Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх
Я сказал с укором:
— Граф... я бы все эти штуки для убивания людей сменял на одну, воскрешающую их!
Он улыбнулся.
— Увы.
— Или хотя бы такую, — сказал я, — чтобы строила дома, а не жгла. Да ладно, что строила, хотя бы ремонтировала... Вот смотрите, целых пять штук, каждая может издали сжечь дом или сарай с зерном, но ни одной...
Он помрачнел.
— Сэр Ричард... вы задаете слишком детские вопросы. А на них отвечать труднее всего. Поверьте моему опыту. А эти сундуки... куда?
— Большие вынесут наши ребята, даже вам могу доверить, если руки не кривые, а ларцы и всякую мелочь со стола — я. Другим браться, как уже сказал, но могу повторить, я терпеливый, опасно.
Через полчаса все оружие и доспехи погрузили в ящики, тщательно приколотили крышки, да не узрят посторонние, Норберт и Альбрехт, не доверяя никому,сами взяли по ларцу, еще два сундука я велел нести за нами.
Когда спускались по лестнице, придворные уже шушукались и показывали пальцами. Слуги распахнули перед нами двери, мы вышли во двор, до левого флигеля около двухсот ярдов, но мы едва успели пройти треть, как за спиной раздался требовательный крик:
— Стойте!..
Я оглянулся, по ступеням следом за нами сбегает чуть ли не вприпрыжку, теряя всякое достоинство, герцог Алан де Сен-Валери, весь растрепанный, взволнованный, негодующий.
— В чем дело? — спросил я холодно.
Он обогнал нас, встал на пути парней с ящиками и раскинул руки.
— Стойте! Это имущество королевского двора!.. Вы совершаете воровство у его величества!
Я сказал зло:
— Герцог, успокойтесь. Это мое личное имущество. Можно сказать, носимые вещи. У нас с его величеством все договорено.
— Нет, — вскрикнул он. — Пока я не услышу от его величества это лично, я не позволю расхищать его вещи. Не сомневаюсь, что вы похитили самое ценное!
Из здания начали выходить уже группами, на крыльце не помещаются, сходят опасливо по бокам, окружая нас полукольцом.
— Тогда бегите к его величеству, — велел я.
— А вы тем временем улизнете?
— Герцог, — сказал я, уже закипая, — выбирайте выражения.
— А если вы не выбираете... действия?
Далеко впереди ворота сада широко распахнулись, по четверо в ряд показались рослые всадники на крупных боевых конях, все в доспехах вестготской выделки, впереди рыцари, следом тяжелая панцирная конница.
Сердце мое радостно стукнуло, Ордоньес перевез первыми тех, кто больше всего и нужен.
— Перестаньте, герцог, — сказал я, — не хочу с вами ссориться.
Он прокричал громко, рассчитывая на то, что услышат все во дворе:
— Я защищаю интересы его величества!
— Повторяю, — сказал я терпеливо, — я забираю свои личные вещи. Отойдите с дороги.
— Нет, — закричал он, срываясь на визг, — нет!.. Несите обратно.
— Герцог, — сказал я страшным голосом, — вы меня уже разгневали.
Он ответил гордо и спесиво:
— Меня ничей гнев не страшит, кроме гнева Господа нашего!
Я вскипел, тугая волна горячей крови ударила в голову. Всадники уже покинули коней и подошли, очень заинтересованные, к нам. Я узнал среди них барона Лейнинген-Хайдесхайма, племянника графа Гатера.
— Сэр Вальден, — велел я страшным голосом, — взять это мелкое ничтожество... и повесить во дворе!.. Нет виселицы? Тогда прямо с балкона! И чтобы все видели!
Он кивнул, на лице отразилось явное удовольствие, вестготцы всегда соперничают с сен-маринцами. Двое дюжих воинов ухватили герцога и с явным удовольствием завернули ему руки за спину так, что он вскрикнул, лицо стало белым от боли и ужаса..
Сэр Вальден спросил деловито:
— Как объяснить?
Я прохрипел, лязгая в бешенстве зубами:
— За препятствие... за нарушение условий Союзного Договора!.. Чей приоритет над местными законами неоспорим!.. Тащите отсюда эту мерзость!
Герцога потащили прочь, Альбрехт подбежал ко мне, проводил арестованного встревоженным взглядом.
— Господи... Я понимаю, но стоило ли в первый же день...
— Сейчас по всему королевству нечто подобное, — ответил я резко, — что жалеть эту тварь, что будет постоянно вставлять мне палки в колеса!.. К тому же надо показать наконец-то, кто правит бал!..
Подошел Норберт, послушал, посмотрел на уволакиваемого придворного.
— В какой-то мере, — пробормотал он, — это верно. Здесь слишком привыкли видеть королем Кейдана. И только Кейдана.
Альбрехт сказал нервно:
— Тогда можно иначе. Поставить его у позорного столба на городской площади и... выпороть!
Норберт подумал, кивнул.
— Вообще-то и мне этот вариант нравится больше. Казнь что, поговорят и забудут. А так на герцога будут показывать и говорить, что Ричард и таких порет, как простолюдинов.
Я сказал медленно, делая вид, что переубедили, а я не сам уже остыл:
— Хорошо, вы правы. Скажите, что приказ изменился. Но выпороть хорошенько. Не для вида, а так... чтобы кожа свисала такой красивой красной бахромой в ажурных дырочках. Пусть простой народ порадуется, что и герцогам достается, и восславит приход демократов.
Ящики унесли в левый флигель дворца, там подняли на второй этаж и сложили у стены, поставив усиленную охрану.
Норберт повел меня по комнатам, показывая с такой уверенностью, словно прожил здесь всю жизнь, вместе выбрали место для моих покоев, а я присмотрел, куда спрячу свои сокровища.
— Годится, — сказал я. — Не думаю, что задержусь здесь надолго. Но не делить же один кабинет с Кей- даном?
Он скупо улыбнулся.
— Хотел бы я на такое посмотреть.
После его ухода я прошелся вдоль внешней стены, посмотрел во все окна, есть даже дверь на балкон, что весьма важно как для меня, так и для некого птеродактиля.
За спиной скрипнуло, я моментально обернулся. Из коридора шагнул рыцарь в скромном кафтане неброских цветов поверх кирасы со свежими насечками, стальной шлем на сгибе левой руки, церемонно преклонил колено, но не голову, продолжая смотреть в мое лицо очень серьезными глазами.
Я подошел, поднял его и обнял.
— С возвращением, сэр Жерар!
— Ваше Величество...
— Продолжим, — сказал я. — Нет, сперва восстановим, затем продолжим. И уже таких ошибок не наделаем. Это было бы глупо, верно?
Он кивнул.
— Конечно. Наделаем новых. Более масштабных. Все-таки король, не майордом.
Я широко улыбнулся.
— Приступайте, сэр Жерар!.. Кстати, там внизу уже барон Торрекс Эйц, налаживает охрану корпуса. Вы с ним и тогда дружили... И вообще, снимите эти ужасные доспехи. Мы отныне мирные люди.
— Насколько мирные? — спросил он.
— По обстоятельствам, — пояснил я.
— Моя рабочая комната, — сказал он, — будет, к сожалению, соседняя? С этой не связанная?
— Это недолго, — заверил я. — Есть идеи насчет отдельно стоящего дворца. А там уже укрепимся стационарно.
Он поклонился, уже привычно сдержанный и немногословный, отступил и вышел, ухитряясь ступать неслышно подкованными сапогами.
Никогда не думал, что моей опорой станут тур- недцы или вестготцы, но сейчас, когда мои основные силы на севере, именно стальграф Филипп обеспечивает порядок в Геннегау, рейнграф Чарльз взял под контроль все дороги в Сен-Мари, а две трети своей армии отправил с графом Гатером фон Мергенгардом, которому поручена особая миссия.
Утром разведчик Норберта, который послал легкие отряды со всеми штурмовыми отрядами, вбежал в кабинет и сообщил, запыхавшись, что барон Лейнин- ген-Хайдесхайм захватил считавшуюся неприступной крепость Алых Мечей, оставил там гарнизон и быстрым маршем пошел дальше.
— Молодец Гатер, — пробормотал я. — На самое опасное, но и почетное задание послал племянника... А того точно за такой подвиг придется наградить.
Норберт вздохнул с облегчением.
— Ваша тактика работает, — сказал он со странным выражением. — Это не по-рыцарски, конечно, кто-то да осудит, никогда такого не было, чтобы благородные рыцари в виде нищих да трусливых погорельцев пробирались в крепости и замки противника...
— Главное, — возразил я, — результат! А насчет того, что никогда... Викинги, от которых все гордо ведут происхождение, и не так прикидывались.
— Неужели правда?
— Один из их вождей, — подтвердил я, — чтобы попасть в город, который не удавалось взять, даже прикинулся мертвым, чтобы занесли по ту сторону крепостных стен. Про троянского коня вообще молчу, в нем даже царь, как мышь, прятался и страшился дышать громко...
Дверь отворилась, появился сэр Жерар, такой же угрюмый с виду и молчаливый, как и в те старые добрые времена, с первого взгляда видно, насколько расчетлив в каждом жесте и слове. Такие люди обычно живут добротно, у них крепкий нравственный стержень и служат только правому делу, во всяком случае тому, кого считают правым.
Я покосился в его сторону, замер, не двигается, не желая меня отвлекать, если того не пожелаю.
— Сэр Жерар, — произнес я.
— Ваше Величество, — ответил он почтительно и вроде бы бесстрастно, однако я уловил, что это обращение ему нравится все же больше, чем предыдущие.
