Болотник 4 (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич
— Перед судом, а потом к стенке? Странное правосудие, зачем тогда суд, если всё равно к стенке? — заржал я. Ничего не меняется, как пошло с этих времён, что человек представший перед судом априори виновен, так и тянулось до моих дней.
— Ну ведь положено так… — растерялся Макаров.
— На что положено, на то хер положено — скривился я — понятно, что он виноват по самые уши и выше, но решение должен принимать суд, если ты его туда тащить собрался! Проще тут грохнуть, мороки меньше. А осудить можно любого, вот меня возьми, например. Меня тоже расстрелять надо!
— Тебя то за что? — удивился Макаров.
— Как за что? Ты же слышал лейтенанта, за двух бойцов, которых я на костре застрелил. По всем законам, я преступник и убийца!
— Ты правильно всё сделал — насупился Макаров — а я дурак! Надо было молчать, а я не подумал и ляпнул всё литёхе! Поверь мне, никто больше про это не узнает.
— Ну тогда ты тоже преступник, соучастник даже и тебя грохнуть надо! А про то, что никто не узнает… так уже знает твой санитар — вздохнул я.
— Он ничего не расскажет тоже! Я тебе клянусь! — горячится Макаров — А ротмистра всё равно нужно поймать!
— Хорошо. Согласен. Пошли возьмём — усмехнувшись отвечаю я на эту вспышку гнева — или сами не пойдём? Бойцов может послать? А чё? Начальство мы или нет?! Пошлём бойцов и пусть без него не возвращаются! Ишь, устроились, прогулка им лодочная по реке. И ничего, что половина в лесу заблудиться, а остальных по одному вырежут, это их долг, приказы выполнять! А бабы ещё солдат нарожают.
— Нет, чего ты сразу? — надулся Макаров, и смотря на меня исподлобья продолжил — они не смогут конечно, но вот ты сможешь!
Глава 19
Я аж дар речи потерял. Вот это заявочки! То есть я должен для Макарова ротмистра изловить? Что-то я не помню в тайге такой травы от которой можно такой приход поймать или он бухнуть успел от горя? Я втянул в себя воздух, пытаясь уловит знакомый запах, но ничего не учуял.
— А с какого хрена? Ты Иван ничего не напутал? — задаю я вопрос Макарову, внимательно смотря за его реакцией.
— Ну а кто кроме тебя сможет? Ты в тайге как дома, боец каких поискать, кадровый командир, да и ты же коммунист! И потом, если ты ротмистра сможешь взять, тебе все грехи спишутся! — давит мне на сознательность Макаров. Это я ему ещё в самом начале знакомства сказал, что партбилет «пролюбил», а он гад такой запомнил!
— Стране нужны живые коммунисты, а не мёртвые. И кто тебе сказал, что за эту белогвардейскую мразоту мне кто то, что-то простит? Мы же решили уже всё с тобой! Зачем ты сейчас на ходу всё меняешь? — возмутился я.
— Не правильно мы решили! Зря я тебя послушал! Если сейчас от ротмистра не избавиться, он успеет подготовиться к приходу другого отряда. Мы же сейчас бежим от одного человека!
— Мы не бежим, а уходим! То, что он за нами по пятам идёт, ничего не меняет, даже если бы его и не было, всё равно уходить надо было. Кроме того, не сильно ли ты много хочешь? Убить его ещё можно попытаться, но вот поймать живым?! Он вооружён, он отстреливаться будет, а ты мне предлагаешь в ответ в него не стрелять, а пойти и вязать его голыми руками? Так вот, от меня пули не отскакивают! Ты сам видел, сколько во мне уже дырок наковыряли! И новый шрам от пули, мне как раз ротмистр оставил! Иди ты в задницу Макаров! — возмущаюсь я.
— Я тебе приказываю! — точно попутал, что-то фельдшер, уже приказывает он мне! Он явно не в себе, подавленное состояние в котором прибывали все бойцы передалось и ему, и ему сейчас хочется каких-то действий, хочется контролировать ситуацию.
— С хера ли ты мне приказываешь?! Я не твой подчинённый, и только из доброты душевной тебе помощь оказываю! И заметь Макаров, уже в который раз ваши задницы спасаю! Или у тебя принцип — кто везёт на том и едем?! Достал ты меня. Да я даже за этот день мог спокойно уйти вперёд и не тащить за собой вашу инвалидную команду, но я вернулся и помогаю тебе!
— Ну тогда убей его! — у Макарова нервный срыв и я его понимаю, мы за эти дни пережили очень много. Он друга потерял, а сейчас на его шее ответственность за бойцов. Весь день он среди них был один и ему нельзя было показывать эмоции, да и погода подвела, а сейчас его прорвало — ты же можешь! Я очень тебя прошу Кирилл!
Я смотрел на Макарова, но мысли мои были далеко. Кто бы ещё несколько лет назад мог сказать про меня, что я могу убить человека? Да я и сам бы никогда не подумал, что такое случиться в моей жизни. Я был на войне, но даже за три года своей службы ни разу из автомата не выстрелил, не то что бы кого-то убивать. И вот теперь я убийца и мои таланты оценили. Моя «бандитская» внешность стала соответствовать содержанию. Сколько я уже человек убил? Да много, очень много, и среди них были хорошие люди! Если есть бог на свете, то гореть мне в аду! Такое не отмолить и не загладить никакими добрыми поступками. Я стараюсь не думать о содеянном, так легче жить. И сны мне кошмарные не сняться, сплю я обычно как младенец. Я был раньше весел, много шутил, а теперь? Теперь я мрачный тип, который думает только о выживании и мысль об убийстве человека никаких отторжений в моей душе не находит. Надо убить — убью! А ротмистра даже с удовольствием! А ведь мне интересно, когда наши пути с отрядом разойдутся, за кем отправиться ротмистр? За мной на болото, или за отрядом почти беззащитных бойцов? Наш разговор на берегу реки не оставляет вариантов, он именно меня считает причиной своих бед, а это значить, что встретиться мне с ним ещё раз всё же придётся. Так почему не сейчас? Может прав Макаров? Может стоит решить эту проблему раз и навсегда, пока мой враг уставший и ослабленный, пока он кипит ненавистью, а значить не может трезво думать? Черт!
— Хрен с тобой. Я попробую. Но знай Макаров, что сегодня наши с тобой пути расходятся. Сейчас вы уйдёте вперёд, а я останусь. Получиться у меня или нет, но к вам я больше не вернусь. Дальше вы сами. Вам по реке осталось пройти ещё день, может два, а потом уходите по той тропе что и пришли, ну а я пойду своей дорогой. И запомни Макаров, ты мне должен! — я зло сплюнул — наган сюда давай с патронами!
— Кирилл… — начал Макаров.
— Заткнись Ваня! Ради бога заткнись, отдай мне наган и валите нахрен! Мне с тобой больше не о чем разговаривать.
Опустив голову Макаров молча снял кобуру и протянул её и горсть патронов, которые достал из кармана, мне. Я, кинув оружие и боеприпасы на дно своей лодки, ударил веслом по воде и молча поплыл назад, разговаривать нам с ним больше не о чем. По дороге сдернув с одного из плотов две плащ-палатки и моток верёвки я направился к повороту реки, который только что прошёл караван.
Караван из плотов скрылся из виду, а я сидел в лодке провожая его взглядом. Всё! Через день или два я пойду по этой реке по пройденному ими пути и не останавливаясь проследую дальше на болото. Хватит с меня общения с красными командирами и подтирания задниц необученным бойцам.
Выбрать и обустроить позицию для стрельбы в лесу очень тяжело и непросто. Ориентироваться для этого на местности и работать физически приходится очень быстро и скрытно. Стрелку, находящемуся в засаде, приходится терпеть и работать, работать и терпеть. Терпение — это рабочий инструмент стрелка. Нетерпеливый, ленивый и самонадеянный не выживет.
В качестве приманки я приготовил свою лодку, которую вытащил на берег реки на относительно свободном участке, что бы подходы к ней были видны. Свернув одну из плащ-палаток, я набил её травой и положил в лодку, придав ей приблизительный вид спящего человека. Херня конечно полная, но в темноте, если не подходить близко, вполне сойдёт. Сам же я устроился на другом берегу, перейдя реку в брод. Там почти не проходимый кустарник, со стороны и с сзади ко мне не подберутся.
Нормальный и здравомыслящий стрелок обустраивает позицию, на которой, как правило, приходится сидеть несколько часов и всегда постарается сделать закрытой. А в засаде мне придётся сидеть хрен знает сколько, хорошо, что на мне моя, уже заметно потрёпанная, но ещё вполне годная к эксплуатации энцефалитка.
