Алексей Борисов - Византиец. Смоленское направление
- Покуда Ловать не пройдём, не будет нам ветра попутного. - Пробурчал кормчий, косясь на Пахома.
- Будет ветер, будет, не трогай вёсла, ребята.
Купец надел на голову фуражку, подошёл к носу ладьи, опёрся рукой на осиновую балку форштевня и что-то забормотал. Парус ещё раз хлопнул материей и стал постепенно раздуваться. Скорость движения резко возросла, по ладье пронёсся гул одобрения.
- Хе, батька научил, что сказать реке надо, - обращаясь в сторону гребцов, сообщил Ильич.
Подобные заговоры существуют и до сих пор, передаются из поколения в поколение, людьми, живущими на реке. Вроде мистика, но зачастую действует. По отношению к купеческой ладье, сила заговора была недолгой. Спустя час судно ощетинилось вёслами, и гребцы принялись за работу.
***
Летом, мелководная Ловать опасна для судоходства. В иных местах, кажется, только руку протяни с невысокого борта ладьи, как коснёшься дна. И только небольшая осадка речного судна позволяет скользить по водной глади, а не скрежетать килем, вздымая за собой ил. В Луках, названных так, не иначе из-за берегов реки, изогнутых подобно плечам стрелкового оружия, Пахом Ильич планировал провести последний длинный отдых, когда команда отдыхает сутки. Оптимально было двигаться по реке весной, в разлив, но не всегда удаётся подгадать сроки. Да и не жалел никто об опоздании, задержка в Смоленске многократно окупила потраченное время. В Новгород помимо дорогого товара купец вёз идею поиска нового торгового маршрута - в Мурманск. То, что такого города не существует, Ильич не знал, в разговоре с Лексеем промелькнуло название Кола, и он предполагал, что это и есть та сказочная Гиперборея, про которую как-то рассказывал старый грек, давно обитающий в Киеве. 'Жаль в этом году поход не удастся организовать, - рассуждал Пахом, - компаньон просил не затягивать с железным заказом, придётся вскоре возвращаться обратно, - добра от добра не ищут'. Впереди показалась Дятлинская крепость, от острова до самого города был наведён мост. Пахом Ильич прикинул на глазок расстояние, и решил подойти к пристани с форсом. Вёсла вспенили реку, рванув ладью в сторону причалов.
- Поднажмём, ребята, - подбадривал гребцов Пахом, - навались! Ии-и раз, ии-и раз.
На пристани мытарь попытался взыскать торговую пошлину, но узнав, что ладья лишь возвращается в Новгород, к себе домой (торговли не будет), взял резану за постановку у причала, покрутился немного, больше для вида, нежели из чувства долга и улизнул. Оставив вахтенного, Ильич вместе с экипажем сошёл на берег. От мостиков дорога расходилась в две стороны: одна к рынку города, а вторая к подолу, где из прочих строений выделялась просторная изба с соломенным навесом во весь двор. Над крышей витал дымок, и купец безошибочно определил предназначение сооружения. В надежде встретить кого-нибудь из знакомых, новгородец отправился в харчевню, послушать новости. Из Новгорода ладья Пахома Ильича ушла в сентябре, через три месяца будет год, как не был он дома. Что происходило за это время на Родине, требовалось узнать, если и не из первых рук, то хотя бы со слов посетителей таверны. А говорунов и рассказчиков там собиралось предостаточно.
Разговоры были на неприятную тему, орденские немцы и прочие схизматики косо поглядывали на русские земли, периодически пробуя на зуб крепость обороны погостов. Слова Лексея повторялись, для Пахома это не было новостью, новгородец кивал с серьёзным видом, подтверждая слова очередного оратора, докладывавшего о скором набеге свеев на Ладогу. Ему ли было не знать? На ладье, в плотно закрытом тубусе, лежала карта устья Ижоры с предполагаемым местом высадки шведских разбойников, о котором присутствующие и не догадывались. Из торговых же новостей выходило, что мехами и воском заниматься в этом году было не столь выгодно как прежде, цены упали, зато возросла стоимость закупки хлеба. С продовольствием было туго, но о надвигающемся голоде никто не говорил, так как неурод зерновых компенсировался неплохим урожаем репы. Ни то, ни другое купца не интересовало, дёготь всегда был в цене, так что за свою мошну можно было не беспокоиться. Торговцев тканями и готовой одеждой новгородец не встретил, узнать ничего нового не смог, выпил кувшинчик пива, закусил вяленой рыбкой и отправился ночевать на свою ладью, рассказывая по пути Смоленские новости купцу с соседней ладьи Захару. С ним же и договорился идти вместе на заре следующего дня.
Днём, на не успевший пройти и двадцати вёрст караван из двух судов, напали ливонцы. Летучий отряд грабителей, тайно выйдя к реке, устроил засаду в узком месте. Корабль Ильича спас не только кормчий, избегая столкновения вовремя повернувший рукоять руля, направляя судно к противоположному берегу, но и то, что по жребию они шли вторыми. Всё произошло настолько неожиданно, что экипаж Пахома Ильича стал предпринимать какие-либо действия, когда идущую впереди ладью зацепили двумя крюками и с помощью лошадей почти вытащили на берег. Кусты, стремительно поднимаясь вверх словно ожили и так же быстро увяли, опадая под ноги десяткам вооружённых до зубов бандитам. Реку окатил тягучий боевой клич, слившийся с короткими выдохами бросивших копья и свистом выпускаемых стрел. Внезапное нападение всегда сопровождается крупными потерями. В самом начале боя половина команды Захара была перебита. Угодив в такой переплёт, на ладье началась паника и метко брошенные копья только усилили её.
- Оружайтесь, Православные! - Воскликнул Пахом.
Участь соседа была предрешена, из вооружения на соседней ладье был лишь один лук и топоры. Пара охранников, имевших хоть какие-то навыки боя пала первыми, голые по пояс гребцы во главе с купцом сгрудились у кормы, безуспешно отбиваясь от влезших на корабль кнехтов ножами и плетёными корзинами. От моментального уничтожения их спасала узость судна, да выставленные вперёд перекрещенные вёсла, создавшие подобие небольшого барьера.
- Что ж это творится, - бормотал Ильич, спешно надевая броню, подаренную Лексеем, прямо поверх рубахи, - посреди бела дня, возле самой крепости.
Наконец-то с новгородской ладьи защёлкали луки, и первые стрелы угодили в гущу врагов - с тридцати шагов даже с охотничьими наконечниками, они смогли нанести урон. Двое ливонцев рухнули у мачты, в ответ, со стороны неприятеля вылетел болт из кустов, умчавшись в камыши противоположного берега. Вот тут-то и пригодились арбалеты. Загребные на носу за время похода освоились с оружием и, невзирая на качку, ловко били уток по пути следования обструганными ветками с небольшим камушком, экономя боевые болты. Пахом с мечом в одной и с кортиком во второй руке руководил боем. Заметив угрозу, он крикнул:
- Кирьян, в кустах нехристь сидит, помнишь, как селезню бошку срезал?
- Сделаем Пахом Ильич.
Кирьян прицелился в стрелка, нажал на спусковую скобу, и противный визг перекрыл шум боя. Ливонец схватившись руками за брюхо, выкатился из зарослей, оглашая воплями окрестности. Болт прошил толстую кожу доспеха с железными бляхами как картон. По правде сказать, Кирьян целился в шею, но говорить об этом никому не стал. Новгородскую ладью стало постепенно сносить течением к соседу, команда, облачившись в гамбензоны и вооружившись саблями, была готова помочь собрату по несчастью.
- Большого! Большого на коне. Семён, да не спи ты. - Ильич показал мечом в сторону предводителя разбойников.
Высокий немец в остроконечном шлеме восседал на лошадке рыжей масти, сверкая золотой фибулой плаща. Двое слуг стояли рядом, прикрывая коня от стрел круглыми щитами. Генрих наплевал на все предостережения собратьев обождать удобного момента и большим отрядом отправиться в поход на Псковские земли. Псков далеко, а добыча нужна сейчас. Понимал он также, что с отрядом в двадцать человек, достаточным для нападения даже на крупный караван, шастать возле Дятлинской крепости опасно, но жажда наживы взяла вверх. Обосновавшись в удобном для засады месте, он выжидал подходящего момента. Полупустые одиночки, проходившие по реке за последнюю неделю, его не интересовали, требовался крупный куш. И когда он уже был готов согласиться даже на рыбацкую лодку, движение по реке прекратилось. Три дня назад они доели последнее зерно, и Генрих был бы рад любой добыче, как появился реальный шанс обогащения. Рыцарь вспоминал события прошедшей ночи.
Незадолго до полуночи из Лук прискакал лазутчик. Это был недавно окрестившийся малозаметный пруссачок, посланный в город за две недели до этих событий. Он то и сообщил о ладьях, собравшихся выходить в сторону Новгорода ранним утром. С его слов выходило, что трюмы забиты товаром, а команды по три ладони человек практически безоружны. 'Надо будет наградить этого червяка. А пока, всё идёт своим чередом, - размышлял ливонский рыцарь, - одна из целей практически захвачена, со второй придётся потрудиться, так как каким-то чудом она не врезалась в развёрнутую поперёк реки ладью, но такова судьба воина'. В это мгновенье чувство беспокойства овладело им. Рыцарь приподнял щитовую руку, но поздно. Арбалетный болт чиркнул по верхнему краю щита, и вонзился в глаз, выламывая затылочную кость. Помощь святого отца в отпущении грехов не требовалась. Генрих рухнул с коня без звука, ковёр травы смягчил падение, но мёртвому телу было уже всё равно.
