Геннадий Стройков - Обретение нового мира
— Ты русская?
Она удивлённо вытаращилась.
— Да, с Рязани! А Ты!
— Самара городок! Кофе попили!
— Да, вроде того!
Мужик оказался шведом. Девица, ей двадцать три года, знала кроме шведского, немецкий, немного французский, и в совершенстве русский матерный. Вот ништяки поперли. Хельга немка, хоть поговорим, а то, как глухонемые, жестами. Напоили потерпевших водичкой, кушать они пока отказались.
Девица, обозвалась Верой, кстати, очень спокойно отнеслась к тому, что все вокруг нагишом. А её бойфренд Густав, пойми этих шведов, весь вечер ходил с листом пальмы. Конечно, если бы у меня был такой величины, я бы тоже, наверное, стеснялся.
Вера по ходу дела с использованием идиоматических выражений рассказала.
— Познакомились в России, он по делам приехал. Собралась за него типа замуж. Вот решили в Турцию позагорать съездить.
Вообще бойкая через края. Глазки строит. Хельга волчицей глядит. Пришлось объяснить по-русски. Может, и поняла, может, и прикинулась. Но села к Густаву поближе. Он чего-то не в себе. Вздохнёт, прислушается, замрёт, вздохнёт, замрёт.
— Кстати, Вера, если чем таким страдала. При переносе, похоже, убирают. У меня несколько шрамов исчезло, голова не кружится, зубы как новые.
Она глянула себе на живот.
— Шрама нет, аппендикс удалили! Нет! Класс!
Что-то залопотала с Густавом. Хельга внимательно прислушивалась. Потом они поговорили втроём.
— Нет, это изнасилование. У него, оказывается, рак неоперабельный. Правда, хотел всё мне оставить. Но ведь обманул гад. А теперь говорит, ничего не болит.
— Не всё так плохо. Слушай, натаскай меня хоть немного по-немецки.
— Ага! А Хельга по-русски научить просила.
— Вот и ладненько. А она тебя тапки плести научит. Это уменье здесь ценнее миньета будет.
— Не скажи, похоже, здесь лишним ничего не будет.
Как только познакомились и позавтракали, показал наше хозяйство. Девушка русская, прочихалась и в борозду. Густав тот тормозил. Скажешь, сделает. Потом сидит. На море смотрит. Через Веру поговорил. До завтра точно не помрёт. А значит, будет жить. Лучшее средство от депрессии, поработать руками. Вдвоём с ним выкопали ещё одну водяную яму, побольше. Вечером девицы помылись пресной водой. Потом сполоснулись и мы. Маленькие радости бытия.
После ночного безобразия постановили: нужны отдельные хижины, метрах в пятидесяти друг от друга. У нас семьи или как.
С детьми решили повременить. Что киндеры нам сейчас точно некстати, а вполне себе можно залететь, первой сообразила Вера и быстро мужикам поставила это на вид. Густав сначала не догнал, как это мы будем предохраняться в отсутствие цивилизованных способов контрацепции, но ему напомнили дедушкин способ, и теперь он задумался, сможет ли вовремя тормознуть. Хельга, вообще, к проблеме деторождения отнеслась по-своему: никакого участия в обсуждении не принимала, в глубине глаз у неё плескалась какая-то невысказанная боль, в заключение просто кивнула головой в знак согласия и всё. Странный народ эти бабы.
День пятый. Атолл
С утра с Густавом порыбачили. Приём с приманкой позволил добыть за десять минут две метровые рыбины. Я, опустив кончик копья в воду, замирал, а Густав кидал кусочки мяса в воду рядышком. Когда рыба, привлечённая заманихой, подплывала буквально вплотную, резкий выпад и тут же прижать ко дну. Потом передавал дрын напарнику, цеплял под жабры и тащил к берегу. Вдвоём загнали большого краба в углубление у рифа, и забили потом копьём. Так что завтрак был разнообразным и плотным.
Как-то само собой сложилось двух разовое питание. Утром и вечером. В течение дня, конечно, закусывали кокосами.
Девицы в это время занялись народным творчеством, тапками и циновками.
В перерыве все четверо с полчаса простояли на берегу. Никто не прилетело. Целый день прошёл в трудах. Доделали хижину. Начали вторую. Густаву сделали копьё. Рассказал про предыдущего товарища. Проникся, с леденящими душу криками махал им с полчаса, устал. Потом Вера, как кошка, забралась на пальму, отломала свежих листьев и сбросила с десяток кокосов. Хозяйственная.
Похоже, до Густава, наконец, дошли прелести новой жизни. Весь день носился, как заведённый. Пару раз утаскивал Верку в хижину. Под вечер вид имел загнанный, но счастливый.
Я смастрячил одну приспособу, которую видел в кино про папуасов. Деревяшка с крюком. Цепляешь дротик и кидаешь. В кино летел раза в два дальше. У меня поначалу не очень. А вот у Густава получилось сразу. Потом делали дротики по два, три в день. Озадачил девиц насчёт тетивы из волос. Луки это в том же кино круто. Опять же силки надо попробовать. Морепродукты, конечно, хорошо, но птичку тоже неплохо. Словом весь день прошёл весело и продуктивно. Верка девушка, вообще моторная. Есть воля к жизни. Пол лагуны тростником заросло, птички гнёзд навили. Она насобирала яиц, в песке запекли. А здесь, ничего, жить можно.
Вечером обсудил с коллективом одну мысль. Безумие полное, но на безрыбье и рак рыба.
— При переходе, когда вываливаемся, образуется типа пузыря. Он держится секунд десять. Нижний край немного над водой. Если попробовать в него прыгнуть, что получится?
Вера ответила.
— Знаешь, здесь не так уж и плохо. Я бы не рисковала!
— Да мне тоже не очень охота. Хочется просто спасибо сказать!
— Не, я против. И твоя Хельга тоже!
— Ох! Грехи мои тяжкие. Утро вечера мудренее.
Вечером сидя у костра обговорили различные варианты развития событий. Отдельно с Верой обсудил проблему восточных мужиков. Похоже, убедил. Проблему надо давить в зародыше, пока лежит в воде без сознания. И гуманитарную катастрофу потом будет значительно труднее ликвидировать.
День шестой. Атолл
Утро, уже по традиции, начали с рыбалки. Позавтракали и расположились на берегу. Я зашёл в воду шагах в сорока от берега. Стоим, ждём. Вспышка. Очередная страдалица прибыла. Над водой повис прозрачный пузырь метра три в диаметре. Перекрестился и рыбкой нырнул в пузырь.
Удар, темнота. Блин! Как голова болит. Вокруг темно. Потрогал голову. Здорово треснулся. Крови натекло. Давно лежу, уже засохла. Пощупал вокруг. Сухо. Камни по кругу, поверхность шершавая. Дно гладкое, холодное. Субъективно, как стекло. Диаметр два шага. Щели между камнями большие. Можно выбраться. Нащупывая опору пальцами рук и ног, пополз вверх. Говорила мне мама, делай по утрам зарядку. Пару раз чуть не сорвался. Колодец не глубокий, метров десять. Но убиться хватит.
Перелез через край. Долго лежал, приходя в себя. Потом опять по кругу. Нет, после переноса здоровья явно прибавилось. Неделю назад точно умер бы, но не залез. А сейчас просто запыхался. Комната, квадратная, в стене проход. Медленно, ощупывая руками стены, пошёл. Узкий коридор, высота метра полтора, стены тот же шершавый камень. Пригибаясь, медленно двинулся вперёд, шагов через сто упёрся в дверь. Доски грубые, большие шляпки гвоздей. Постоял, послушал. Пошарил пальцами, нащупал скобу. Осторожненько потянул. Бесшумно открылась. Небольшой подвал, заваленный всяким хламом, под потолком зарешечённое окошко. На улице ночь и фонарь. После полного мрака, видно не плохо.
В конце помещения лестница наверх. Судя по дереву даже не в прошлом веке, делали. Стараясь наступать по краям, поднялся. Даже не скрипнула. А вот дверь из подвала, когда потянул, заскрипела. Сердце ухнуло. Послушал, тихо. Опять потянул, медленно, медленно. Проскользнул в щель. Кухня. Здесь тоже через окно свет снаружи. Огляделся. На стене висят всякие прибамбасы, в их числе молоток, мясо отбить. Самое то для спасибо. Ножик это для кино и понтов. Если неудачно попадёшь, то и заорёт, и весь в крови измажешься. С кухни открытая дверь, это хорошо, а то нервы начинает поколачивать. Стараясь не дышать, выглянул. За ней кофейня. Шесть столиков вдоль противоположных стен, посередине проход.
Коллективным разумом вчера восстановили планировку. Кофейня первый этаж, второй очевидно жилой. Вход по лестнице в углу, за шторкой. Пол каменный, я босиком. Сердце стучит, на улице слышно. Постоял около лестницы. Несколько раз махнул молотком. Держу гладкой стороной вниз. Адреналин бушует. В ушах звенит. Сверху слышно бормотанье. Похоже, телик. Медленно, медленно поставить ногу. Медленно, медленно, перенести тяжесть на другую, опять переступить. Когда забрался наверх, был как выжатый лимон. Коридор, из приоткрытой двери пробивается тусклый, мелькающий свет. Точно телик. Осторожно заглянул. На полу матрац, на нём лежит на спине толстый мужик, сопит.
Раз, два, три! Делаю три шага и с размаха бью по лбу. Шума удара нет, только чавкнуло. Прислушался, тихо. Окно зашторено. Нашарил около двери выключатель, щёлкнул. Вот так, теперь на тебе, похоже, уже два трупа.
Вышел в коридор. Зажёг свет. Ещё четыре двери. Ванная. Кабинет. Комната пустая. В последней из под одеяла выглядывала чернявая молоденькая бабёнка. Приложил палец ко рту и показал молоток. Спряталась под одеяло. Я бы тоже, наверное, спрятался. На стене зеркало. Там голый, загорелый мужик с недельной щетиной и испачканным кровью молотком в руках. Маньяк, однако.
