Всеволод Бенигсен - Закон Шруделя (сборник)
Оператор перевел камеру на Бориса, и все, как по команде, повернули головы к двоежизнцу.
— Скажите, — продолжал вещать депутат. — Вот вы хотите, что такие подонки, как вот эти, отобрали у вас первую жизнь где-нибудь в темном переулке?
Борис испуганно забегал глазами.
— Нет. Не хочу. Я вообще против насилия в об…
— Вот! — закричал депутат и почему-то вздернул руку Бориса, как будто тот был победившим боксером. — Вот! Не хочет народ, чтоб у него в темном переулке отбирали первую жизнь.
— Да и вторую не надо отбирать, — робко заметил Борис. — Насчет самоубийств я, конечно, не знаю — вопрос спорный. Но…
Тут он набрался смелости и посмотрел в сторону группы от партии «Жажда Жизни».
— Как же вы можете вот так бороться против… двоежизнцев? Это ведь такое чудо. А вы… — Он почувствовал, что окончательно осмелел — возможно, от пива, которое ударило в голову.
— Я за вас голосовать ни в коем случае не буду.
— Вот! — радостно воскликнул депутат.
— Я за «Партию жизни» лучше проголосую.
— Вот! — снова обрадовался депутат.
— Подождите, подождите, — нахмурился парень в кепке. — Что значит против «двоежизнцев»? Вы что-то путаете. Мы-то как раз за свободу двоежизнства. И того, чтоб такие люди были. Да, издержки подобной свободы есть. Но у любой свободы есть недостатки.
— Ничего себе издержки! — возмутился Борис.
— Вот! — выкрикнул депутат.
— Да погодите вы воткать! — поморщился парень. — Да, издержки. Это издержки свободного общества, где каждый имеет право сам решать, отдавать ли ему свою первую жизнь или нет. А то, что это ведет к насильственному отбиранию первой жизни, так что ж делать? Свобода — это всегда палка о двух концах.
— Ну, знаете! — сказал Борис и демонстративно отхлебнул пива, хотя сделать это пришлось левой рукой, потому что правую по-прежнему держал депутат. Выглядело это диковато, но выдергивать руку как-то не хотелось.
— А равенство, — не успокаивался парень, — простите, в чем заключается? Разве равенство не в том, что все люди равны?
— Ну это, простите, какое-то дикое равенство, — сказал Борис, обтерев губы рукавом и все-таки высвободив руку из пальцев депутата. — Так можно сказать, что и в джунглях все равны, но мы же цивилизованные люди…
— То есть вы считаете, что, если у всех отбирать первую жизнь насильственно и сразу, это и есть равенство?
— Я этого не говорил, — неуверенно возразил Борис, немного запутавшись.
— Ха! — хохотнул парень — А голосовать идете за «Партию жизни»?
Борис окончательно смутился.
— А при чем тут… эээ…
— Так это они на следующей неделе собираются принять закон, по которому во избежание насильственных первых смертей всех будут превентивно лишать первой жизни в раннем детстве.
— Не понял.
Борис повернулся к депутату за разъяснениями.
— Ну да, — нисколько не смутился тот. — Мы именно за это. Вы, товарищ, какой-то странный. Сами путаетесь и всех путаете. Мы действительно собираемся принять этот закон.
Он снова обратился к парню в кепке:
— И будьте уверены, примем его до того, как вы и подобные вам проберутся в Думу.
— То есть вы собираетесь убивать людей в детстве? — ужаснулся Борис.
— Почему в детстве? Сразу после рождения. Человек даже не запомнит ничего. Очень гуманный закон.
Он снова посмотрел на парня в кепке, адресуя ему последнее предложение.
— Процесс, который регулирует государство, а не улицы, полные такой мрази, как вы.
— Ха! — не найдя лучшего контраргумента, выдал парень.
— Вот вам и «ха!». Этот закон сделает людей наконец по-настоящему равными. Ведь не будет больше ни одножизнцев, ни двоежизнцев. Все будут равны. Жизнь снова станет священным понятием. Потому что она будет одной-единственной. В городах воцарятся спокойствие и порядок.
— А вы лучше сразу всех убейте, — ухмыльнулся парень. — И тогда вообще будет полный порядок.
— Некоторых, может, и придется, — угрожающе произнес депутат. — И кое-кого в этот список я бы уже сегодня занес.
Парень в кепке воспринял угрозу как личную и стал наступать на депутата:
— Интересно, кого же?
Они почти соприкоснулись. Группы поддержки восприняли это как сигнал к действию и тоже стали наступать друг на друга. Тут и дальний столик наконец ожил. Рыжий с дружками быстро встали на сторону молодых ребят из «Жажды Жизни». Неожиданно в их руках возникли бутылки. Кто-то потянулся за стулом.
— Э-эй! — встрял бармен. — Депутаты с кандидатами! Господа! А может, этот вопрос вы как-нибудь на улице отрегулируете? У меня тут мебель не казенная. У нее одна жизнь.
И грозно добавил, глядя на кого-то:
— Стул верни на место.
— Вас интересует, кого бы я занес в этот списочек? — спросил депутат.
— Да! — выкрикнул ему в лицо парень в кепке.
— Я бы занес вас! И всех таких, как вы. Чтоб остальным неповадно было.
— За свободу и равенство готов умереть!
— Это я готов умереть за свободу и равенство!
— Нет, я!
Тут группа поддержки «Партии жизни» принялась скандировать:
— Один закон для всех! Нет — обществу без законов!
В ответ группа «Жажда Жизни» начала скандировать свое:
— Свободу всем! Каждый решает сам!
— Стойте! — закричал Борис, соскакивая с барного стула. — Стойте!!! Да вы что?! Да вы все с ума посходили! Да вы же боретесь за одно и то же!
— Ну, да, — недоуменно выдохнули и те, и другие.
— Не совсем, — вежливо поправил Бориса депутат.
— Бог мой! Да ведь между вами нет никакой разницы!
— Я бы попросил, товарищ, без оскорблений, — добавил депутат. — Я — член городской думы… я…
— Только одни за то, чтоб безнаказанно убивать собственными руками, а другие за то, чтоб убивать руками государства.
Депутат снисходительно улыбнулся.
— Но, простите, в этом и разница между беспределом и демократией!
— Нет — беспределу! Да — демократии! — включился хор.
— Да идите вы в жопу с такой демократией! Вам… нам… дана уникальная возможность! Избавиться от самого главного страха — страха смерти! Хотя бы на время! Как вы не понимаете?! Это… чудо, это то, что могло бы изменить мир к лучшему, сделать человека наконец счастливым! Я-то думал, вы действительно боретесь за равенство. За то, чтоб каждый человек дорожил своей первой жизнью, как второй. И не только своей, но и чужой! Вместо этого вы все просто берете и выбрасываете этот дар, этот драгоценный подарок на помойку, потому что… потому что просто не знаете, что с этим подарком делать! Ученые вам подарили еще одну жизнь, а вы решили, что они подарили вам еще одну смерть! Но как же так можно?!
Повисла пауза. Первым очнулся депутат.
— Это провокация!!! — заверещал он так, словно это его лишали жизни. — Долгожданный глас народа оказался гласом продажного провокатора! Ваш казачок? — обратился он к сторонникам «Жажды Жизни».
— Очень надо! — возмутился парень в кепке. — И не изображайте саму невинность! Ваш же человечек — сразу видно!
— Ага! — закричал депутат, тыча Борису пальцем в грудь. — Двойной провокатор! Да еще с двумя жизнями!
— Точно! — согласился с ним парень. — Мочи двоежизнца-провокатора!
Борис не успел опомниться, как на него навалились и те, и другие. Нога его поехала, и он очутился на полу.
— Да никто меня не засылал! — заорал он. — А-а-а! Я — не провокатор! Я — голос разума. Остановитесь!
На него посыпался град ударов. Тут уже и бармен не выдержал.
— Стойте! — закричал он, перепрыгивая через стойку бара. Но прорваться сквозь лес рук и ног не смог — его тут же отпихнули. Так же, как и настырного оператора.
Борис отчаянно пытался вырваться, встать на ноги или хотя бы отползти, но тщетно.
Теперь он понял, что чувствовал несчастный «Виталя», которого душила жена при помощи своих подружек. Полную беспомощность. Удары все сыпались и сыпались. Совершенно не к месту он вспомнил свое падение с лестницы в больнице и последующий разговор врача с медсестрой. Он вдруг понял, почему его не предупредили о двойной жизни. Он не просто упал с лестницы тогда. Он умер. Наверняка ему ввели вакцину двоежизнства, поскольку она обязательна. Но получается, что по недосмотру медсестры он потерял первую жизнь. И врач решил вообще ничего ему не говорить. Ведь в таком случае медперсонал оказался бы под уголовной статьей. Поэтому и значка ему не дали. Убьют так убьют. Спросить не с кого будет. А не тронут — так и фиг с ним. «Вот гады», — подумал Борис, продолжая корчиться под градом ударов сторонников «Партии жизни» и «Жажды Жизни». Потом почувствовал резкую боль в районе левой лопатки и провалился в темноту.
Заметив, что «клиент» затих, бьющие расступились. Борис лежал ничком. В спине торчал нож.
Депутат отряхнулся, откашлялся и обратился в камеру.
