Павел Клюкин - Гибель химеры (Тайная история Погорынья)
Время шло, каждая спешила рассказать о своем, но тут из кустов выскочил Ворон, тоже бегавший в разведку. А следом показался и сам Волчок.
— Чего это у него вид такой странный? — заинтересовалась было младшая, но Юлька, торопясь расспросить о происходящем в округе, только отмахнулась. Узнав, что на ближнем поле и проходящей мимо леса дороге никого нет, девчонки облегченно вздохнули и засобирались в путь. Маленький проводник отвел их к ручейку, где лекарка, порыскав по пути в пожухлой траве и с трудом насобирав несколько стебельков, заставила Фешу скинуть рубашку. Промыла ранки и ссадины обжигающе холодной водой, смазала пожеванной травкой. Затем подружки поменялись ролями, и настал черед младшей оказывать помощь не менее пострадавшей напарнице.
Умывшись и утолив голод припасами из котомки, отправились дальше, на восход. Осеннее солнце, что иногда пробивалось сквозь низкие грязно-серые тучи, круглым, молочно-белым пятном хоть немного, но позволяло держать нужное направление. Феклуша подставляла лицо свежему ветерку, с радостью чувствуя, что уже не так болит голова от тяжелого болотно-затхлого запаха. Или уже принюхались за всю ночь, или источник зловония остался далеко позади. Она прижимала к груди зайчонка больше, чтобы согреться, чем от боязни выпустить. И только когда расплелся правый лапоть, мешая идти и совсем не защищая онучи от влаги, да от холода перестал зуб на зуб попадать, девочка решилась обратить на себя внимание.
— Погодьте. На-ка, Волчок, подержи Егорчика, пока лапоток подвяжу.
Уселась на поросший мхом ствол завалившегося дерева, вытянула перед собой ногу и замерла в растерянности — ступни у обувки почти не было. Незадачливая путешественница собралась было зареветь, да Юлька проворно скинув котомку с плеча, достала и протянула спутнице кожаные поршни, не новые, но почти по ноге. Мало того, подруга, оставшись в сероваляной душегрее поверх рубахи, пожертвовала и кожушком, хоть и стареньким, но очень теплым.
— А м-м-меня дя-я-ядька так и уволок со двора, в чем была, — промычала, заикаясь от холода Феша. — А ты вон как тепло одета.
— Вот только собраться и успели. Со мной еще две девки были: Слана с Полиной. Почти убежали от ворога, уже на опушке леса были, но, откуда, ни возьмись, те двое, — юная лекарка помолчала, заново переживая мгновения плена. — Видать, в засаде прятались.
— Ш-ш-ш! — Волчок смотрел на Ворона. Тот, замер в стойке, принюхиваясь, и поводя носом в сторону кустов, что опоясывали небольшую рощицу за сырым овражком, вдоль которого и тянулась еле заметная тропинка.
Юлька в мгновение сдернула Феклушу за руку с импровизированной лавки и, крикнув Волчку «Беги!», потащила, не разбирая дороги, в противоположную сторону, вглубь леса. Так и бежала, не выпуская руки пока под ногами не захлюпала болотная жижа. Выбравшись на небольшой пригорок, сразу завалились отдышаться.
— Кто там? Леший? — крестясь, поинтересовалась младшая, принимая зайчонка из рук отрока.
— Не. И не волк.
От упоминания зубастого зверя у собеседницы округлились глаза:
— Косолапый?
— Люди. Следят.
Сказанному Волчком, Юлька поверила безоговорочно — не простым он был мальчишкой, ой, не простым!
— Значит так. На дорогу больше не выходим. Пробираемся лесом. Пока мы таимся, ты, Волчок, разведай путь. До Ратного недалеко осталось. Скоро заимка аристархова будет. До нее, поди, ворог не добрался, больно хитро упрятана, — ни с реки, ни с дороги не видать.
— Еще батина мамка с нами живет, дедушко наш давно погиб. А большухой — бабка Володара, так совсем дряхлая, уже полста пять лет минуло, — оставшись одни, девчонки занялись сбором лесных даров. Сухой пригорок, чуть подалее, оказался усыпан переспелой брусникой, а на вросшем в землю валежнике, да у основания ствола сухой березы мостились большими семьями поздние опята
— Только где сейчас они, не знаю. Они в тот день в лес по грибы ушли, — не умолкала Феклушка.
Подруга хоть иногда и вставляла слово или спрашивала что, но поджатые губы и напряженно-блуждающий взгляд выдавали совсем иные заботы.
Разведчик вернулся напуганным, хоть и не смог ничего объяснить толком. С трудом Юлька поняла — на реке вражьи насады, и, судя по растопыренным пальцам обеих рук — много. Получалось, что беда повсюду, куда ни сунься. Но делать нечего — надо было хоть чуть-чуть отогреться и поесть.
На заимку пробирались крадучись. И только ввалившись в низенькую избенку, да затеплив костерок, вздохнули с облегчением. Холодная, пустующая в осень, полуземлянка прогревалась плохо. Спасала лишь горячая похлебка, сваренная на скорую руку из покрошенных мелко-мелко грибов. Феша еще только суетилась у очага, пытаясь справиться со своей долей, когда до них донесся печальный звон скорбящего колокола. Берущий за душу плач разом оборвал все разговоры — ребята притихли и вопросительно уставились на старшую. Та, сведя брови, молча теребила и без того растрепанную косу и вдруг огласила решение:
— Надо к Княжьему Погосту быстрее. Сотне о беде весть дать. Пойдем напрямую через лес до Бело-Игнатовки, там переночуем, а утром к дороге выйдем.
Залив очаг, снова спешно засобирались в путь.
В лесу, уяснив, куда нужно двигаться, Волчок вырвался вперед, и девчонкам пришлось поспешать. Очень помог Ворон. Пес сновал челноком, носился от переднего к задним, не позволяя отстать совсем, показывая, куда надо двигаться.
Уже смеркалось, когда вышли к Белой речке. Лес редел, скоро должна бы и деревня показаться, но никаких жилых запахов не было и в помине. Тревога сменилась смятением — вместо отстроенной нынешней весной Игнатовой деревни путникам открылось унылое пепелище. Смерть оставила на этом месте свой черный след — ни единой живой души, лишь обугленные бревна сгоревших изб. Каким-то чудом уцелела только отдельно стоящая банька из светлых свежеокоренных бревен.
Пошли было к ней, но наткнулись на чьи-то разрозненные кости, и Феша чуть не лишилась чувств. Ее долго рвало на задворках. А чуть придя в себя, девочка наотрез отказалась приближаться к гиблому месту — вместо остановки пришлось делать крюк, обходя пожарище.
Ночь поглотила лес. Ветер разогнал облака, резко похолодало, и изо рта от скорой ходьбы валил пар. С ясного звездного неба щурилась своими пестринами полная луна. Над верхушками деревьев мелькнула ширококрылая тень — большая сова отправилась на охоту. Феклуша, задрав голову, залюбовалась ночной птицей и…
— Господи, спаси и сохрани! — крестясь и одновременно шаря в темноте рукой, девочка, наконец, разобрала, что попала в завалившуюся землянку. Наверху послышались голоса, окликающие ее, а скоро подоспели и «спасатели». Первым оказался Ворон, смело нырнувший в проломленный девочкой проход. Юльке с Волчком пришлось повозиться, но вскоре все трое сидели на покосившейся лавке нежданного убежища. Очаг оказался почти целым и вскоре общими усилиями в нем был разожжен огонь. Юля отломила три небольших кусочка от ломтя хлеба и раздала попутчикам вместе с вялеными рыбешками. Кусок не лез в горло и дети, немного отогревшись, уснули, втроем укрывшись старой, проеденной мышами, рогожкой.
К утру землянка выстыла. Каждый во сне норовил перетянуть рогожку на себя, тщетно пытаясь сохранить уходящее тепло и согреть коченеющую спину. Неразберихи добавлял Ворон, норовивший улечься поверх всех.
Лишь ушастый Егорчик, привязанный за самодельный поводок, смирно сидел у подножья лавки, с хрустом обгрызая кору с юлькиного осинового посошка.
— Совсем замерзла. Все болит. — Феклуша села, попыталась растереть себе руки, но тут же, задев незажившие ссадины, скривилась от боли. Ворон, обрадовавшийся ее пробуждению, лизнул лицо шершавым языком.
— Отстань лучше. Иди Егорчика целуй.
Рассветная синь струилась в верхнюю, расширенную ночью дыру. Девочка немного огляделась — чуть дальше виднелся полузаваленый лаз, служивший в обычное время входом в землянку. «Наверное, вверху ход для дыма был» — мелькнула мысль и тут же сменилась другой: «Надо бы разведать, что снаружи!»
Феша на карачках протиснулась в узкое отверстие, да так и застыла, открыв рот — прямо на нее смотрел почерневший от времени лик. Деревянный идол, казалось, закрыл собой полнеба. Так и стояла бы она на коленках в оцепенении, если б в закрывающий проход девчоночий зад головой не уткнулась Юлька:
— Ты чего? Отползай!
Юная лекарка выползла наружу, подняла голову и тоже застыла, не в силах пошевелиться. Если бы кто со стороны увидел эту картину, то решил, что обе истово отбивают поклоны Скотьему Богу, поедая его выпученными глазами.
Пережив первые мгновения ужаса, Юля, наконец, осознала, что ночевали на капище. Она поднялась и, трижды обмахнув себя крестом, огляделась. В центре достаточно просторной поляны, окруженной старыми соснами, в жухлой траве возлежал плоский жертвенный камень, покрытый рыжим мхом. Над ним величественно возвышался Велес, а по кругу торчали окоренные столбы с навершиями из рогатых черепов. Феклуша, выпростав из-за пазухи крестик, беззвучно шептала молитву и беспрестанно крестилась.
