Владимир Боканов - Хроники Арта. Дважды Меченный
– Деньги тут совсем ни при чем. Просто толпа жаждет в первую очередь вашей крови, а на обнаженном теле любая царапина будет отлично смотреться. Так что чем больше ты изранишь противника, тем сильнее тебе будут рукоплескать. Если победишь, конечно.
– Вот извращенцы. – Артем скривился. – Кровь им подавай. Самих бы выгнать на арену, тогда запели бы по-другому.
– Ну, – наставник указал юноше на выход, – попадаются среди веспийцев и любители рискнуть собственной жизнью. Каждый свободный воин, не важно, патриций он или плебей, может бросить вызов любому из гладиаторов. Надо только предварительно обговорить условия боя с ланистой. Опять же, существуют и рудиарии – заслужившие свободу гладиаторы, которые по разным причинам решили остаться на арене. – Тарбиш на секунду мечтательно прикрыл раскосые глаза. – Даже император может спуститься вниз и скрестить свой меч с самыми прославленными гладиаторами. И в такие моменты я ему отчаянно завидую. Ведь рев толпы, скандирующей, подобно заклинанию, твое имя, опьяняет. Их обожание в такие моменты почти осязаемо. Оно сравнимо с бушующими волнами, накатывающими на тебя снова, и снова, и снова. Это чувство невозможно описать, Арт. Надеюсь, сегодня боги будут на твоей стороне, и ты лично сможешь в этом убедиться.
Когда Артем поднимался по длинному сводчатому проходу, ведущему к месту схватки, он невольно размышлял о сквозившей в голосе наставника глубокой тоске. Не считая себя рожденным для убийства себе подобных, молодой человек тем не менее понимал и даже немного сочувствовал лишенному кровавых сражений воину. Однако по мере приближения к воротам арены ощущение спортивной злости и азарта постепенно вытеснило из его головы все прочие мысли. Ступив на раскаленный от ярких полуденных лучей солнца песок, он наконец-то увидел своих противников. Как и предполагалось, одним из гладиаторов был так называемый реторий. Кроме мелкоячеистой сети и зловещего вида трезубца его вооружение составлял висящий на широком поясе короткий кинжал. Перед реторием, стоя плечом к плечу, возвышались два рослых мирийца, внимательно следя за Артемом сквозь сетчатые забрала и надежно прикрывшись прямоугольными скутумами. Скользнув взглядом по сидящим на трибунах жителям веспийской столицы, юноша обратил внимание на богато украшенную парчой и диковинными цветами центральную ложу. Там, в окружении двадцати легионеров и нескольких полуголых рабынь, восседал человек, именующий себя Гнеем Корнелием Великим. Будучи чуть выше среднего роста, император отличался прекрасно развитой мускулатурой, которую не могла скрыть даже пышная тога. Ярко-синие глаза холодно смотрели вниз, на бьющихся в экстазе подданных, а тонкие, слегка синеватые губы временами кривила презрительная усмешка. Чуть ниже расположились все прочие знатные придворные, среди которых Артем различил внимательно следящего за представлением Луция. Одутловатое лицо сенатора цветом напоминало одну из пяти мраморных статуй, поддерживающих тяжелый балкон. Возле него, держа в правой руке серебряный кубок, пристроился Нумерий. Ланиста что-то шептал своему покровителю, не забывая при этом тискать приставленную к нему рабыню.
Вспомнив о грозящих ему отравленных клинках, Артем грубо про себя выругался, пообещав расквитаться с проклятым веспийцем при первой же возможности. Молодой человек настолько ушел в себя, что пропустил торжественную речь распорядителя, на все лады восхвалявшего достоинства стоящих на арене гладиаторов. Его размышления прервал резкий звук горна, возвестивший о начале поединка. Представляя в общих чертах, с каким необычным противником им предстоит сразиться, бойцы ни секунды не мешкали. Плотно сдвинув широкие щиты, оба мирийца синхронно бросились к неподвижно стоящему юноше, намереваясь прижать его к каменной стене. Решив, что его спасение тоже кроется в опережении противника, Артем лихо раскрутил Альструм и понесся им навстречу. Когда до цели оставалось примерно пять шагов, воины внезапно подались в разные стороны, пропустив вперед готового к броску ретория. Взмахнув сетью, гладиатор попытался опутать ею стремительно приближающегося противника. Маневр был выполнен настолько технично, что только благодаря дарованным богиней способностям юноша сумел угрем проскользнуть под раскрывшейся ловушкой.
Сеть чиркнула по гладкому куполу шлема, и Артем в душе сказал огромное спасибо наставнику, лично выбравшему именно этот вид доспехов. Легко уклонившись от пущенного за сетью трезубца, он от души взмахнул чудесным молотом. Оружие вошло в грудную клетку ретория как нож в масло, и Артем, не успев затормозить, пролетел по инерции мимо. Эта неловкость стоила ему секундной задержки, которой, естественно, и постарались воспользоваться четко развернувшиеся мирийцы. Ощутив, как по его голой потной спине скользит холодная сталь, юноша взвыл, рефлекторно перекатившись через левое плечо.
Едва успев подняться на одно колено, он увидел неумолимо приближающийся к нему кончик обагренного кровью гладиуса. Уведя в сторону летящий клинок, Артем захватил держащую меч руку и, злобно ощерившись, переломил ее, словно сухую тростинку. Врезав ошеломленному противнику шлемом в подбородок, он бросил мирийца через плечо, направив прямо на последнего невредимого гладиатора. Тот храбро принял летящий снаряд на скутум, потеряв на секунду юношу из вида. Этой заминки хватило Артему для того, чтобы, бешено взмахнув Альструмом, ударить им прямо в металлический умбон, находящийся в центре щита. Сила удара отбросила воина на землю, где он и остался лежать, надсадно хрипя и прерывисто хватая воздух раскрытым от боли ртом. Добавив ему справа по черепу, юноша стремительно развернулся, чтобы в последнюю секунду перехватить пущенный в него трезубец. Презрительно переломив пополам прочное древко, он сделал легкий приглашающий жест баюкающему сломанную руку мирийцу.
Потерявший при падении шлем гладиатор оказался человеком, давно уже разменявшим пятый десяток. Струйка крови медленно стекала с рассеченного молодецким ударом подбородка. Видя, что пущенный им снаряд так и не достиг цели, боец обреченно схватился за висящий на поясе кинжал. Сделав отвлекающий выпад молотом, Артем провел изящную подсечку, нанеся падающему мирийцу смертельный удар в не защищенный шлемом висок. Рев, донесшийся с трибун, заглушил легкий, едва слышный хруст, возвестивший о гибели последнего из его противников. Вскинув обе руки с зажатым в них окровавленным Альструмом, молодой человек испустил леденящий душу вопль, с наслаждением впитывая в себя рвущиеся к нему со всех сторон восторженные флюиды. На арену полетели дубовые венки, золотые монеты и шелковые ленты. Величественно поклонившись императору, Артем прошел через открытые настежь ворота, в которых стоял улыбающийся во весь рот наставник. Однако стоило тяжелым створкам закрыться, как юноша согнулся пополам, фонтаном извергнув из себя съеденную утром куриную ножку.
– Ты что, – тут же подскочил к нему Тарбиш, – в первый раз убиваешь, что ли?
– Да не в этом дело. – Юноша указал на кровоточащую рану на спине. – Мечи были отравлены.
Содрогнувшись от нового приступа тошноты, он привалился к одной из несущих колонн.
– Ты знал об этом и ничего не сказал мне? – Наставник схватился за голову.
– Я думал, что травка, данная мне Бартуком, поможет.
– Какая травка? – Наставник влепил пару пощечин начинающему терять сознание юноше. – Ну же, говори! Какая травка, Орб тебя подери?
– Какая-то кислица, – сумел выдавить из себя Артем, прежде чем окончательно потерять сознание.
Ирвин
Войско растянулось на несколько миль. Длинная колонна вооруженных до зубов гномов струилась вдоль пыльной дороги подобно гигантскому удаву, шуршащему чешуей в поисках новой добычи. Не отличающиеся высокой скоростью иберийцы компенсировали этот недостаток выносливостью, сравнимой, пожалуй, с хорошо натренированной ездовой собакой. Воины шли, не снижая темпа, уже седьмые сутки, сделав за это время всего два коротких привала. Кормак, опытный военачальник, ставя внезапность превыше всего, лично подавал пример окружающим, топая подбитыми железом сапогами наравне со всеми. Заплетенная в боевые косички огненно-рыжая борода грозно топорщилась на его покрасневшем от длительного напряжения лице. Другие военачальники, беря пример с короля, даже не пытались заикнуться о какой-либо передышке. Впрочем, Ирвину было глубоко наплевать на любые условности. Нагрузив несколько высоких повозок всеми необходимыми в дальнем походе ингредиентами, он следовал вместе с основным обозом, мрачно покачиваясь на толстом кургузом ослике, печально семенившем сквозь стебли высокой травы своими короткими ножками. Следовавшие за ним по пятам охранники даже не пытались заговорить с травником, видя, что гном находится явно не в духе. Поэтому Ирвин имел массу свободного времени для того, чтобы без помех предаваться унынию. И было отчего. Все, к чему он стремился, оказалось под угрозой из-за одного-единственного поступка. Не дай он в порыве благодарности той идиотской клятвы, история королевства потекла бы совсем по другому руслу. Были бы живы Айрик Золотой, Ругар, Трай и, возможно, еще многие, многие гномы, которым только предстояло отправиться в чертоги Вардана, следуя железной воле взошедшего на малахитовый трон Убийцы. А теперь все, что оставалось Ирвину, так это уповать на милость и благоразумие Кормака, вздрагивая в душе каждый раз, когда король удостаивал травника своего пристального внимания. Но больше всего Кленового волновала судьба его старшей дочери, бесследно пропавшей в ту самую ночь, когда от его руки погиб Трай Огненный. С тех пор прошла уже не одна неделя, но вестей от сбежавшей Хлои так и не поступило. В том, что она именно сбежала, у Ирвина не было никаких сомнений. Найдя утром в кладовке серебряную заколку девушки, лежащую посреди брошенных впопыхах праздничных украшений, Ирвин укусил себя за судорожно сжатый кулак, чтобы не завыть от ужаса. Организованные в тот же день поиски не дали никакого результата.
