Диана Удовиченко - Клинок инквизиции
– невеста… – тонким детским голоском.
Она снова, как в прошлый раз, вскочила, стала кричать и отмахиваться, но теперь голоса не умолкали. Настя изо всех сил прижала к ушам ладони, сжалась в углу на подстилке и тихо завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. Лишь когда колокол пробил пять раз, шепоты смолкли. Настя ненадолго погрузилась в полусон.
Наутро сестра Ортензия принесла кувшин воды и небольшой кусок сухого хлеба. Девушка рассказала о ночном госте и голосах.
– Не гневи Господа нечестивыми выдумками, сестра. – Невозмутимо ответила привратница, осеняя себя крестным знамением. – В святом месте не может быть безбожных тварей.
Однако по лестнице монахиня взбежала подозрительно резво, словно за ней гнались черти, с грохотом захлопнула дверь. Настя сделала вывод: привратнице что-то известно, мрачный подвал монастыря хранит некую тайну.
Она ела хлеб медленно, растянула кусок на целый день, пытаясь обмануть желудок и почувствовать насыщение. По глотку отпивала воду. Время от времени вставала, разминала затекшие мышцы, согреваясь движением. Отмеряла время по ударам колокола. Часы тянулись раздражающе медленно, безделье выматывало хуже тяжелого труда, а ожидание ночи вызывало нервную дрожь. Дошло до того, что Настя уже с ностальгией вспоминала прачечную.
Колокол ударил двенадцать раз – полночь. Настя насторожилась: вчера существо появилось примерно в это время. Долго ждать не пришлось: из глубины коридора раздались уже знакомые шаги и хлюпанье. На этот раз тварь не стала трясти все решетки подряд, сразу подошла к камере Насти, заверещала и попыталась добраться до девушки.
Настя сразу же зажгла свечу, угрожающе махнула в сторону существа. Незваный гость отскочил, постоял немного с выражением глубокой задумчивости на морде, потом – Настя могла бы поклясться – хитро прищурился, сообразив, что огонь далеко, и снова подступил к решетке.
Скрипел металл, содрогалась дверь. Вдруг в лязге появилась новая нотка, которая вызвала смутное опасение. Настя присмотрелась: стук издавали проржавевшие петли, опасно ходившие в пазах. Казалось, вот-вот – и тварь выдерет решетку.
Настя оглянулась в поисках хоть чего-нибудь, чем можно обороняться. Не нашла, конечно. Не считать же оружием глиняный горшок, заменяющий отхожее место?
Дверь сотрясалась все сильнее, петли уже ходили ходуном. Настя схватила пук прелой соломы, поднесла к свече, долго ждала, пока огонь справится с сыростью. Когда клочок занялся, в один прыжок пересекла камеру, с силой сунула самодельный факел прямо в белесую морду существа.
Тварь заскулила, замахала лапами, стряхивая с себя горящие соломины. Придя в себя, взревела, бросилась вперед, ударилась грудью о решетку и принялась трясти ее с удвоенной силой. Маленькие глазки покраснели от ярости, на бледной, покрытой слизью коже проступили пятна ожогов.
Словно в помощь монстру, темнота обрушила на нее множество голосов. Нечто невидимое, бесплотное вилось вокруг головы, шептало:
– Покорись… он идет… стань его невестой…
Только на этот раз Насте было не до страхов.
– Тебе надо, ты с ним и ложись! – огрызнулась она неизвестно на кого.
Решетка опасно дрожала. Настя подпалила еще один клочок соломы, подскочила к двери. На этот раз существо было начеку: отпрыгнуло, едва девушка сделала шаг. Стоило отойти в глубь камеры, как тварь вернулась.
– Хорошо, – сквозь зубы процедила Настя.
Она подтащила подстилку ближе к выходу, подожгла пучок. Существо отступило, топталось поодаль, пока солома не прогорела. Настя не дала ему подойти, подпалив еще клок.
Так продолжалось довольно долго. Соломы становилось все меньше, Настя с ужасом думала, что произойдет, когда она закончится.
Колокол ударил три раза. Существу, очевидно, надоело бесконечное противостояние, оно жалобно, с присвистом, вздохнуло и пошлепало прочь. Когда тварь удалилась, от свечи остался жалкий огарок, соломенная подстилка отощала примерно на три четверти.
– На решетке расшатаны петли, – сказала Настя, когда сестра Ортензия принесла ей хлеб и воду.
– Не волнуйся, сестра, – со скрытой насмешкой ответила привратница, – даже если сумеешь выломать решетку, дальше подвала не уйдешь – верхняя дверь крепкая.
Объяснять, что она боится за собственную жизнь, было бесполезно: монахиня не пожелала выслушивать рассказ о бледном монстре. Торопливо заперла решетку и ретировалась вверх по лестнице. Настя заметила, что руки сестры Ортензии мелко дрожали, она два раза чуть не выронила ключ.
– Принеси хотя бы соломы! – крикнула ей вслед Настя.
– Этой тебе вполне хватит, сестра. Не ропщи, остались всего сутки, – отозвалась монахиня и грохнула тяжелой дверью.
На третью ночь тварь вернулась после двенадцатого удара колокола. Настя встретила ее огнем. В этот раз поединок не протянулся долго: свеча вспыхнула на прощанье – и расплылась в руке лужицей воска. Настя схватила огниво, зачиркала, подпаливая солому. Жалкие искорки не могли справиться с сыростью, вспыхивали и тут же гасли. В это время тварь трясла решетку.
В полной темноте раздался скрежет – петли вышли из пазов. Грохнулась об камень пола решетчатая дверь, и в камере зашлепали шаги существа. Настя, стараясь двигаться как можно бесшумней, отступила, прижалась спиной к стене, медленно пошла вдоль нее, надеясь пробраться к выходу.
На плечо легла тяжелая лапа, даже сквозь одежду ощущался исходивший от нее холод. Настя рванулась, попыталась оттолкнуть существо, но оно оказалось очень сильным – обвило лапами, прижалось, словно пытаясь согреться, отнять у жертвы живое тепло, потом потянуло на пол. Пришлось покориться. Настя уселась, каждое мгновение ожидая, что тварь набросится на нее, разорвет в клочья или, подобно вампиру, вопьется в горло.
Однако монстр не торопился расправляться с девушкой, до которой добирался с таким старанием. Он лишь плотнее приник к ней, вцепился пальцами в одежду и замер, издавая довольное урчание. Задыхаясь от зловония, Настя сидела неподвижно. Тогда снова появились голоса. Теперь они звучали невыносимо громко, отчетливо проговаривая фразы:
– Покорись его воле…
– Стань его невестой…
– Он идет, преклонитесь все перед повелителем…
Казалось, тварь уснула, склизкие лапы слегка ослабили хватку. Девушка едва заметно пошевелилась – существо взревело, ощутимо толкнуло ее в бок, впилось когтями в плечо. Настя замерла, монстр тут же успокоился и снова заурчал.
– Он восседает под корнем древа смерти… – произнес тяжелый мужской голос.
– Он звонит в колокола… – подхватил пронзительный женский.
Настя закусила губы, чтобы не застонать от боли, которую вызывали эти звуки. Голову словно охватило горящим обручем, хотелось повторять слова за призраками, встать, пойти за ними, встретиться наконец с повелителем… «Еще чуть-чуть – и я сойду с ума», – подумала она.
Монстр разжал скользкие ледяные объятия, лишь когда монастырский колокол пробил четыре раза. Неохотно оторвался от добычи, поднялся, уркнул на прощание и заковылял прочь из камеры, оставив в память о себе следы вонючей слизи на платье. С ним исчезли и голоса. Настя упала на четвереньки, ее вырвало – то ли от омерзения, то ли от пережитого ужаса.
Наутро сестра Ортензия, увидев выломанную решетку и Настю, дрожащую на маленьком клочке соломы, не сказала ничего, лишь махнула рукой, приглашая следовать за нею.
Привратница отвела девушку в келью матери Анны. Аббатиса с некоторым недоумением оглядела покрытую пятнами высохшей слизи одежду Насти, принюхалась…
– В подвале уж больно сыро, – с намеком произнесла сестра Ортензия.
Аббатиса и привратница обменялись понимающими взглядами.
– Ступай в баню, сестра, и выстирай одежду, – приказала мать Анна. – Вечером приступишь к работе в скриптории.
Служанка старательно расчесала белокурые волосы, заплела на ночь. Расправила постель, тщательно взбила подушку, сунула грелку под одеяло. Сделала книксен и вышла.
Корина поднялась со скамьи, перекинула косы за плечи. Они были толстые, длинные, до самого пояса – ее гордость и предмет постоянной заботы.
– Спокойной ночи, Коринхен. – В комнату заглянула матушка в ночном чепце. – Не забудь прочесть на ночь молитву.
Корина улыбнулась про себя: она уже невеста, пятнадцать лет, а матушка все опекает ее, словно младенца. Опустившись на колени, прочла молитву, прося у Господа милосердия и защиты. Потом вынула грелку, дунула на свечу и улеглась в постель.
За окном завывал ветер, голые ветви деревьев бились о стекло. Октябрьская ночь была неуютной, тревожной. В такую ночь плохо тем, кто в пути или не имеет крова над головой. А дома тепло, уютно, хорошо… Корина плотнее завернулась в одеяло, закрыла глаза и задремала.
Мощный удар сотряс окно, вынес мелкий переплет. Фонтаном ударили в комнату осколки стекла, разлетелись по полу, осыпали кровать. Корина подскочила, взвизгнула, вжалась в угол кровати, загораживаясь руками от огромного черного силуэта, который неумолимо приближался к ней. На сгустке мрака желтыми звездами горели глаза. Существо легко подхватило девушку и выпрыгнуло в окно.
