Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Государыня
Палачи приготовились. Родные и близкие бросились к своим, осеклись, натолкнувшись на охрану…
Стражники потащили на помосты людей из первой телеги… но почему-то за них никто не вступился?!
И то верно – Софья подобрала людей так, что в первых двух телегах сидели люди из Иноземной слободы, а за них просить никто не пришел. Патрик Гордон несколько дней проводил там большую разъяснительную работу, объясняя, что иезуитские шпионы – это, собственно, вовсе не добрые протестанты. И заступаться за них – себе дороже.
Тем временем по знаку Ежи Володыевского охрана у телег чуть раздалась, пропуская родных к стрельцам. Там начались крики и стоны.
Софья терпеливо ждала – и ее терпение было вознаграждено.
– Сестрица, прошу тебя о милосердии!
– Невместно царевне жестокосердие проявлять…
Откуда они появились – никто и не заметил. Высокий седовласый мужчина с гордой осанкой, с окладистой бородой, в простой черной рясе – и рядом с ним отрок в белой одежде. Ладный кафтанчик, светлые волосы… да что у них может быть общего?
Это Софья знала, с каким рвением царевич учился, как внимательно слушал Аввакума – ему б точно священником быть!
Глядишь, и патриархом еще станет.
На площади наступила тишина. Софья выпрямилась:
– Ведомо ли вам, за кого просите?! За татей, зло умышлявших! Чудом не совершили его, да хотели! Всех Романовых хотели извести, покамест брат мой с татаровьями злобными воюет!
Стало так тихо, что Софья едва не рассмеялась. Беден этот мир на зрелища – ни телевизора, ни даже театра толкового… Станиславский ее бы вмиг со сцены смел. Насчет своего актерского таланту Софья не обманывалась. А тут… даже детям рты заткнули!
– За людей прошу! Православных людей, с толку сбившихся, злыми латинянами обманутых!
– Сестрица, не карай их за глупость-то!
– А коли б кровь пролилась? Твоя кровь, Феденька?!
Роли были расписаны заранее и даже слегка отрепетированы у нее в кабинете.
Аввакум напирал на нехристианский поступок, Федор – на милосердие, Софья упиралась, отказывая потому, что «они же еще раз придут». «Они ж не помилуют!»
И – да. Таланта у Софьи не было. А у зрителей не было опыта парламентских дебатов. А потому…
Поддерживать накал страстей Софье пришлось минут пятнадцать. Потом какая-то кликуша не выдержала, выскочила из толпы стрелецкой родни, бухнулась в ноги царевне и заголосила так, словно ей в попу вилами тыкали:
– Царевна, заступница наша, не попусти, век за тебя Бога молить будем, один он у нас!! Кормилец!!! Пропадем ведь, голодные да холодные…
Софье того и надобно было. Истерика одной бабы будто спустила с цепи всех родственников казнимых, которые присутствовали на площади, – и те все падали на колени рядом с царевичем и Аввакумом, глядели то на них, то на Софью, как на последнюю надежду, рыдали, стонали, умоляли, размазывали сопли…
Софья наблюдала острым взглядом – и, дав народу выкричаться, подняла руку.
Все умолкли – и в этой тишине все увидели, как протопоп Аввакум опускается на колени, а рядом с ним царевич Федор.
– Коли казнишь их, царевна, руби и мою седую голову, ибо они стадо, а мы – пастыри духовные и моей вины в том бунте более, чем их!
– И моей! – Царевич Федор бухнулся в грязь рядом с учителем и наставником. – Мы должны были того не допускать, сестрица…
– А те, кто отца нашего отравил?
– Так ведь не стрельцы же! Их самих злые люди с пути истинного сбили…
Софья глубоко вздохнула. Задумалась на пару минут, еще нагнетая обстановку.
И наконец…
– Ладно же, батюшка! Ради тебя, ради просьбы брата моего, коего эти тати на копья поднять хотели, – пусть и не хотели, но могли же! – слушайте мое решение!
Слушали. Муха пролетит – услышали бы.
– Стрельцы. Приговор мой будет таков вам – вы отправитесь в изгнание. Возьмете с собой семьи, кто поехать с вами захочет, подворья ваши в казну отойдут, а вы поедете туда, куда я скажу. И жить будете там, где я скажу. Тогда живыми останетесь. Иначе… Либо смерть – либо постриг.
Вот тут Софья и поняла, что такое – народное ликование. Смело восторгом! Залило восхищением.
Кровавая царевна?
Милосердная!
А уж что обрушилось на Аввакума и Федора…
Когда те поднялись с колен, народ на них уставился, ровно на святых.
Софья усмехнулась про себя. М-да, не знаете вы, что такое PR-технологии – и, даст Бог, никогда не узнаете.
А она сейчас цинично размышляла, что в казне прибыло – и очень неплохо. Это первое.
Осваивать земли на границе с Китаем надо – это второе. И эти – освоят, коли жить захотят. Конечно, голых и босых их не отправят, но сейчас, вот как есть, вывезут за город. Там подержат в монастыре недельку, пока не соберут все потребное – и проваливайте. Вместе с семьями.
И третье, самое приятное. Она сейчас помиловала человек пятьдесят. Остальных никак нельзя, а эти были выбраны, как самые неповинные. По принципу – все пошли, и я пошел. Я рядом стоял. Командир приказал. Но власть уже не будет кровавой. Такие поступки, как милостыньку подавать. Бросит царь грошик – никто и не вспомнит, что он налоги повысил. Общественное мнение формировать надобно, а то как же! Власть должны ценить и любить, а не бояться. Тот же Петр, Софья точно помнила, головы рубил, да бунты постоянно были. То один давил, то второй… и надо ли нам такое добро?
Нет уж. Будем зарабатывать братишкам популярность.
Аввакум царевне поклонился, собирался было с площади уйти, но… куда там!
– Благослови, батюшка!
– Благослови, царевич!
Софья с ехидной ухмылкой посмотрела на брата. А что?
Что может быть лучше патриарха из царской семьи?
Вот только надо бы решить, как быть с целибатом. Софья еще в той жизни его не понимала и не принимала – ни к чему такие извращения. Ей-ей, пусть хоть сперму бы тогда сдавали, если естественным путем размножаться не хотят! Генофонд ведь пропадает!
А тут как?
А тут и не сдашь. Увы…
Да и Федька…
Было что-то такое сейчас в мальчишке.
Может, и правда его сделать патриархом? Идеализм проходит – и быстро. А наивность? Так у него ж пока щенячий возраст, вот через годик начнем его вводить в курс дела, тогда попроще будет. Постепенно вся эта шелуха с него и пообтрясется.
Но это потом. А пока…
Софья подозвала Ежи и тихо распорядилась. С площади двинулись телеги с тщательно отобранными стрельцами, толпа заволновалась, зашумела…
А тем временем, пока счастливые родственники обнимали почти воскресших стрельцов, палачи по кивку царевны принялись за свою работу.
Софья досидела до последнего. Досмотрела. Вымучила из себя.
И все же… с жизнью сегодня расстались не три сотни человек, поменее. Чуть более двух сотен. По ее воле. Правда – враги. Шпионы, двойные агенты, завербованные ими перебежчики, кое-кто из Долгоруковых, кого уже выпотрошили, да и те же стрельцы – та часть, которая приняла близко к душе посулы изменников…
Малоприятная публика.
Софья внимательно прислушивалась к себе, когда ехала обратно. Изменилось ли что-то?
Нет.
Примет ли она еще раз такое решение?
Однозначно. Для защиты своей семьи все средства хороши. Эх, где-то та семья сейчас?
* * *«Та семья», а точнее, Алексей Алексеевич Романов и Иван Морозов, сейчас находилась под Бахчисараем вместе с примкнувшим к ним Яном Собесским. Он таки дошел, хоть и потерял почти двадцать процентов войска. И ладно бы – в боях!
Причинами послужили не татары, а кишечные инфекции, буквально косившие народ. Пока не догадались мешать воду с вином или, на край, с уксусом, полегла чуть ли не половина войска. Алексей только фыркал – правда, про себя. Ему-то Софья давно рассказала, что к чему и чем опасны кишечные инфекции. А заодно – и как их избежать.
И откуда только она все это знает? Умная у него сестренка…
Собственно, под Бахчисараем они еще не стояли. Столица Крымского ханства была окружена равниной, а та – холмами. Вот к этим холмам и подошли оба войска. Казаков пока еще не было, но скоро, скоро уже…
Никогда Иван Сирко себя ждать не заставлял, да и Степан Разин старался, зарабатывал славу.
– Что делать будем?
Алексей пожал плечами:
– Татары не дураки. Хоть и не готовились они тут обороняться, но укрепления на холмах у них есть. Да и дорога отвратительная.
– Если пойдем по ней – нас просто перестреляют.
– Могут, – согласился Ян Собесский. – И что вы предлагаете?
– Пока я послал разведку. Они вернутся, доложат, кто и где стоит, – и будем решать.
Ян одобрительно кивнул:
– Вы мудры, ваше высочество. Другой бы пошел в атаку…
– Мне не нужна воинская слава. Мне нужны мои люди. Живые и здоровые.
– Мало кто так рассуждает.
Царевич пожал плечами. Лесть ему была приятна, но в то же время…
Льстят? Подумай, чего хочет добиться этот человек. Мы с тобой – царские дети, то есть даже будь мы последними болванами, нам бы льстили…
