Андрей Франц - По образу и подобию (СИ)
Все - понятное дело - как это нет предмета?! А Семен Александрович: "Да очень просто. Человек сам по себе - существо, абсолютно скучное и неинтересное. И уже поэтому не может быть предметом научного изучения. Как таковой, он ни на миллиметр не интереснее какого-нибудь муравья, сосны или спутников Юпитера. И представляет интерес исключительно для зоологов. Единственное, что придает ему особое значение и хоть какой-то вес в горниле мироздания - это то, что он хотя бы теоретически может быть отгадчиком тех загадок, что заложил Творец в свое Творение. Разгадав их все, человек сам становится Богом, и это - единственное, что может составлять в нем хоть какую-то ценность и предмет интереса. Но как раз этот его аспект никакой из существующих ныне наук изучен быть не может. А все остальное - просто не интересно. Тлен. Мусор".
Вы знаете, народ тогда просто онемел. Нет, потом-то разошлись не на шутку, всё его оспаривали да переспоривали. А я как выпал тогда в осадок, так весь вечер и просидел. Очень мне это по молодым неокрепшим мозгам ударило. Что человек становится Богом. Тогда ведь, сами помните, о Боге и вообще-то не очень принято было изъясняться. А тут сразу такой радикальный заход! Ох, знатно мне тогда голову переклинило...
Да, так вот о флейте. В восемьдесят шестом, как вы помните, Чернобыль рванул. Семен Александрович тогда с первой же партией ликвидаторов уехал. Сам потребовал, чтобы отправили, поскольку был, оказывается, каким-то там уникальным специалистом по роботизированным рабочим платформам. Ну, и хватанул там столько, что уже в августе его не стало.
Я, помнится, тогда домой в отпуск после окончания Военного института приехал. А на следующий день мне отец говорит, мол, собирайся, поедем к Семену Александровичу. Приехали, смотрю - он в постели, весь серый, щеки впавшие, волосы - что остались - назад аккуратно так зачесаны... Ну, друзья собрались - да все те же, что у нас на кухне сиживали. В общем, сидели, разговаривали, чай с печеньями пили, случаи всякие вспоминали - а на самом-то деле прощались.
Вот, он тогда меня глазами нашел: "Сережа, подойди поближе. Эх, вырос-то как, прямо не узнать!" Потому руку к полке рядом с кроватью протянул, достал футляр с флейтой. Это, говорит, тебе. Попробуй, мне кажется, у тебя получится. Видимо, я здорово тогда удивился. А он мне руку свою полупрозрачную уже на ладонь положил: "Попробуй, Сережа! Музыканты - последние, кто пока еще может иногда прикоснуться к Богу. За художников я уже не поручусь. А уж литераторы разного рода... Разве что - поэты? Так их настоящих-то единицы остались. А ты, Сереженька, попробуй!"
Вот, с тех пор и пробую. Сначала уроки брал, нотную грамоту осваивал. Ну, потом как-то само пошло... А Семен Александрович тогда через два дня умер.
Разговор постепенно затих. И лишь сырой, холодный январский ветер, да чавканье конских копыт сопровождали далее неторопливо бредущий вперед караван.
· ↑
[1] Мурано (итал. Murano) - один из крупных островов Венецианской Лагуны. Находится в 2-х километрах к северу от острова Риальто. С 1291 года - единственный и монопольный центр производства венецианского стекла. Которое с этого времени получает и свое второе имя - "муранское стекло".
· ↑
[2] Рикассо (итал. ricasso), чойл (англ. choil) - незаточенная часть клинка, прилегающая к гарде или непосредственно к рукояти клинкового оружия. Первые рикассо появились (или впервые названы таким образом) на больших западно-европейских мечах XIV-XV веков. Они позволяли мечнику укоротить хватку меча, улучшая управляемость клинком и делая более эффективными выпады против противников, как в броне, так и без неё. Позднее длинные мечи, клейморы, рапиры и другие большие мечи часто имели такую деталь.
· ↑
[3] Сотрясение мозга
· ↑
[4] Бертран де Борн. Мила мне радость вешних дней.
Глава 6.
Верхняя Нормандия,
Мант-ля-Жоли - Иври.
22 января 1198 г.
Слава Господу Богу и доброму отцу Бернару! Вчера по прибытии в городок весь личный состав кортежа графини Маго поселился в приюте для пилигримов подле церкви Святой Анны. И святой отец долго умащивал многострадальные седалища наших героев какими-то мазями. Мази жутко щипались и отвратительно пахли, но зато на следующее утро можно было вновь почти безболезненно размещать упомянутые органы в седлах.
А еще, конечно же, слава аббатству Клюни! Коему и принадлежала приютившая всех путешественников церковь Святой Анны! Эх, да что вы там, в двадцать первом веке, понимаете в глобализации?! Высший клир клюнийской конгрегации - вот с кого нужно бы брать пример в этом нелегком деле!
Имея штаб-квартиру в Бургундии, аббатство расползлось своими владениями далеко за ее пределы. Не ограничивая свои аппетиты даже и соседним Французским королевством. При настоятелях Гуго Клюнийском[1]
и Петре Достопочтенном[2]
клюнийские монастыри появились в Италии, Испании, Англии, Германии, Польше... А общее число их приблизилось к двум тысячам. Более пятидесяти тысяч монахов стали могущественной бюрократией второго - клюнийского Евросоюза. Это, если за первый считать оказавшуюся столь недолговечной империю Карла Великого.
Дороги и приюты! Именно они стали символом клюнийской глобализации той удивительной эпохи. Вот уже почти два столетия аббатство с весьма похвальным усердием оснащало дороги Европы приютами для пилигримов. В одном из которых кортеж и остановился на отдых.
Не стоит, однако, подозревать святых отцов в излишней благотворительности. Забудьте это слово - в просвещенном двенадцатом веке Европу населяли крайне прагматичные люди! И почтенные служители Божьи ничуть не составляли здесь исключения.
Рыцарский беспредел - вот разгадка их пристального внимания к состоянию дорожной сети Европы! Какая, вы скажете, здесь связь? Да самая прямая! Буйное рыцарство, огородившись к VIII - IX столетьям по рождеству Христову крепостными рвами и стенами замков, начало с увлечением друг у друга эту недвижимость изымать. Благо, свободного времени у славных воинов было в достатке, развлечений никаких, а ничего другого, кроме как воевать, они все равно не умели. Зато этому делу научились на удивление неплохо.
И все бы ничего, но в процессы передела недвижимости очень быстро стало попадать и церковное имущество. Ведь воинственные поборники чужого добра ничуть не смущались, если оное находилось во владениях не светского, а церковного сеньора.
Разумеется, церковная недвижимость тоже очень быстро начала обрастать крепостными стенами, но все понимали - это не выход. Тем более, что и рыцарское искусство взятия неприступных укреплений непрерывно совершенствовалось. И вот, в чью-то хитроумную голову - увы, история не сохранила имени этого гения - пришла замечательная мысль.
Если нельзя отучить рыцарей от войны и грабежа, нужно эту благородную страсть направить на тех, кого не жалко. И, по возможности, оградить от нее добрых христиан и, самое главное, их пастырей. Долго ли, коротко ли, но первыми на роль плохих парней были определены испанские мавры, вполне успешно выжимавшие к тому времени христиан с Пиренейского полуострова.
Богоугодность грабежа сарацин и язычников, практически уже отнявших у честных христиан целый полуостров, оказалась очень даже весомым аргументом. Разбой в Европе несколько поуменьшился. А в сторону Пиренеев потянулись многочисленные и очень неплохо вооруженные группы воинственных пилигримов. Видимо, уже тогда ощутивших могучую притягательную силу лозунга 'Грабь награбленное!' Вот для этих-то путешественников и начали вырастать на дорогах Европы клюнийские приюты. За что честь им и хвала!
Был, правда, у пиренейского проекта один серьезный изъян. Если мелким рыцарям, 'голякам', было вполне достаточно выкупов с пленных и добычи, взятой с врагов в бою, то крупным сеньорам в качестве вознаграждения за проявленную воинскую доблесть требовалась земля. А вот ею пиренейские собратья по вере никак не собирались делиться. Самим мало! Да и много ли той земли за перешейком?
Необходимо было срочно что-то придумывать - в смысле новых земель, желательно подальше от Европы. Земель, ограбление и присвоение которых не только не греховно, но даже наоборот прибавляет очки. Ну, касательно обретения Царства Божия после славной смерти в бою.
И тут очень удачно подвернулись сельджуки, ведомые от победы к победе доблестным Малик-шахом Первым. Захват ими старых римских колоний в Сирии и Палестине стал просто бальзамом на израненную душу клюнийского руководства. Ведь божечки ж ты мой! Земли, по которым ступали когда-то сандалии Спасителя, оказались теперь во власти богопротивных магометан! Ну, вот как!? Как сердце доброго христианина может стерпеть такое святотатство?!
Господин Гольдберг, повышавший в перерывах между медицинскими процедурами историческую грамотность своего спутника, на этом месте аж задохнулся в праведном гневе. Каковой, по его мнению, должен был охватывать каждого честного христианина при известии о подобном попрании святынь!
