Другая жизнь. Назад в СССР-2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
— Вот лежит, — показал «пятый» на крайнего правого. — У меня клички нет. Это они блатные и сидельцы. У них так на зоне приинято.
— Ага, со спины, хотел зайти с ножом и поговорить, — сказал я и осторожно приблизился к Борову, рядом с которым лежала «обычная» зоновская финка. Боров не подавал признаков жизни.
— Беги домой, — сказал я Светлане.
— Да, я, — начала она.
— Домой иди, — повторил я, не гладя ей в глаза.
Она вошла в подъезд и прикрыла за собой дверь.
— Сюда иди! — сказал я «пятому». — Ощупай его. Вроде не дышит твой Боров.
— А я-то что? Мне он похер! Я не из его кодлы. Я вообще тут не при делах. Почему и стоял не рыпался. Я просто знаю тебя, вот и подписали. И не лез, потому, что знаю.
— Это ты правильно сделал, что не полез. Я тоже тебя знаю. Ты Сашки Балдина старший брат Стёпа. В этом году школу закончил. Он тобой писался по малолетке, а ты приходил гонять нас в пятом классе, когда мы твоего брата отпи*дили. Он е*лан, твой братец. Был е*ланом, е*ланом и остался. А поэтому пи*дили его и будут пи*дить. И тебя тоже. Поэтому, Стёпа, не зли меня и иди сюда по-хорошему.
Старший Балдин подошёл осторожно.
— Держи его за руки, — сказал я. — И подними их вверх.
Балдин взял Борова за запястья и потянул к себе, приподняв над головой.
Я «кольнул» «блатного» пальцами под нос, но он не очнулся, хотя дыхание, вроде появилось. Зеркальца у меня с собой не имелось. Не нарцис, да-а-а…
— Вроде дышит, — сказал я.
— Но скорее всего, имеет перелом основания черепа, — «утешил» меня «мой внутренний голос». — Этот удар ты не контролировал. Но этот уже мстить не будет. А вот недобитки очнутся и придут за Светланой.
— Опусти его руки вниз! Не знаешь, как искусственное дыхание делать? Учили же на военке!
Старший Балдин шагнул вперёд и склонился над Боровом. Я схватил его за запястье и он разжал пальцы, держащие Борова за правую руку. А я вложил в них тот нож, которым меня собирались зарезать японские якудза. Вложил и провёл им по горлу Борова. Держа Стёпу за кулак, не давая разжать пальцы. Раз провёл и другой. Стёпа задёргался, пытаясь вырваться из моего захвата. Тогда я ударил его прямо в сердце ножом Борова, до того взятого с помощью носового платка, коих у меня было два. Ударил и там оставил.
Я знал, что длины бандитского ножа хватило, чтобы пробить сердце придурка, сдавшего меня бандитам. И я понимал его, почему он это сделал. Бивал я его брата Сашку потому что подл был Сашка без меры. Да и не только от меня он получал. Да-а-а…
Балдин старший охнул и обмяк. Я же, взяв нож якудзы и проделав им аналогичные ювелирные «хирургические операции» по прокалыванию сердечной мышцы, снова вложил его обратно ему в руку.
А убедившись, что все, участвовавшие нападении на нас со Светланой, мертвы, направился по направлению к дому.
Глава 23
Я шёл домой и ни сколько не сожалел о сделанном. Как говорил мне «мой внутренний голос», можно, конечно просидеть всю жизнь, как мышь под веником и пресмыкаться перед каждым, возомнившим себя «право имеющим», как Раскольников у Достоевского. Тогда ты, скорее всего, сможешь прожить, не погибнув в схватке за свою честь и достоинство. Или не «сев» за превышение самообороны. Но твоя жизнь будет омрачена пониманием того, что ты не человек, а пресмыкающееся, не отвечающее на унижения.
Сказал «а», придётся говорить «б», а сказал «б», придётся дойти до последней буквы алфавита. Почему-то она называется «я». То есть, только произнеся все буквы, человек становится человеком? Так, что ли? А поначалу человек, то есть «Аз» стоял на первом месте. Почему его сместили в конец? Не потому ли, что прежде, чем им стать, нужно познать жизнь?
— Спасибо, что помог мне, — поблагодарил я «предка» почему-то совершенно спокойно. — Мне бы так, кхе-кхе, ювелирно не справиться.
— Да, я тебе, в общем-то, и не помогал. Это ты сам сработал. Ты, Мишка, сейчас другой. Совсем не такой, как прежде. В тебе-то, фактически, и не осталось ничего от прежнего тебя — ребёнка.
— Как так? — удивился я, — Вроде, такой же… Не вижу в себе больших изменений.
— Нет, ну, понятно, что основа осталась. Она скопирована в твоей матрице, но ведь сознание твоё, э-э-э, ушло, э-э-э, стёрлось. А матрица — это не совсем сознание. Сознание, это — разум и чувства. Эмоции… А чувства с эмоциями формируются в головном мозге и довольно часто, выработанной организмом по команде мозга или, кхе-кхе, симбионтов и паразитов, химией. Мозг, в смысле, головной, у тебя сейчас функционирует на процентов десять от прежнего. Даже новые нейроны нужно «прокачать» информацией, наполнить, так сказать, чувствами. А их, чувства, из памяти не возьмёшь. Тем более из чужой.
— Так вот, почему мне совершенно пофиг на эти трупы? — спросил я сам себя. — Ине колотит совсем. Раньше, я как только увижу, э-э-э, этих блатных и приблатнённых, сразу поджилки тряслись. Потому, что от них только и жди неприятностей. Или деньги отберут, или просто побьют, или ещё какую пакость унизительную. У них же толпа! Кодла! И только тронь одного, все сбегутся. Как тогда, когда мы с Рошкалем Женькой дрались. Пришли кодлой человек десять и сказали давай, дерись с ним, или запинаем. А как драться, когда они и так запинают, если не дай Бог победишь. Вот я тогда и пропустил первый удар. Не совсем специально. Отвлёкся на гогочущих придурков. Эмоции, да… Эмоций сейчас, особых, нет. А как по другому из этой ситуации можно было выбраться? В милицию обращаться?
— У них свой принцип: «нету тела, нету дела». Милиция работает по свершившемуся событию. Пока кому-то только угрожают, они не пошевелятся. Нет у них превентивных мероприятий, кроме бесед. А вот сейчас займутся. Пять трупов, это для Владивостока целая вендетта по-Корсикански. Из Москвы точно кого-нибудь пришлют. И от допросов тебе не отвертеться. Но у тебя сейчас чувств минимум. Поскользнулся, упал, закрытый перелом…
— Главное, как сейчас Светлана себя поведёт, — задумался я.
— А что тебя смущает? Она ничего «такого» не видела. Ты их вырубил — да. И всё. Зачем тебе их убивать? Ты же не маньяк какой? Она сейчас твой основной свидетель, что ты их не резал, а бил. И то, что пятый убежал. И мог вернуться и добить.
— Не маньяк, — с сомнением в голосе согласился я. — А дальше-то что?
— Те двое тоже, скорее всего, из их банды. В загонщики их назначили, а они решили первыми оприходовать девчонку. Светлана ещё красивее стала с короткой стрижкой под Сьюзи Кватро. Не удержалась гопота от соблазна, голых ножек и короткой юбчонки… Эх вы девчонки — короткие юбчонки. Сколько я за эти юбчонки огрёб в своей первой жизни? Да и потом тоже бывало, что переоценивал свои возможности… Да-а-а…
— Скорее всего, эти не из блатных, если не послушались Борова. Бутыльковские, наверное. Может и Бутылька в больничке придавить? — спросил я. — От него волна на Светлану идёт.
— Ну, ты совсем уж не зверей, — сказал мне «мой внутренний голос». — Держи себя в руках. Его припугнуть можно. Можно сломать ему ногу, например. Вон, как на Макарова подействовало.
— Ему, наверное, Людмила Фёдоровна пригрозила, — засомневался я. — Он парень упёртый и не ссыкливый. Может, ещё выжидает нужного момента. А годика через два встретит и отомстит.
— Ты так параноиком не сделаешься? — спросил меня «предок». — Не думай много о будущем. Живи настоящим. Оберегайся, да, но не излишествуй. Постепенно оценка рисков станет твоим образом жизни. Уже сейчас в тебе много моих навыков и умений. Видишь, ты сам справился с ликвидацией. А это, скажу тебе, не простая работа.
— Хм… Совсем не чувствую ни жалости, ни злобы на них. Я как робот, млять! И самое смешное, что меня это не расстраивает…
— Ну… Роботы вообще ничего не чувствуют. Повидал я их на своём веку. И наших в будущем, и инопланетных. Имитировать чувства и эмоции они могут, но ведь ты не имитируешь, а сам переживаешь их. Так ведь? Себя не обманешь.
