Спартачок. Двадцать дней войны (СИ) - Журавлев Владимир А.

Машины сбросили скорость и круто развернулись. Закатились куда-то по гулко брякнувшим решеткам и встали.

— Морская пехота — вперед! — сам себе скомандовал майор и лихо выбросился из машины. Тихо обозвал собственные колени «суками» и с шипеньем исчез. Вернулся обратно довольным, как будто там наливали бесплатно.

— Выходи, становись! И за мной, как гусятки, колонной по одному — па-ашли!

Бойцы протопали одеревеневшими ногами следом за командиром — и оказались в раю.

Рай оказался бывшим гаражом, который аккуратно утеплили, восстановили освещение и пустили по батареям тепло. И даже вдоль батарей кто-то настроил лежанок и заботливо бросил на каждую старенький, но настоящий матрас!

— Ну, особая штурмовая рота сто шестьдесят первой бригады морской пехоты Черноморского флота — располагайсь! — лихо скомандовал майор. И добавил уже обычным своим голосом:

— Еду не готовить, сейчас из кухни горячее принесут. Командиры взводов — к штабному лежаку на секретное совещание.

Но о предстоящем деле майор заговорил, только когда его ложка забренчала по пустой посуде.

— Совсем как в училище, щас заплачу! — расчувствовался майор и тут же перешел на деловой тон:

— Значит, так: мы в жопе, ребята, но в жопе героической — завтра штурм. Где коммуняка? Вот, поглядите на этого долбаного пророка. Он сказал — энесайский десант. Так вот — он самый и есть. Энесайский десант. Спартачок, введи остальных в курс дела, ты однозначно больше меня знаешь.

— Южный обвод Кара-су, — пробормотал Грошев. — Старицу Илима углубили, забетонировали, набережную сделали. Широкую. За набережной — многоэтажки. Это на туранской стороне. Мы на другом берегу. Подболоченный подход к старице примерно с полкилометра, далее частный сектор, мы в нем.

— Канал широкий? — деловито поинтересовался Булат.

— Не очень. Метров пятнадцать.

— И в чем проблемы? Взять лодки…

— Проблема в том, что с этой стороны Кара-су так и не взяли, — буркнул Грошев. — Ни в одном из лепестков. Положили полторы тысячи человек только на этом участке… по самым скромным данным. Там абсолютно открытая местность и неподавленные огневые точки.

— Так подавить! — возмутился Булат и сверкнул глазами.

— А нечем. Артиллерию выносят турецкими «Бехтиярами». И бельгийскими «Асами». И коптеров столько, что небо черное. Наши подтягивают, а ее выносят. Пробовали бомбометанием, снарядами с наведением… Уронили пару девятиэтажек, и только. А потом бомбы и самолеты кончились. Или в других местах понадобились. Здесь полгода будут штурмовать малыми группами. Самые быстрые останутся на набережной. Но в основном будут выбивать еще на болоте — кассетниками. В Кара-су несколько батарей спрятано среди многоэтажек. И все со спутниковой корректировкой огня. Ты только побежишь со своей лодкой, а там уже координаты готовы. И снарядов без ограничения.

— Но где-то же взяли? — спросил Дымок и сплюнул. — И как?

— В мире Земля-Центр. Широким фланговым охватом дивизией генерала Холодова. Потеряли танковый полк, но отсекли снабжение, рассекли и давили по частям. Только так. Но здесь это невозможно, генерала Холодова арестовали в прошлом году, что-то не так и не тому сказал в генштабе.

— А сам что думаешь? — спокойно поинтересовался майор.

— Ничего, — безразлично отозвался Грошев. — Успешных вариантов не знаю. Мы же приданы бригаде морской пехоты, у нас самостоятельности нет. Что прикажут, то и будем делать. А прикажут завтра идти на штурм малыми группами.

Майор крякнул и почесал подбородок. Отдернул руки, опомнился и почесал демонстративно, с жутким скрежетом ногтей по щетине.

— Уже приказали, — признался он. — Ну и… война есть война.

— Вообще-то… — пробормотал Грошев. — Не только война.

— Чего?

— Того. Узловые точки истории — слышал о таком?

— И даже читал, — хладнокровно подтвердил майор. — У этого… как его… Дыховичного, что ли… И что?

— После потерь под Кара-су, — вздохнул Грошев, — все заинтересованные стороны убедятся в слабости имперской армии и ударят с запада.

— В смысле — с запада⁈ — нехорошим голосом поинтересовался замполит.

— На коромысле. Претензии на исконные земли Древнеруси по Кубань включительно, если что, не вчера появились.

— Подавятся! — рявкнул замполит. И добавил тоном пониже:

— И я не верю! Древнерусь — наши естественные союзники. Генетически!

Майор озадаченно поразмышлял. Поглядел на подчиненных. Хекнул. Поискал, чего бы покрутить в руках. И сделал закономерный вывод:

— Да и покун. Перебросят воевать на юг, хоть согреемся. И черешня там растет вкусная, нажремся от пуза.

Грошев хмыкнул, улегся на матрас и прикрыл глаза.

— А чего Древнерусь на нас кинется? — поинтересовался Дымок непонятно у кого. — Нормально же сидели? Хохлы, бульбаши да мы — мы же один народ. На зоне мы точно не делились.

— А тебе как ответить? — лениво полюбопытствовал майор. — Как хохлы считают или как офицер российской армии?

— Не, как офицеры — не надо! — поежился Дымок. — Замполиты и так все мозги вынесли.

— Угу, завтра пойдешь в одной группе с Замполлитра, чтоб не возбухал на доблестных российских замполитов. А по существу: южнорусский язык и есть настоящий, исконный русский язык. Хохлы в этом уверены. В смысле — хохлы-академики. Я, кстати, тоже. И хохол, и уверен. Соответственно хохлы — единственные истинно русские. Бульбаши, конечно, тоже претендуют, но мы-то знаем, что они ополячены. А москали — так, мутанты с финно-уграми, неудачный эксперимент истории.

— То есть я — не русский⁈ — возмутился Дымок.

Майор придирчиво оглядел бывшего зэка.

— А что в тебе русского? Рожа смуглая, скулы высокие, глаза косые. По внешности — смесь чувашей с бурятами или сибирскими татарами. И еще с кем-то непонятным. Может, с йети. Да, скорее всего, с ними. Только с мелкими. И язык как у йети — матерный, испоганенный. Вот как будет, по-твоему, третий месяц весны? Май? А у хохлов — травень. Чуешь, как русским духом пахнуло, чуешь?

Дымок презрительно сплюнул.

— И культуры русской в тебе ноль целых, ноль десятых, — безжалостно сказал майор. — Традиций не знаешь. Песен не знаешь. А какие песни хохлы спивают, а⁈ Ты бы слышал! А гопак⁈ И вообще земля русская пошла с Киева. А в Прикарпатье русины живут, небольшой древнерусский народ — и они там с начала истории живут, ниоткуда не приходили!

Дымок снова презрительно сплюнул.

— И это тоже, — осуждающе заметил майор. — Ты на землю плюешь. Думаешь, я не знаю, что это у вас, уголовников, обозначает? Что вы презираете и землю, и тех, кто на ней живет. Вот это и есть твоя культура. А у хохлов — настоящая. И они на свою землю не плюют. На твою — да, а на свою никогда.

— Это мы еще посмотрим, у кого настоящая культура, — угрюмо сказал Дымок, хотел сплюнуть, но сдержался.

— Шкапыч прав, — пробормотал Грошев, не открывая глаз. — Россия — империя, в этом наша суть, принимаем все народы и не очень заботимся о своем. Своей культуры у нас не было, только имперская. А русскую культуру хранила именно Древнерусь. Они — русские. Мы — имперцы. В результате они нас будут давить. Любое национальное государство, чтоб выделиться из империи, усиленно давит все имперское. То есть нас. А мы, если победим, просто примем их. Такова суть империи.

— Это мы еще посмотрим, — угрожающе повторил Дымок.

— Смотри, — безразлично сказал Грошев. — Шкапыч — хохол. Булат — тюрок.

Майор невольно гоготнул, здоровенный Булат развернулся и внимательно уставился на хилого Дымка.

— Мы — имперцы, Дымок, — усмехнулся Грошев. — Это выше, чем национальные норки. И культура имперская шире и мощнее любой национальной. Вот с этим и иди спать. Завтра в моей группе на штурм.

Дымок что-то пробурчал и предпочел исчезнуть. Булат тоже поднялся, ушел распределять смены на «фишку» — даже в расположении бригады, среди своих, никому и в голову не пришло остаться без часовых. Опыт, горький опыт войны.

Майор тоже опустился на лежанку, закинул руки за голову и задумчиво уставился в бетонный потолок.