Астерий. Дилогия - Эрли Моури (СИ) - Моури Эрли
Действие яда сходило на нет, и у меня возникла уверенность, что к утру я буду себя вполне сносно чувствовать. Чувствовать достаточно хорошо, чтобы вернуться в таверну и объясниться с Ионной. А ближе к вечеру можно будет нанести визит госпоже Арэнт и продемонстрировать свои способности.
— Райсмар… — Ольвия подошла ко мне и наклонилась, разглядывая мое лицо. — Ты в своем уме? Собираешься уйти завтра? Или уже сегодня? Не надо этого бессмысленного героизма передо мной. Я и без того верю, что ты очень необычный и немного сумасшедший человек.
— Здесь нет никакого героизма. Ты же знаешь, раны заживают на мне очень быстро. К утру я буду вполне в норме. И мне обязательно нужно сходить в таверну, — я приподнялся, чтобы лучше видеть ее глаза.
— В таверну «Добрый Лирки», — усмехнулась она. — К эльфийке по имени Ионэль. Спокойной ночи, Райс. Мне пора и, увы, для меня эта ночь не будет спокойной.
Графиня направилась к двери.
— Ольвия! — окликнул я ее, но она не обернулась.
Перед сном я все размышлял: откуда госпожа Арэнт может знать, что я остановился именно в той таверне? Вдобавок, она знает имя моей эльфийки. Неужели, она посылала кого-то следить за мной сразу после встречи в лавке алхимика? Все-таки не проста эта Ольвия, и ее милое личико может оказаться очень обманчивым. Но как бы ни было, меня влекло к ней после сегодняшнего вечера, пожалуй, сильнее, чем к Ионе. Хотя разрывать отношения с Ионой я не собирался.
Я проснулся от слабого стука в дверь. Приподнялся, не вставая с кровати. В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату заглянул тот рыжеватый парнишка, по имени Гурвис.
— Я извиняюсь, господин, мне поручено узнать, что вам подать на завтрак, — сказал он, не смея войти в комнату. — Есть… — и он начал перечислять довольно длинный перечень блюд.
Я не стал его слушать до конца и попросил рагу из зайчатины и тайсимский чай с вишневым пирогом. Потом, спросил:
— Как я могу видеть ее сиятельство?
— Она выехала и вернется не раньше, чем к обеду, — неохотно ответил он и добавил: — Завтрак вам подам сейчас же.
И пока я, войдя во второе внимание, исследовал раны в своем теле, вернулся Гурвис, держа широкий поднос, на котором парил приятными ароматами мой завтрак. Давненько меня не баловали завтраком в постель. Прежнего Райса Ирринда так вообще никогда, если не считать младенчества.
— Гурвис, — окликнул я парнишку, когда тот направился к двери. — Я скоро уйду, а ты передай ее сиятельству, что я появлюсь в то же самое время, как вчера. Примерно в Час Береса или немного позже. Если несложно, пусть дождется меня или скажет, когда ей будет удобен мой визит.
— Да, господин. Дело, конечно, ваше, но как я понимаю, вам не разрешается вставать с постели. Не представляю, как вы сможете уйти, — он поклонился и вышел.
Несмотря на возражения слуги, я все-таки выйти смог, но несколько позже. Сначала наспех позавтракал, даже не получив должного удовольствия от вкусной еды. Быстро собрался, вместо новой сорочки, залитой справа кровью, надел старую — подаренную Яркусом. Мой новый камзол, висевший на спинке стула, так и висел на прежнем месте, но каким-то чудом отверстие от стрелы на нем оказалось аккуратно зашито. Следы крови застираны, хотя бурые пятна еще можно было разглядеть. Камзол я тоже надел, хотя он с правого бока был влажным. Закинул за плево вещмешок и спустился на первый этаж. Я торопился, потому что теперь мои мысли вертелись вокруг Ионэль. Конечно, она будет очень злится и додумывать обо мне шет знает что, но я очень надеялся, что вид моих ран несколько образумит эльфийку и она поймет, что причина моего исчезновения была все-таки не госпожа Арэнт, а тяжелые ранения.
Беспокойство вызывало лишь то, что моя рана на ноге затянулась и выглядела так, будто ей уже дней пять как, если не больше. Несколько пострашнее выглядело ранение в области печени. Поверит Иона мне или нет, при демонстрации таких следов вчерашнего приключения?
— Господин, ее сиятельство не говорила, что вы должны уйти, — с растерянности сказал мне дворецкий, когда я, приветливо кивнув ему, направился к входной двери.
— Она не говорила потому, что не думала, будто я буду чувствовать себя достаточно хорошо к утру. Но, как видите, я вполне неплохо держусь на ногах. И главное, Шолан, мне обязательно нужно по своим неотложным делам, — сказал я, открывая двери.
Дворецкий проводил меня до ворот. Выйдя за них, у меня имелся соблазн наведаться к месту вчерашнего происшествия у реки, но был риск навлечь на себя еще какие-то неприятности. А главное я спешил, понимая, что с каждой минутой шансы на примирение с Ионэль уменьшаются.
До таверны «Добрый Лирки» я шел почти без задержек — останавливался лишь на минуту-другую, чтобы проверить нет ли за мной хвоста и какой-либо опасности впереди. Хотя вчерашние раны весьма давали о себе знать и приходилось обходить лужи, во множестве разлившиеся после ночного дождя, я добрался до таверны довольно быстро — чуть позже Часа Василиска. Не задерживаясь в нижнем зале, поднялся на второй этаж. На стук в дверь Иона не ответила. Пришлось воспользоваться ключом. Когда я вошел, то сразу увидел записку, оставленную на самом видно месте — на застеленной синим покрывалом кровати.
Глава 23
Западные сволочи
Оставив дорожный мешок на табурете, я обошел кровать и с минуту смотрел на сложенный вдвое листок желтоватой бумаги. В том, что это записка, я не сомневался, потому как виднелись проступившие в одном месте чернила. Я не спешил протянуть руку к посланию эльфийки потому, что догадывался о написанном в нем. Догадывался и хотел оттянуть этот неприятный миг. И все же этот миг был неизбежен. Я сел на край кровати, взял листок и прочитал:
«Я ненавижу тебя, Райс! Ты самый подлый из всех мужчин, которых я знала! Ты провел ночь со мной, обольстил меня или правильнее сказать одурачил. Потом разыграл обиду на пустом месте и убежал к ней! Я ждала тебя до полуночи… Хотя нет, уже не ждала. Чего мне тебя ждать, если теперь я знаю, какое ты дерьмо. Я просто сидела, надеясь, что ты придешь и я смогу сказать все это в лицо. Но нет, не случилось даже этого. Мне не остается ничего иного, как передать все, что я думаю о тебе этой бумаге. Между нами все кончено! Проклятие ведьмы по-прежнему в силе — не помогла твоя жалкая магия! И это к лучшему — мне не нужен больше никто. Больше никогда не подпущу к себе ни одного мужчину! Я заплатила за комнату еще за три дня вперед: живи и радуйся! Спи на постели, на которой ты трахнул меня как доверчивую девочку — Наирлесс судья тебе, а я ухожу! Не вздумай меня искать. Если только ты встретишься еще раз на моем пути, я тебя убью. Скажу по секрету, Ирдемс принимает и обычные человеческие сердца, и еще мужские члены. Думаю, ты не так глуп, чтобы не понять этот намек!». Дальше следовало несколько слов на эльфийском. Их значение я не смог понять, потому что этот язык слишком отличался от известного мне, но явно это был фрагмент из какой-то эльфийской песне о раненом сердце и расплате за эту рану.
Я долго сидел на краю кровати, сжимая записку Ионы и с горьким сожалением думая, как скверно все вышло. Признаться, я не мог даже предположить, что моя подруга воспримет так остро мое ночное отсутствие. Ведь могла же предположить, будто со мной что-то стряслось, и я попал в какую-то беду, что на самом деле и произошло. Могла все-таки дождаться меня, прежде чем делать какие-то выводы. Странная она, вспыльчивая, категоричная. Иона… несмотря на очень нежелательные особенности ее характера, меня сильно влекло к ней. А теперь, несмотря на ее гневную речь в записке, на угрозы меня убить, я был обязан ее найти, хотя бы потому, что ей угрожала серьезная опасность: Малгар Арэнт.
Еще подумалось, что ситуация становилась слишком сложной, с непредсказуемыми последствиями. Главной угрозой нам всем было появление графа Арэнта. Да, еще время есть. Ольвия ожидает его дней через семь, за это время я как маг стану достаточно силен, чтобы противостоять любому оборотню. Однако, как отнесется госпожа Арэнт, если мне придется убить ее мужа, ради безопасности Ионэль? После общения с Ольвией я сделал вывод, что она не любит Малгара и ее тяготит этот брак. Возможно даже он был вынужденный, только это совсем не значит, что госпожа Арэнт спокойно примет смерть того, с кем связана значительная часть ее жизни.
