повозку и вышла, — рассказывать всё это калфе было нелегко, она сделала паузу, вдохнула и продолжила. — Ямур-джарийе сказала, ей необходимо подышать свежим воздухом и направилась в чащу леса. Биргюль последовала за ней, но та остановила служанку, объяснив, что хочет побыть одна.
Султан ловил каждое слово калфы, и сердце его болело в ту минуту.
— Возможно ли, что у Ямур-джарийе на утесе была назначена встреча?
— Мне об этом ничего не известно, повелитель. Иначе, я поведала бы вам.
— Хорошо. Что было потом?
— Больше Биргюль ничего не сказала. Ни она, ни извозчик не видели никого и не слышали ни единого звука, доносящегося из чащи. Всё было тихо. Время шло, а Ямур так и не возвращалась к повозке. Тогда-то Биргюль и почувствовала неладное. Она побежала в чащу и нашла Ямур под утёсом, — на глазах Незехат-калфы выступили слёзы.
Султан тоже еле сдерживался — ему было больно слышать о смерти возлюбленной, которая погибла две недели назад, а он до сих пор не может смириться с её смертью. Он стал повелителем могучей державы, поставив весь мир на колени, но при виде Ямур-джарийе чувствовал себя слабым и беспомощным. Проводя рукой по её белым локонам волос, заглядывая в огромные изумрудные глаза, покрывая поцелуями её нежную девичью кожу, вкушая сладкий аромат её губ, он впервые за свои двадцать восемь лет чувствовал себя счастливым. Да. Он влюбился с первого взгляда, навсегда и бесповоротно.
И эти две недели он не жил, а существовал, забыв про сон, не чувствуя голода, забросив государственные дела.
— Что с тобой? — часто спрашивал он у себя, стоя перед зеркалом, оставшись в одиночестве в своих покоях. — Ты ли это, двенадцатый султан Османской империи, сын Селима второго и Нурбану-султан? Неужели это ты — Мурад третий — правитель могучей державы?
Но так и не мог дождаться ответа.
Выслушав в который раз историю о загадочной гибели своей возлюбленной, султан глубоко вздохнул. Он, придерживая полы своего халата, поднялся с места и, выпрямившись и сцепив руки за спиной, медленной, но уверенной походкой направился к летней веранде. Незехат-калфа так и осталась стоять на коленях посреди покоев. Мехмед-паша тоже боялся сделать шаг.
— Незехат-калфа, — уже с веранды послышался голос падишаха. — Ты можешь идти.
Служанка в тот же миг поднялась с колен и, кланяясь, не отрывая глаза от пола, попятилась к входной двери.
— Мехмед-паша! — вновь раздался голос султана.
— Да, господин! — уже через минуту, прикрыв за калфой дверь, Великий визирь и главный помощник повелителя Османской империи стоял возле своего господина.
— Вели оседлать коня. Я хочу прогуляться, — не оборачиваясь, отдал приказ падишах.
— Хорошо, господин. Я велю оседлать лошадей, — ответил Мехмед-паша и направился в покои.
— Ты не понял, — обернулся к нему султан. — Оседлать только Рюзгара. Я еду один.
— Но, господин, — склонил голову визирь. — Не думаю, что это хорошая идея. После того, что случилось с Ямур-джарийе, ночные прогулки в одиночестве могут быть опасны для вас.
— Ты не слышал меня? — султан повысил тон и вновь обратил свой взор на Босфор.
— Я поеду с вами! — настаивал преданный товарищ.
— Мне повторить? — султан крикнул так, что оконные стекла в покоях задрожали.
— Повелитель, — не отступал Мехмед-паша. — Если не хотите, чтобы я сопровождал вас, бостанджи последуют за вами.
— Я сказал, один!
— Но так нельзя. Это опасно. Что, если и за вами ведется охота.
— Что ж, пусть будет так! — вздохнул султан. — На то моя воля.
— Я понял, господин, — поклонился вновь визирь. — Через десять минут конь будет оседлан.
Сказав это, Мехмед-паша покинул покои падишаха, оставив последнего наедине со своими мыслями.
А мысли повелителя могучей державы были только об одном. Он еще раз хотел взглянуть на то место, где остановилось сердце его любимой наложницы. Хотел вдохнуть того воздуха, которым дышала она перед смертью. Хотел испытать то, что чувствовала она, стоя на краю утеса. Слезы душили султана. Сердце обливалось кровью. Внутри него все так и пылало ненавистью к тому, кто сделал это с его возлюбленной. Кто посмел пойти против его воли, подняв руку на его любимую наложницу. Кто решился бросить вызов самому правителю Османской империи.
Спустя время в дверь постучали.
— Войдите! — ответил султан, смахивая слезу, которая, как он ни старался сдерживать себя, предательски катилась по щеке.
— Господин, — Мехмед-паша прошел на летнюю веранду, — Рюзгар оседлан.
— Хорошо, можешь идти, — буркнул падишах.
Но визирь не двигался с места.
— Что еще? — султан обернулся.
— Вы уверены, что вам не понадобится моя помощь?
— Сколько я должен повторить тебе! Я еду один! — с этими словами он, не расцепляя рук за спиной, гордой походкой, высоко задрав голову, подошел к Мехмеду-паше и, нагнувшись, добавил. — Оставь меня! Я хочу переодеться. Айше! — крикнул повелитель тут же личную служанку, ожидавшую за дверью приказов падишаха.
— Да, господин.
— Приготовь платье для прогулки!
* * *Запах жареных баклажанов с чесноком заставлял всех проходивших мимо дверей дворцовой кухни останавливаться. От аромата «Шакшука» — главного блюда сегодняшней вечерней трапезы падишаха, заполнившего весь первый этаж дворца, у всех, кому довелось его почувствовать, текли слюнки.
Одна из кухарок — полная высокая женщина в белом переднике и высоком чепце помешивала блюдо, доходившее на медленном огне. Вторая, наоборот, невысокая и худощавая ловко, как палач на плахе управлялась с огромным тесаком, вмиг превращая спелые томаты в пасту. На кухне было полно помощниц. Все были заняты делом: одни нарезали зелень, другие — возились с тестом. Через полчаса велено было подавать ужин, поэтому кухарки торопились.
— Зэйнэп! — на кухне появилась Незехат-калфа.
— Да, госпожа, — женщины, как по команде, оставили своё занятие и вытянулись в струнку перед смотрительницей.
— Ужин готов? — она быстрым шагом подошла к готовящемуся блюду, заглянула в казан, уловив приятный аромат.
