Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Государыня
– Разрешите приступать?
– Разрешаю. Эти ваши игрушки далеко ли летят?
– Как добросим, воевода.
– А взрываются скоро ли?
– Погорят, покамест до десяти сосчитаешь, а потом жахнут так, что чертям в аду жарко станет.
Федька был уверен, что атаман все знает. Просто дает им время прийти в себя. Мало ли…
– Сейчас пойдете, куда я скажу, а с вами пойдут Петро и Оглобля. Они ваши штучки куда как дальше докинут.
– А…
– Мешкать они не будут, просто силы у вас пока детские. Обидно будет зазря такую мощь потратить.
Еще бы не обидно.
Федька кивнул:
– Разрешите начинать?
Желтые глаза одобрительно сощурились:
– Начинайте.
* * *Селямет-Гирей смотрел вперед. В душе калги бушевал вихрь гнева. Наглые твари! Сволочи! Шакалы православные, не знающие Аллаха и истинной веры!
Да как посмели они?!
Селим-Гирей ушел в поход – и, как это часто бывало, его брат остался за старшего. И вот тут…
В столицу начали приходить плохие известия.
Русские появились в Крыму. То здесь, то там… Спасшихся было немного. Тех, кто смог добраться до столицы и сообщить обо всем государю, – еще меньше. К тому же Селямет-Гирей был не настолько умен, как брат, – вот и не принял все всерьез.
Забеспокоился он пару недель назад, когда прилетел голубь из Кафы.
Город был захвачен. И все чаще в Бахчисарае объявлялись беженцы…
Сначала Селямет не беспокоился. Ну, набег – бывает. Приходили сюда уже и казаки, и русские, да только убрались несолоно хлебавши. Селим же как раз под Азовом, вот возьмет он крепость – и пройдется победоносным маршем, захватывая неверных и превращая их в своих рабов, ибо на что они еще могут сгодиться?
Только в меру своих сил и умения служить правоверным.
Но…
Все складывалось не так хорошо. Селим молчал, а вскоре пришло и известие пострашнее. Русские шли к Бакчэ-Сараю. Шли уверенно, не останавливаясь и с понятными намерениями. И с другой стороны двигались поляки.
Это было уже серьезно.
Потрепать их стрелами издали не удавалось – у них была своя кавалерия, и посылать людей было бессмысленно. Все заканчивалось долгой погоней по степи.
А вот защищать…
Бакчэ-Сарай был окружен холмами – и в город вела дорога, петляющая между ними. Вот ежели занять позицию на холмах… что калга и сделал.
Поставил пушки, расположил людей, устроил штаб… штурм не стал для него неожиданностью. А вот…
* * *– Как только я гранату передам, так и бросай. Сразу же.
Казак, носящий говорящее прозвище Оглобля, кивнул. Весь нескладный, длинный, с руками чуть ли не ниже колен… понял ли?
А коли нет, так их всех сейчас тут разнесет.
Федька чиркнул кремнем, высек искру на трут – и быстро понес тлеющую тряпку к фитилю, пропитанная маслом веревка вспыхнула мгновенно.
Граната перешла в руки Оглобли, тот, не мешкая, размахнулся – и швырнул ее что есть сил.
Федька проводил ее взглядом.
А ведь хорошо пошла…
Стартовав на холме, в тылу врага – Иван Сирко выбрал идеальную позицию, татары отсюда были видны как на ладони, граната финишировала аккурат посреди большого их скопления.
БАБАХ!!!
Грохот донесся даже сюда. И сразу же…
ШАРАРАХ!!!
Данька тоже не мешкал.
Мальчишки переглянулись – и протянули к труту по второй гранате. Их всего десятка полтора, так что поспешать будем, пусть ни одна не пропадет…
* * *Не заметить удар в спину татарам было бы сложно. Гранаты грохотали так, что эхо на день пути вокруг разносилось. Да и татары, которые только что стреляли, глумились над атакующими и были вполне в себе уверены, вдруг замешкались.
И вот тут русичи своего не упустили. Рванулись наперегонки с поляками, словно крылья на ногах выросли. Расстояние до холмов преодолели в несколько секунд, полезли вверх, словно за ними черти гнались…
И стоило замолкнуть гранатам, как откуда-то, за спиной у татар раздался грозный волчий вой. А потом и…
– За Русь-матушку!!! Ур-р-ра-а-а-а-а!!!
Казаки Ивана Сирко шли в бой. Они понимали, что, ежели татары сейчас на них развернутся, – не уцелеет ни один. Но их вел батюшка-атаман, впервые они бились за свою землю, впервые у них была поддержка и помощь…
Разве не стоит оно того, чтобы голову сложить?
Тысячу раз стоит!
Они и не колебались.
Не колебались и «троянские коньки», которые, отбросав гранаты, ринулись вслед за Оглоблей и Петро. Не оставаться ж им в стороне, когда тут такое. Казаки попытались было цыкнуть на ребят, но сразу же смолкли. Потому что сабли у мальчишек в руках были как раз под их рост, и кинжалы во второй руке тоже, и глаза такие…
Можно их остановить.
Так ведь не простят потом. Ни им, ни себе. Бывает бесчестье, которое пострашнее ножа режет. Авось да и уцелеют. Казаки переглянулись и положили себе приглядывать за мальцами. И отдались бою.
* * *Федька уверенно отводил удары, как учили. Сил у него мало, да и ростом он не вышел, зато юркости и ловкости на десятерых хватит. Так и получается. Удар спустить либо по сабле, либо по кинжалу, отклонить в сторону, а другой рукой ударить. Бить ногами, подсекать врага, едва ли не на колени падать, когда надобно друга прикрывать – это не благородное фехтование. Это – бой, то есть свалка стенка на стенку, и здесь все против всех и все за всех.
Остаться на месте? Ожидать конца боя?!
Да никогда! Не для того царевич их с улицы забрал, чтобы они труса праздновали…
Удар, еще удар, рядом падает татарин с распяленным в диком крике ртом, Федька не замечает, что кричит и сам, выплескивая буйное хмельное безумие боя.
Сабля справа. Уклониться, парировать, ударить, слева его прикрыл казак, и еще удар, и еще…
Прилетевшей откуда-то слева стрелы Федька не заметил. Просто что-то клюнуло в плечо, заставляя упасть на колени.
Больно…
Конец?..
* * *Селямет-Гирей так и не понял, когда ситуация переломилась. Когда что-то страшно загрохотало? Да вроде как нет, тогда он еще смог организовать сопротивление. И татары все равно поливали нападавших стрелами.
Когда раздался волчий вой и им ударили в спину?
Вроде как тоже нет…
Когда… Да. Вот именно тогда, когда спереди ударили пушки, а один из холмов захватили и принялись безжалостно вырезать всех, кто был на нем, спихивая вниз мертвые тела.
Вот тогда и дрогнуло его войско.
Тогда и побежало.
– Куда, шакалы трусливые?! Повешу!!! – бесновался калга, понимая, что рядом с ним остается все меньше людей.
– Не повесишь.
Голос был ледяным.
Селямет обернулся. На холме, неподалеку от него, стоял самый страшный кошмар любого татарина. Казачий атаман Иван Сирко.
Нечисть желтоглазая, урус-шайтан…
Как он попал сюда, почему никто его не остановил?!
Но стоит вот, и с сабли катятся на землю алые капли.
– Не повесишь, – повторил атаман. – Ты сегодня здесь ляжешь.
Селямет завизжал от злости, видя, как последние из его людей, глядя на урус-шайтана, пятятся все быстрее, а потом и бегом бегут с холма – и прыгнул вперед, занося меч.
Сдаться?!
Не бывало такого позора в роду Гиреев!!!
Иван отразил его удар, сам напал, в желтых глазах горели опасные огни, лишая силы и удачи Селямет-Гирея. Страх сковывал калгу, вползал змеей в душу, и закончилось все вполне предсказуемо. Росчерком широкой казацкой сабли, перерубившей шею татарина – и с ней весь окружающий мир. Иван вытер саблю об одежду поверженного врага, усмехнулся…
Не бывать тебе больше в Крыму хозяином!
Не бывать!
И принялся спускаться с холма, чтобы принять участие в еще не закончившейся битве.
Этим же вечером русские вошли в Бакчэ-Сарай, который отныне будет именоваться Бахчисараем. Они отдохнут здесь пару дней, а потом отправят отряд в Султан-Сарай. Надо же зачищать Крым до конца! Обязательно надо!
Впрочем, сильно им стараться не придется. Татары, испуганные настолько, что некоторых можно было бы найти просто по запаху, бежали прочь, не разбирая дорог. Им было страшно…
Те, кто любит ходить пакостить в чужие земли, не бывают готовы к войне на своей земле. Но она приходит.
Неожиданно и неотвратимо.
Судьба всегда требует расплаты. Не с родителей – так с детей, с внуков… и часто забирает проценты.
Селямет-Гирею памятник не ставили. Единственное, что сделал для него Алексей Алексеевич, – это приказал похоронить в отдельной могиле. Хватит с него и того, что над телом издеваться не будут, как они над телами православных. На стене не вывесят, в ров не выбросят, из черепа чашу не сделают. А могли бы, еще как могли…
Эх, скорее бы тут все закончилось…
Хоть и красив Бахчисарай, хоть и приятно побеждать, а все ж домой хочется…
* * *В Москве пока еще продолжалось следствие – и казни.
Хованский, сломавшись, потащил за собой многих и многих. Софья только за голову хваталась: сколь же прогнило все при батюшке! Друзей он сердечных подбирал! Молился по четыре раза в день! Посты держал!
