Царь Александр Грозный (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
Знания о единоборствах, полученные в той жизни, в чистом виде не пригодились. Его движения не были прямолинейны, как в каратэ и не были округлы, как в тайцзицюань. Санькины движения были рваными, как в боксе, для изучения которого он уделил наибольшее количество времени и в той жизни и в этой, но были нацелены не только на удары, но и на захваты. Поэтому его любимые «сайдстэпы» и «циркули», хорошо легли на технику айкидо и тайцзицюань.
Александр не мог себе позволить скакать по палубе, как заяц. Подданные могли подумать, что царь спятил. Поэтому Санька двигался быстро, но в рамках приличия.
— Все ко мне! — крикнул он и двинулся к ближайшей группе защитников корабля, пробиваясь саблей, закрываясь мягкими блоками и уворачиваясь от тычков коротких копей и ударов мечей.
Несколько раз ему «прилетало» копьями в спину, или в бока и его одежда постепенно превращалась в лохмотья. Нападающих поражало то, что оружие от его тела отлетало, не причинив вреда, а под одеждой не было видно ни панциря, ни кольчуги. Даже кровь из ранее полученных ран, перестала течь и запеклась. А новых ран не образовывалось.
Постепенно, по мере продвижения капитана корабля к своим матросам, нападавшие на Петра Алтуфьева переставали тыкать его мечами и копьями, и изумлённые прекращали схватку. Пётр шёл по палубе, едва отмахиваясь от ударов по своему телу, и отбивая палашом атаки на своих воинов. И Санька понимал, что это было неправильно. Поэтому когда Пётр собрал всех своих воинов на корме, Александр снял с Петра часть защиты и с криком: «в атаку», кинулся на оторопевших от его неуязвимости противников.
Всё-таки его матросы не успели заметить, что удары не приносят урона их капитану. Не до того им было в пылу схватки. Сейчас Санька, сняв защиту, и понимая свою уязвимость, вертелся, как «волчок», ввинчиваясь в толпу абордажников и нанося зачарованным мечом смертельные раны. Какие-то свежие раны и ссадины появились и на его теле.
И абордажники, не выдержав увиденного, дрогнули. Все они дружно развернулись спинами к защитникам и бросились вон с корабля. Благо, что невысокие борта шхуны располагались практически на уровне с бортами галер и почти вплотную. Прыгать с них обратно было очень удобно, главное — перелезть через фальшборт. Они перелезали и прыгали, прыгали, прыгали.
— Гранаты! — крикнул Пётр Алтуфьев.
Экипаж четвёртой шхуны открыл гранатные ящики, и гранатомётчики стали метать на галеры смертельные подарки.
Тем временем, остальные корабли Санькиного ордера благополучно прошли пролив. Около половины армады двинулись дальше вдоль берега полуострова навстречу турецким кораблям, разворачиваясь веером. Часть Санькиной армады завернула к причалам Таманского порта, часть обошла полуостров с юга и встала на якоря напротив модернизированных причалов Железного мыса.
Оставшаяся целой турецкая галера не стала искушать судьбу и осталась возле «товарки», растерзанной Санькиными гранатами.
Российский флагман встроился в ордер и, пройдя узость, завернул налево и тоже, спустив паруса, привязался к торчащему из моря бревну будущего пирса строящегося порта Тамани. Проход Керченского пролива завершился успешно. Восемьдесят шесть больших и малых кораблей русского флота вышло на просторы Золотого моря. Около десятка кораблей встали на стражу пролива с севера, расширив район патрулирования от крепости Темрюк до маяка.
Санькино сознание уже не разрывалось между множеством объектов контроля. Он уже почти привык к потоку информации, поступающей, из сотен одновременно говорящих «радиоточек» и научился её расчленять по значимости. Выручало понимание работы компьютерной инфосети.
Санька был любопытен и раньше с удовольствием читал про новинки науки и техники. А когда появились компьютеры, он купил себе новинку и стал осваивать технику через игрушки. Сейчас бы он был бы рад, появись у него здесь его первая «машина» с двести восемьдесят шестым процессором и жёстким диском емкостью триста мегабайт. Но компьютера у Саньки не было.
Зато у него была его собственная информационная сеть, изо дня в день работавшая всё лучше и лучше. Его с Мартой «беспроводная» связь, натолкнула Александра на мысль о создании «облачных» хранилищ.
— «Ведь кто такая Марта?» — Как-то задумался он вечером, лёжа с ней в обнимку и не смущаясь тем, что она может «услышать» его мысли.
Пока шла погрузка войск и снабжения для большого похода у Александра появилось время немного отдохнуть. Хотя дел на Таманском полуострове было по самую маковку Саньке, слава богу, не надо было скакать верхом из конца в конец. Он брал своих девонек. Они садились на лошадей, выезжали за пределы лагеря и исчезали, перемещаясь в нужную Александру точку. Больше всего царя интересовал проход левым устьем Кубани в Чёрное море, углублением которого занимались кикиморки, Темрюкский порт, куда маленькими судами привозили из Ростова снабжение и переправа караванов на Керченский полуостров.
Великий шёлковый путь» не прекращал работу. Караваны приходили и приходили, а переправа стояла. Тогда Александр, пальнув для острастки по противоположному берегу, отправил туда две галеры с десантом, а следом гружённый большой плоскодонный транспортный корабль в виде вёсельного плашкоута.
И плашкоут, и галеры были обстреляны из верхней крепости, но не результативно. Не позволило расстояние. Ядра не долетали, а просто скатывались по откосам.
Следом за первым плашкоутом причалил второй, а за ним третий. Плашкоуты крепились друг к другу жесткой сцепкой, якорились и, в конце концов, образовали понтонную переправу шириной в две арбы. На постройку переправы ушло трое суток.
Караваны, уходившие по дороге, проходившей через Керченскую крепость, назад не возвращались, но Александру на это было наплевать. Во-первых, он своим внутренним взором, видел, что после тщательного досмотра в крепости, турки караваны стали пропускать дальше, а во-вторых, для него был важен сам факт восстановления грузопотока и поступление от него таможенных сборов.
На третий день работы переправы к причалам Таманского порта пристал небольшой парусник, привёзший трёх представителей гильдии паромщиков. Александр, услышав, кто просит его аудиенции, понимающе улыбнулся. В этом времени владельцы малых и больших водных транспортных средств жёстко конкурировали с мостами, часто сжигая их.
Александр не стал приглашать «гостей» в шатёр, а вышел сам.
Он одевался, согласно статусу, в дорогие одежды, обильно украшенные жемчугом, драгоценными каменьями и золотыми нитями. Сегодня на нём были надеты льняные шаровары, рубаха и кафтан красных тонов, вышитые золотом, такого же цвета и качества сапоги (ибо лето, жара) и небольшая чалма, сложенная из жёлтого атласа, украшенная рубинами.
Представители гильдии, увидев русского царя, пали ниц.
Александр смотрел на склонённые перед ним спины и думал, как быть? Ему не нужны были слова, но он их ждал.
— Великий государь, — начал один из гостей, не поднимая головы от ковра, коим был устлан «порог» шатра. — Позволь слово молвить?
Александр успел разглядеть лица гостей, прежде чем они спрятались в поклоне. Перед ним стояли на коленях типичные семиты.
Из шатра вынесли царское кресло, установили его на специальный плоский каменный постамент и Александр сел в него. Царь некоторое время молча разглядывал пришельцев, одетых ярко, но без излишеств.
— Поднимитесь с колен. Пусть говорит один, — сказал князь.
— "Скорее — арабы", — подумал Александр, вглядываясь в лица гостей, поднимающихся с колен.
— Мы, великий государь, представляем общину владельцев кораблей, что перевозят грузы через пролив. Перевозили… Да! — Начал старший из них, одетый в одежду красно-сине-зелёных тонов. — Сейчас пролив перегорожен мостом и наши корабли остались без работы. У каждого судовладельца есть семья: две-три жены, дети. Им нужны деньги.
Говорящий умолк. Молчал и князь. Он наслаждался хорошим днём, тенью и лёгким ветерком, блуждающим под шёлковым навесом. Он не торопился услышать о проблемах грузоперевозчиков. Санька постоянно находился в работе, перемещая своё сознание из объекта в объект и контролируя множество производственных процессов. В том числе, сейчас в Кремле проходило заседание государственной думы. На котором обсуждалось: "Сдавать город повстанцам или нет." Надо было присутствовать. Поэтому он никуда не спешил, пока думая о другом.