Сергей Шкенёв - Николай Негодник
– И куда же ты собрался? – нейтрально-философским тоном поинтересовался кот.
– Сгоняю, разберусь, – уже бодрым голосом ответил князь. Принятое решение значительно улучшило настроение.
– Не царское это дело – заборы красить.
– Я князь.
– Пресветлый князь. Разницу знаешь или объяснить? – заметил Базека. – Делать больше нечего? Я знаешь, чем от скуки занимаюсь? Ну вот появишься ты там, перевешаешь народишко на том самом плетне… И что с того? Дело немудреное, любой справится.
– А кто? Серега занят, Савва во Владиславле добровольцев вербует, Лешаков… хм, упаси, Господи! Все заняты, один я, как неприкаянный, болтаюсь.
– Вот и болтайся на доброе здоровье. Твое присутствие в городе поддерживает моральный дух.
– А ты еще и по морали специалист?
– Не хуже многих. И говорю как специалист специалисту – ты у нас вроде знамени. Ага, с барабанщиками и ассистентами с саблями наголо… А русалка знаменосцем. Чо сразу за ухо? Если человек какую хрень несет, так его слушают и верят, а стоит простому коту с дельным советом – посылают по адресу… И за ухо хватают, а оно не казенное, родное, между прочим. Нет в жизни справедливости!
– И?
– Ачоа? Никто же со знаменем в сортир не ходит. А некоторые вот стремятся… Меня туда отправь, с Горынычем вместе – порядок живо наведем.
– С пьянкой и мордобоями?
– А что, вешать лучше?
– Лучше. И другим наука.
– Это еще вопрос… – Базека мягко ударил лапой о лапу. – Давай спорить, что все в срок успеем сделать без репрессий?
– Давай, – согласился Николай, которому и самому надоела затянувшаяся шутка. Глупая, честно признаться, шутка. Как, врочем, и любая, в которой немалая доля истины. – Только под твою ответственность.
– Мою? – Кот искренне удивился и округлил глаза. – Это почему под мою? У нас монархия или как? Ты, Николай Васильевич, назначен князем-ампаратором, так сказать, тебе за все и отвечать, чего бы мы с Горынычем ни накуролесили. Государство – это не я, государство – это ты! Так, кажется? И не сваливай, пожалуйста, на других свои заботы и проблемы.
Самодержавная рука сгребла со стола самый тяжелый предмет, и в Базеку полетел малахитовый чернильный прибор – хитрое сооружение, совмещенное с пепельницей, огнестрелом и зажигалкой. Кот не стал уворачиваться, а взглядом остановил массивный предмет и водрузил на место.
– Ага, и так умею… Ну чо. Грамоту с полномочиями дашь? В трех экземплярах.
– В трех-то тебе зачем?
– Один мне, другой Годзилке, третий союзникам отдам. И это… распорядись тонны две зерна выделить.
– На самогонку? Не дам! И какие еще союзники?
– Да так… – Базека взял несколько листов бумаги и протянул князю. – Есть тут один малый народец… беженцы от гастрономического геноцида.
– Ладно, уговорил. Чего писать?
– Как всегда, что-нибудь с угрозами, да не мне тебя учить… «Челом бьет» и точка с запятой не нужны. Написал? Господи, медленно-то как… Готово? Печати я сам поставлю, у меня свои такие же есть.
– Чего-о-о-о???
Глава 13
А ровно через неделю, аккурат в Троицу, когда город празднично украсился березовыми ветками, и добрые люди собирались за столами, вернувшись из церкви, Татинец опять посетил посланец небес. Все в том же белом хитоне и с огненным мечом в руке, он полетал над столицей, благословил увиденных внизу прохожих и уже привычно направился к княжескому терему. На этот раз без театральных эффектов в виде падающих звезд – просто и спокойно влетел в окно, сбив при этом с ног служанку с подносом жареных в сметане карасей.
– Помяни, Боже, царя Давида и всю кротость его! – Патриарх Савва перехватил поудобнее тяжелый пастырский посох и приготовился отразить внезапное нападение.
– Подождите, это свой! – Шмелёв поднял руку, останавливая занесшего дубину дважды полковника Лешакова. – Да точно говорю, свой!
Ангел поднялся, отряхивая надетый поверх хитона стилизованный под кирасу бронежилет:
– Что это было?
– Наверное, это было вкусно, – Николай подошел к гостю, но обниматься на радостях не полез. – Израил Родионович, какими судьбами?
– Теми самыми, неисповедимыми, как пути, – Изя привел себя в относительный порядок и церемонно поклонился присутствующим: – Здрасти! Яночка, вы все так же великолепны… Юрий Всеволодович, мое почтение… Святейшему Патриарху аналогично… Товарищ полковник…
– Дважды полковник, – ревниво поправил Лешаков.
– Конечно-конечно… Я имел в виду, что ваш товарищ, оборотень Август фон Эшевальд, будет полковником.
– А я?
– Генералом, не меньше. А в будущем – маршалом! – Израил удивленно покрутил головой: – А где представитель устаревшего религиозного культа?
– Серега, что ли?
– Ну не я же…
– Да на Трезве он. Готовится, копает – все, как в прошлый раз и договаривались.
– А, так вот кто там копошился.
– Что, видел?
– Ну! – Ангел поискал взглядом карту. – Ага… глядите, вот здесь идет наша первая линия обороны, так? Так! И если противник проходит слегка подготовленное предполье, то попадает сюда, правильно?
– Больше некуда, – Шмелёв забрал у Израила карандаш и вручил взамен вилку. – Пойдем за стол, праздник у нас сегодня.
– Я в курсе, – отмахнулся тот. – Не мешай.
Коля пожал плечами и отошел от гостя к накрытому столу. И что там думать, если междуречье Трезвы – единственное место, где может пройти большое количество конницы. Да с обозом и стенобитными машинами. Или те уже потом собирают, перевозя только важные детали? А без разницы. Мелкие отряды еще с относительным комфортом просочатся по берегу Шолокши – правому, так как болотистый и низменный левый вообще непроходим, но крупные только там, по ровному, как лысина старого князя, водоразделу.
Сама речка Трезва получила название в насмешку. Начиналась верстах в десяти от Суровы, старшей своей сестрицы, и бежала она на закат, вихляясь из стороны в сторону, подобно пьяной бабе, и подобно ей же, верст через триста поворачивала обратно. Да так заблудила по дороге, что устье от истока оказалось в половине дня пути. Одно слово – Трезва.
Собственно, на этом княжеские географические познания о той местности заканчивались, да и те были почерпнуты из прочитанной в будущем книги. Самому побывать на месте предстоящего сражения не удалось – просто некогда. Вот волхвы к природе ближе, особенно многомудрые, так пусть Серега и занимается фортификацией. Заодно и дисциплину у леших подтянет, пока их командующий в столице важные вопросы решает.
– Глорхи-нойон сейчас здесь! – Израил воткнул вилку куда-то в Булгарское ханство, где она пропала с тихим звоном. – И спешат сюда!
– Точно?
– Точнее не бывает, – заверил ангел. – Два часа назад над ними пролетал.
– Что, прямо вот так? – удивилась русалка. – Без маскировки?
– Обижаете, Яночка. Кочевники уверены, что видели перед собой злобного и страшного демона кенгуру, перебежавшего через дорогу. Дурная примета, между прочим – две недели в архивах копался.
– И?
– И теперь у них одна дорога, на Трезву. Страшная вещь – средневековое суеверие.
Патриарх, до того молча сидевший за столом, тут же откликнулся:
– Суеверие – грех. А ты тому потворствовал.
Израил Родионович удивленно переглянулся со Шмелёвым и спросил:
– Василич, у тебя что, пацифисты рулят?
Савва сурово нахмурился, глянул из-под нахмуренных бровей, но пояснил:
– Я в божественном смысле. Убивать врага можно и нужно, но подталкивать к греху – нет.
– И мне тут будут говорить за божественное? Именно мне? – Ангел по-прежнему обращался к Николаю как самому старшему по званию. – Нет ли тут скрытой ереси или еще хуже – ошибки? Да, именно заблуждение, жуткое и ужасное заблуждение. Не ожидал такого либерализма от столь уважаемого у нас, там, человека.
– Позвольте…
– Не позволю! Хотя, о чем это я? Давайте проще взглянем на наши разногласия… Хм… да! Это людей нельзя толкать к греху, вот!
– А кочевники не люди?
– Ну, как сказать… у себя дома – да, но когда пришли к нам – нет. Знаете… примерно, как бараны. Могут же быть у баранов свои суеверия? Могут. А греха на них нет и быть не может.
– Умрут безгрешными? – Савва перекрестился и облегченно вздохнул. – Прямо камень с души свалился.
– Таки да, обращайтесь еще, – улыбнулся небесный посланец. – Помогу. И практически задаром.
Шмелёв внимательно присмотрелся к Израилу и на всякий случай уточнил:
– Изя, тебе точно Родионович отчество?
– А вот не нужно вот этого… Ангелы так же, как террористы, национальности не имеют. Я – имею.
– А-а-а…
– Все, пресс-конференция закончена, за работу, товарищи!
Только поздним утром усталому ангелу удалось понять всю поспешность и опрометчивость своих слов. Не только крылья – ноги не держали. Уже и пожалел сто раз о неосторожно сказанном, но назвался груздем – полезай в кузов. Зато сотня ведер святой воды заботливо разлита в бочонки и ждет отправки на место планируемого сражения. Это заняло всю ночь, а предшествующий вечер посвятили массовому благословлению оружия, иногда отвлекаясь на индивидуальное.