Давным давно была война ... (СИ) - Колесов Василий

-Никиточка! Помогай тем, кто может хоть как-то передвигаться, выводи из госпиталя, - попросила медсестра Ниночка Дебовская, махнув в сторону 8 корпуса.

Никита успел вывести двоих, в соседние дома на улице Карла Либкнехта, видел, как некоторые раненые сами, кое-как пытаются добраться до других домов… Потом он оказался в здании госпиталя, но выйти из него уже было нельзя – на улицах появились немецкие танки, бронетранспортеры и солдаты, всех, кто оказывался на улице безжалостно расстреливали.

У входов в госпиталь появилась немецкая охрана.

В середине дня к восьмому корпусу подъехало 2 грузовика, Никита увидел, что из него выпрыгнуло 40-50 солдат. Они зашли в здание госпиталя, потом оттуда выгнали всех медсестер и врачей. Никита смотрел и понимал, что сейчас будет, с подобным он уже сталкивался в Белоруссии: фашисты заколачивали входные двери госпиталя…

-Сынок, что там происходит, а, сынок? – спросил один из раненых, который находился в сознании у Никиты.

А как ответить? Фашисты хлестнули по окнам первого этажа госпиталя из ранцевых огнеметов… неимоверный крик донесся до этого здания, даже через закрытые окна. Никита смотрел: раненные, больные, которые все же нашли в себе силы двигаться, пытались спасаться из огня, открывали, разбивали окна и спрыгивали – вываливались из них, но тут же стоявшие вооруженные эсэсовцы этих, пытавшихся не сгореть заживо раненых добивали… Никита видел возле корпуса, только с одной стороны, лежало человек 10, выпрыгнувших из окон и пристреленных немцами. А те, кто не мог двинуться?

Никита смотрел на это и думал только об одном: «Это сон, это сон, я скоро очнусь, я в лагере… Мне просто снится кошмар».

Может быть вот такие мысли и не позволяли ребятам сойти с ума от всего, что им приходилось переносить?

Потом он сел у стены…

-Наши отступили… Немцы в городе…

На следующее утро кошмар продолжился, около 9 часов утра, на первом этаже раздались крики, а потом на второй этаж, в офицерское отделение пришли четверо немецких солдат, двое из них остались у входа, а двое прошли дальше по палате. Один из них увидел Никитку, стал наводить карабин… На помощь Никите бросилась Антонина Филипповна, местная жительница, которая добровольно помогала в госпитале, загородила собой: «Мальчик это, помогает в госпитале!»

Фашист ухмыльнулся:

-Вэг! На улица! Вэг!

Антонина Филипповна обхватила Никиту и почти потащила за собой Никиту. У Никиты в рукаве был спрятан нож, ему просто до чертиков хотелось швырнуть его в немца, но нож один, а фрицев четверо…

Медицинский персонал еще выводили из госпиталя, а в палатах уже раздавались выстрелы и крики.

Через некоторое время во двор, к сараю, где находились под охраной работники госпиталя, подтащили несколько раненых красноармейцев, видимо, они оказали сопротивление, так как один из немцев, судя по знакам отличия – шарфюрер, вытирал платком разбитый нос. Пока фашисты избивали раненых из окрестных домов пригнали жителей. А потом красноармейца, того, что врезал эсэсовцу, распяли на дверях сарая, на виду у жителей и работников госпиталя, которых начали издевательства: отрезали нос, уши … двух других раненных красноармейцев, у одного не было руки, у другого были перебиты ноги, эсэсовцы просто застрелили.

-Каждый, кто будет помогать русским солдатам будет расстрелян вместе с семьей! – громко, четко и почти без акцента произнес унтерштурмфюрер.

К сараю подогнали женщину и троих детей, детям прикладами разбили головы и обезумевшую женщину застрелили.

-Все понятно? А теперь – прочь!

Жителей не нужно было просить дважды, всем хотелось как можно быстрее прокинуть страшное место.

-Унтерштурмфюрер, - обратился к командиру один из эсэсовцев, кивнув на работников госпиталя. – А с этими, что делать?

-Что делать? Врачей – отправить лечить немецких солдат, а с остальными… Развлекитесь!

Врачей под охраной повели в сторону центра города. Часть солдат с шуточками потащила упирающихся молодых девушек и женщин в здание госпиталя, кто с их точки зрения, излишне упирался, стреляли. Место перед сараем, у которого был замучен до смерти наш боец и убито еще несколько человек, быстро пустело.

Шарфюрер, с разбитым носом, тот, что резал распятого красноармейца, ударил под дых Никиту, схватил этой же, левой рукой за шкирку согнувшегося от боли мальчишку, правая была занята автоматом, и потащил его в глубь сарая. Несколько секунд Никите хватило, чтоб прийти в себя. Сейчас на крики из сарая мало кто обратит внимание – легкое движение и нож из рукава сам выпал в руку. Несколько тычков правой рукой снизу вверх обратным хватом, шарфюрер, выкатив глаза от боли, плюхается на колени, хрипит и держится за пах руками…

Никита почувствовал опасность - и тут его прижало к земле, не дернуться, широкая, мозолиста ладонь зажала рот, руки прижаты к земле, не дернешься, хотя, попытку Никита сделал: сделал вертушку ногами в то место, где могла находиться готова врага, сумел выкрутить правую руку, достать нож их рукава, но, на этом его успехи завершились, рука с ножом оказалась как в тисках…

-Не рыпайся, малый, свои… - кто-то почти на ухо, тихонько сказал, успокоил. – я сейчас уберу ладонь, не кричи, понял?

Никита поморгал в ответ.

-Вот и ладненько, - сержант Васильев, убрал ладонь со рта мальчишки. – Только ножичек – отдай, еще порежешься…

Никита увидел рядом двух бойцов в маскхалатах и… отключился.

На место дневки разведгруппы сержант Васильев принес, прижимая к себе, щупленького, но жилистого парнишку, лет 13 - 14-ти, а красноармеец Степанов немецкий автомат, подсумок на 3 магазина и два магазина за голенищами сапог.

-Что с ним, Василич? Ранен? – спросил лейтенант Ковалев.

-Не-е-е, товарищ лейтенант, умаялся он сильно, силы у него кончились. Просто умаялся…

Никитка пришел в себя уже ближе к вечеру, услышав приглушенные голоса… Резко вскочил, огляделся. Он помнил, что его нашли наши разведчики и он потом ушел в забытье. Уже темнело, рядом сидело несколько разведчиков, они что-то обсуждали.

-Командир! Малец оклемался, – раздалось за спиной у Никиты.

-Покорми его, Степанов, а потом к нам его давай.

-Покормим!

Боец достал из вещмешка хлеб, банку тушенки, вскрыл ее ножом, покачал нож в руке, опасливо посмотрел на Никиту, потом сам нарезал хлеб, убрал нож и достал ложку:

-Рубай, но не много…

-Я понимаю… Благодарю! – ответил Никита.

-Ну, рассказывай! – скомандовал командир разведчиков, когда мальчишка немного поел.

-А вы кто? – ошарашил мальчишка вопросом на вопрос.

-Как кто? –и вот тут у случился ступор. Докладывать мальчишке кто они, из какой части? Не «жирно» ли? – Мы – свои!

-И я… свой.

-Как тебя хоть зовут-то? – спросил пожилой разведчик.

-Никита…

-Если будешь молчать, то можешь оставаться здесь…- начал было давить на пацана лейтенант.

-Могу и остаться. Дорогу по вашим следам найду, если что – прикрою, только МП и магазины верните. – Никита посмотрел в глаза командиру разведчиков.

-Василич, вот кого ты принес, а? Мне теперь с детским садом в гляделки играть! –всплеснул руками лейтенант.

-Командир, на нашу сторону вернемся. Там все понятно станет. Не спеши. – Васильев, с сибирским спокойствием охотника, подсказал решение проблемы.

-Хорошо, тем более, что ждать недолго осталось. Да?

-Да, - согласился Никита.

-Ну, давай, рассказывай, кто ты, что ты и откуда ты. – начал подполковник, облокотившись на стол в землянке разведчиков и подставив под щеку левый кулак.

-Я – Корнев Никита, прошу Вас связаться с командованием Армии, у меня есть важные сведения…

Разведгруппа лейтенанта Ковалева вернулась с задания и привела с собой не «языка», а мальчишку, который, будь его не ладен, просил его соединить с начальством, о котором подполковник знал только по позывным.