Без Вариантов (СИ) - "Ande"

Тронувшись, некоторое время ехали в молчании, каждый занятый своими мыслями. Пока не выехали на Щелчок. Тут ей вздумалось что «Earth, Wind And Fire», что звучал из колонок, неплохо бы сменить на что то другое. Я в который раз пережил приступ раздражения. «September» ей не нравится, видите ли!:

— Ты, Мария, человек дремучий. Поэтому запоминай главное правило езды в московских авто. Водитель выбирает музыку, пассажир помалкивает в тряпочку.

— Мне не нравится, когда меня называют Мария.

— Обращайся к родителям, Мария — я выехал на Преображенку, и мне, ващет, было не до разговоров- Я всего лишь говорю то, что они придумали.

— Жаль, у меня отобрали пистолет. И даже не мечтай, что я бы тебя убила. Чтоб ты начал думать что говоришь, достаточно прострелить колено.

— Ты уже хотела в меня выстрелить. Да только не смогла. Выстрелить в человека, эт тебе не за попку щипать. Хотя… после первого то раза, уже конечно проще.

— Ты, Лукин, идеальный первый человек, которому я прострелю колено. Потому что нужно начинать с кого то противного.

Тариф проникновения на территорию лечебных учреждений Москвы, пока не изменился — рубль. За эти деньги, сторож рассказал куда проехать, и где лучше запарковаться. Что я и сделал. Однако, закрыв авто, и повернувшись к Маше, я не успел ничего сказать, как рядом возникли два деятеля в черных костюмах. И я их узнал — Гена и Петя, что пытались захватить генерала в Бобровом переулке.

— Маслова! — резко и властно заговорил Гена, а может Петя, демонстрируя обложку ксивы — КГБ. Вы проедете с нами.

*- реальное событие середины восьмидесятых. Часть заложников погибла при попытке побега.

Глава 24

Я не сильно удивился их появлению. Времени подумать у меня было предостаточно. Так что, я бы скорее удивился, если бы чего то подобного не произошло. Мелькнула лишь досада на Борю, у которого, бля, все продумано. В общем, я взял Машу за руку, и задвинул себе за спину, сказав:

— Иди к машине — а потом обратился к одному из ПетяГен, что выглядел постарше — вы считает что я зря вас не отмудохал монтировкой? Если будете настаивать…

— Ты думаешь, ты крутой?- брезгливо ответил как раз младший из гбшников. А потом, к моему удивлению, достал ствол. Штатный, как я понимаю, Макарыч — огорчу я тебя сейчас. Жить будешь, но плохо. Тебя тут конечно подлечат, сразу то, но дырка на память останется. Так что даю тебе последний шанс уйти на своих ногах.

Он поднял ствол, а я двинулся против часовой, уводя линию огня с Машки. Попутно надеясь, что у нее хватит ума убежать, как пойдет стрельба.

Но тут пейзаж украсили еще два персонажа. Откуда-то слева, чуть ли не из кустов госпитального парка, вдруг появились два здоровенных чеченца, которых я мгновенно узнал. Сластолюбец, словивший от Бори пистолетом по репе, и отрубленный чувак, которого за руки- за ноги приволокли Радионов и Малявин. Их расстегнутые кожаные куртки, позволяли без помех разглядеть стволы в оперативных кобурах на поясе. Они грамотно встали на расстоянии друг-от друга, и слева от этих двоих. А потом тот, что словил по голове, сказал:

— Она с вами не поедет. Уходите.

Эх, этот чеченский говор…И я подумал, что Боря таки не соврал.

Ситуация, из расправы надо мной, поменяла знак, и я сказал гбшникам:

— Я вам дырок делать не буду. Отберу ксивы и стволы, и отнесу в приемную на Лубянке. А вот когда вас, ссаными тряпками, выгонят, тогда ребята — я кивнул на чеченцев,- с вами и побеседуют.

Очень забавно то, что оба чеченца, не сказав ни слова, как то так пошевелились, что нам всем стало ясно, что они одновременно продумали- а хорошая ведь мысль, надо бы так и поступить.

Короче, младший из ГеноПеть, убрал ствол, и прошипев что то типа выблять еще поплачете, пошел за старшим, что развернулся и потопал восвояси чуть раньше.

Немного поодаль, они уселись в черную Волгу, и взревев мотором, резко стартанули, чуть не сбив какого-то пешехода. Рядом нарисовалась Маслова, даже кончиком носа выражая мучающее ее любопытство. Но я придержал ее, и посмотрел на Бориного крестника.

Они оба, не торопясь, застегнули свои кожаны и подошли к нам:

— Алексей Анатольевич, просил тебе передать, что здесь Машу будем охранять мы — крепки чеченские головы. Получил железякой по башке, и хоть бы хны — меня зовут Юсуп. А это Аслан. Езжай, брат, и не беспокойся. Алексей Анатольевич просил тебя приехать как можно быстрей.

Он протянул руку и я ее пожал. Штангист штоли? А потом и второму- этот скорее боксер. Потом я чуть подумал и сказал:

— Меня зовут Саша. Сделаем так. Я, с Марией, сейчас, встречусь с врачом. Переговорю, и потом поеду. А вы — проследите, что бы она пообедала, ладно?

Маслова рядом возмущенно фыркнула и пробурчала, что еще и чтоб шапку не снимала, но я не снизошел.

— Все будет нормально, брат — даже слегка поклонился который Аслан — не беспокойся…

Ринат Акчурин — уже доктор наук и светило, но в московских кругах. Да и одет он не в будущюю зеленую стильную спецовку хирургов, делающую дам-врачей весьма сексуальными, а в белую робу, и тканевые бахилы.

По дороге в кабинет, бесконечным коридором, я попросил Машку, если что, исполнять приказы этой неожиданной охраны. Мне мол, надо уехать, но я вернусь. Она, внезапно для меня, покладисто сказала — хорошо, Саш, не волнуйся.

А доктор Акчурин, рассказал что дело плохо. Вероятность успешной операции- процентов двадцать. Но если ее не провести, то максимум — пара недель. Дмитрий Сергеевич, дал согласие на операцию. Вы, Мария Михайловна, можете пятнадцать минут поговорить с дедом. Пока его не повезут в операционную…

Выруливая обратно на набережную, я философски думал, что главное –дать увидеть свой интерес. Чеченцы, с Лехиной подачи, порвут любого, кто помешает им торговать крадеными тачками в надежном месте, и грабить неосторожных коммерсантов, угодивших в их поле зрения.

Доктор Акчурин, отрабатывает новые методики на сложных больных, попутно обеспечивая себя международными публикациями повсюду, включая ' Ланцет'. Что и является Лехиной формой расчета с доктором. Я же говорю, он серьезно занимается продвижением российских ученых за рубежом.

Это же только досужий обыватель, решит, что нобелевский комитет просто перерыл кучу метериалов, разыскивая, какого бы русского ученого наградить. А Ряженов, уже сейчас помогает Жоресу Алферову публиковаться в КалТеховских сборниках, и устраивает ему колаборацию с американцами, вплоть до статей ' Нечурал'.

Ну а про имущество ЗГВ, передаваемого немцам, и говорить нечего. Мало кто обращал внимание, что этой историей занимался первый и единственный вице-президент России, господин Руцкой. Его доверенный человек, в 92-м, где-то надыбав вот эти документы, пытался запустить реализацию. И даже что то продал, за вполне приличные деньги.

И погорели они, как водится в России, из за Чубайса. Упрощая, выглядело это так. Поначалу, разного рода начальники и директора, как правило, приезжали в ГосКомИмущество, что бы сообщить, что так уж и быть, я свой завод согласен приватизировать за рупь двадцать.

На что Чубайс отвечал — нет. Есть правила. Государство, ваш завод продает на открытых торгах, извольте их выиграть и заплатить. А я — отвечаю за то, что бы деньги были получены государством.

Ворье реформаторское, тряслись в падучей халявщики. Подонки, распродают страну! Да- да, конечно, не спорил с мудаками Борисыч. Только деньги государству — заплатите.

Вот и с имуществом ГСВГ та же история. Руцкой впал в ахуй, когда узнал, что за имущество придется заплатить государству. Причем, именно в связи с его статусом, и сложностью вопроса, торги решено было не проводить. Причем, с учетом инфляции, это были не бог весть какие деньги. Но — платить⁈ Тут же поползи слухи о сорока чемоданах компромата. И сближение с Верховным Советом РФ, бессильно наблюдающим, как халява не проходит. И надо же, события осени 93-го. Когда Руцкой с чего то решил стать президентом.