Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2
Так и договорились. До начала занятий оставалось около часа, а мы все порядком утомились и потому решили немного вздремнуть, чтобы восстановить свои моральные и физические силы. Не помню, как я уснул. Разбудил меня поднявшийся в коридоре шум-гам, это наши однокашнички, громко разговаривая и топая ногами, словно стадо бизонов, отправились на продолжение растениеведения в учебный зал. Мы все быстро повскакивали с нагретых уютных мест, наспех привели себя в порядок и присоединились к спешившим на занятия. И не мудрено, что все поторапливались, ведь никому не хотелось схлопотать клизму в наказание за опоздание.
До назначенного Томараной времени оставалось ещё десять минут, но когда мы вошли в зал, то увидели, что она опять и уже, видимо, очень давно сидела за своим столом и что-то усердно колдовала со склянками и сушёными травами, никого не замечая.
Так всё продолжалось ещё ровно десять минут, пока время отдыха окончательно не вышло. Затем Томарана рывком поднялась со своего места и спросила, причём в тот же миг все разом смолкли:
– Чем же вы, любознательные мои, желали бы заняться в заключительной на сегодня части занятий? Повторением, изучением новой темы или практическим растениеведением?
Большинство выбрало повторение, и мы в том числе, ибо так проблем будет меньше, как нам тогда казалось, но в душе лично мне, естественно, очень хотелось заняться прикладным растениеведением, практической его частью. Когда ещё удастся опоить кого-нибудь зельем смеха или отваром остроумия? Нужно будет, на всякий случай, запомнить некоторые рецептики и внешний вид трав, а так же их названия, очень может быть, что мне это и в моём мире пригодится. Не дурно было бы опоить какого-нибудь заевшегося чинушу настоем откровенности и показать подобное чудо-юдо людям, хотя это всё бесполезно – и так все всё прекрасно знают. Или трудно себе представить что будет, коли угостить какую-нибудь тупоголовую шишку смесью отвара остроумия и мудрости и поглядеть на его поведение, а так же на искреннее удивление посетителей и подчинённых. Хотя тогда-то и возможны нежелательные последствия какой-нибудь замысловатой афёры, на которую в обычном состоянии у него не хватало ума.
Закончив мечтать, я бросил украдкой взгляд на Юриника. Главное, чтобы он не лез больше к учительнице со своими умными вопросами. А она тоже хороша, провокаторша ещё та! Да и вредности ей, плутовке, не занимать, как и многим женщинам, правда, и остроумия тоже, надо отдать должное: на язык к ней лучше не попадаться. Всё интересуется, есть ли, видите ли, у нас вопросы или нет. Будто не знает, что у Юриника к ней всегда есть вопросы, ибо она почему-то действует на нашего скромного друга, как аллергия на параноика. А сама-то, сама так на него и зыркает. Будто бы так и хочет сказать: «Ну, что, голубчик, вопросики-то задавать будем? Или как? Неужто мы испугались?». Как бы наш малохольный Юриник не нарвался напоследок на отвар правды-трепандры или ещё на что-нибудь подобное. Очень уж велика тогда будет вероятность, что он, по своей простоте душевной, начнёт языком молоть направо и налево и вытреплет всё как есть подчистую. С него станется!
Неизвестно, что с нами тогда будет, но уж не наградят, это точно. Вон их толпа какая. Прямо-таки банда или шайка. Схватят, скрутят, и тогда пиши пропало! И если бы они хотя бы нападали по одному или дозировано, маленькими группами! Нет, всё же лучше по очереди, тогда-то мы их, безусловно, передушили бы, как котят! А со всей ордой одновременно мы никак не сдюжим – это факт.
И тогда становится неизвестно, когда я домой попаду, и попаду ли вообще, и в каком виде-облике! А ну как попаду лет через десять или больше, да ещё и с увечьями, несовместимыми с нормальной жизнью, а если в обличии какого-нибудь экзотического животного? Уехал за грибами на несколько часов, а вернулся поношенным и потрепанным до невозможности. А все эти неприятности всего-то навсего из-за каких-то там глупых юриниковых вопросиков. Нет, так не пойдёт, нужно этого чрезмерно любознательного Юриника ещё раз предупредить, чтоб сидел, молчал и сопел в две дырочки.
И я зашептал ему:
– Послушай, Юриник, если ты не сдержишься и задашь ещё хотя бы один вопрос этой каверзной и коварной тётке, то обещаю тебе: я наотрез откажусь принимать у себя чету домовых! И хоть ты мне друг, но я ещё вдобавок обязательно упрошу сделать то же Дорокорна и Дормидорфа. А ещё непременно подобью домовых устроить тебе весёлую жизнь и показать заодно козью морду и небо в алмазах, да так, чтоб пошли клочки по закоулочкам. Я не шучу, так и знай! Вот и подумай, что тебе проще: маяться сначала с отваром трепандры в своём организме, а потом и со всеми остальными обещанными тебе прелестями или просто помолчать некоторое время!
Дормидорф с Дорокорном прекрасно слышали всё, что я говорил, и они не только из-за солидарности поддерживали меня, ибо расхлёбывать то, что запросто может заварить Юриник, придётся всем. Они согласно закивали головами. Сам же Юриник озадаченно закусил нижнюю губу, но было видно, что он всё же принял мои слова к сведению и был тронут до глубины души всей серьёзностью положения или просто не хотел лишний раз рисковать и нарываться на обещанную весёлую жизнь. Ну, ещё бы! Один-то, хоть и хорошенько науськанный домовой, это ещё куда ни шло, но в паре с любезной Банашенькой, науськанной не в меньшей степени, да в придачу ещё и с домовятами! Каково? И всё это счастье на одного, тут уж однозначно многовато будет! Юриник вряд ли вынесет подобную благодать, и он не мог не понимать этого, хотя и делал вид, что это его не особенно трогает.
Пока я зловеще нашептывал всё это безрассудному Юринику, пытаясь заставить его проникнуться как можно глубже безрадостными перспективами, естественно, отвлёкся и не заметил, когда Томарана замолчала и вопросительно уставилась на меня. И этот её взгляд не сулил мне ровным счётом ничего хорошего. Я буквально всей кожей ощутил неестественную давящую тишину и её, обжигающий гневом, тяжёлый острый взгляд. Обстановка накалилась до крайности, казалось, воздух можно было резать ножом, как стоящий холодец.
Меня на какую-то долю секунды посетили давно позабытые ощущения безоблачного шаловливого детства, нахлынувшие из самых тёмных, поросших паутиной и скрытных уголков моей памяти. Ведь у каждого из нас, кто учился в школе, бывали аналогичные ситуации, возможно, даже не раз. Вдруг я начал испытывать приятное чувство тоскливо-щемящей и волнующей душу ностальгии по чему-то родному и близкому. Это тёплое чувство бездумной защищённости, сопряжённое с ощущением беззаботного весёлого детства, словно знакомый, но основательно позабытый блаженный аромат, едва ощутимый, волнующий нежно и трепетно, лишь слегка коснулось моего сознания. Всё это пронеслось в моей голове за какое-то мгновенье, а затем пришли менее приятные мысли, например: в моей школе за разговор на уроке клизм, а тем более клизм с отваром правды, никто не ставил. Но, как оказалось, было уже слишком поздно об этом думать, получилось, как всегда: за что боролись, на то и напоролись! Мелькнула последняя мысль: «Нет, а всё-таки лучше бы на моём месте оказался вечно любопытствующий товарищ «хочу всё знать» Юриник!». Тогда было бы, несомненно, очень грустно и печально, но зато не так трагично и чувствительно.
Воцарилась мёртвая, явно не предвещавшая небесной манны гнетущая тишина, и только лишь у меня в животе, наверное, от сильного эмоционального потрясения, громко и надрывно забурчало. Даже стыдно сделалось! Словно отдалённые раскаты весеннего грома прозвучали отголосками былой мощи и величая в нависшем безмолвии. «Недоставало мне ещё на радостях заполучить медвежью болезнь и оконфузиться окончательно», – необыкновенно чётко и ясно подумалось мне.
Мы с Томараной смотрели друг на друга, а остальные с живым интересом и практически плотоядным любопытством наблюдали за нами. Некоторые нехорошие люди смотрели даже с неприкрытым и вызывающе-радостным интересом. Нужно будет разобраться с гадёнышами при случае, зафрикаделить по мощам, уконтрапупить в бубен! Вот так влип, по самое «не балуйся», и сделать-то ничего уже нельзя! Разве что дерболызнуть в шнобель ближайшему злорадно ухмыляющемуся чуду-юду. Извините, погорячился! Вот как меня огорчило тогда это недоразумение!
Так часто бывает, кто-то очень долго доводит человека, а ты случайно сотворишь какую-нибудь невинную и вовсе пустяковую мелочь, и эта малость оказывается непереносимой последней каплей в чаше его ангельского терпения. И тогда ты получаешь по полной и расширенной программе за всё, за себя и за того парня, да ещё и впрок насыплют так, что не унесёшь сразу, а будешь приходить несколько раз, кляня судьбу и всё на свете! Вот, похоже, приехали, нарвался, сейчас точно детство заставят вспомнить, причём не лучшие его моменты, теперь уж все шишки, заготовленные паразиту Юринику, достанутся мне по праву. Прямо, как в анекдоте, осталось только слегка присесть, развести в стороны руки и сказать: «здравствуйте, де-евочки!».
