Адмирал (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич
У пилотов тоже было не всё так гладко. Покрышкин и Минаков старались до подхода к театру возможных боевых действий сделать из своих летчиков если и не асов, то хотя бы опытных бойцов. В хорошую погоду над караваном происходили непрерывные учебные воздушные бои. Как правило Минаков со своей ударной группой и прикрытием имитировал бомбовый или торпедный удар по моим кораблям, а Покрышкин и его истребители пытались эту атаку отбить и не допустить прорыва Минакова к эскадре. Маневрировали и «Варяг», эсминцы с остальными кораблями охраны конвоя, они выстраивались в защитный ордер вокруг линкоров, авианосцев и транспортов, отрабатывая отражение налета авиации. Авиационное топливо расходовалось тоннами, но экономить его никто не собирался. Эскортные танкеры бункеровали корабли, и заправляли опустевшие ёмкости. Мы или прорвёмся в Аргентину и там пополним запасы, или же все поляжем при выполнении этой задачи, третьего не дано. Самолёты продолжали биться при посадках, получали повреждения, ремонтировались и снова выпускались в строй. Три самолёта было потеряно безвозвратно, к сожалению, все три вместе с пилотами. Но с каждым днём мастерство пилотов росло.
Уже не в первый раз я совершаю переход через Атлантику. В процессе перехода ты переживаешь массу впечатлений и ощущений. Начинаешь понимать, насколько живая у нас планета. В нашем мире такое количество воды, и она не пустая, там постоянно что-то происходит, чего мы не видим и не можем себе представить. Сколько мы видели дельфинов, китов и прочих обитателей океана! Каждый раз при виде очередного фонтан на горизонте моё сердце тоскливо сжималось от ностальгии. Уже, наверное, никогда я не буду стоять на открытом ветрам и волнам баке китобойца, держа в руках спусковой рычаг гарпунной пушки. Судьба сделала поворот и теперь я почти неразрывно связан с военно-морским флотом.
Океан кажется просто большой массой воды, но в реальности первая неделя пути дается очень тяжело. Понимаешь, что уезжаешь от берега все дальше, смотришь назад — сначала еще видишь остатки контура, а потом вдруг все, ничего нет. Когда видишь берег хотя бы тонкой полосой, то понимаешь, что еще можешь вернуться. Когда вокруг один океан, то сложно смириться с мыслью, что нужно идти несколько недель «туда» — в какую-то абстрактную точку в океане. Но вот когда середина маршрута уже пройдена, все меняется снова — и ты уже на подъеме и на адреналине. Вроде, идти еще столько же, но ты уже не от земли, а к земле идешь. К цели своего путешествия, к возможному бою и неприятностям.
Командир авиаБЧ с двумя специалистами руководит воздушным движением с крыши командного пункта «Ленинграда». Взлет разрешается флаговым семафором авиаБЧ для поочередного старта. Самолёты уходят в небо с промежутком в двадцать секунд, три самолёта в минуту. От воздушного разведчика поступил сигнал об обнаружении неизвестных боевых кораблей, и по приказу Покрышкина в помощь патрульному звену взлетает дежурная эскадрилья.
— Группа из трёх кораблей, идёт на пересечение курса — докладывает мне командир «Ленинграда», контр-адмирал Левин.
— Идём прежним курсом, пока ни каких активных действий не предпринимать. Объявить боевую готовность номер один! — отвечаю я. РЛС-2 носового обзора корабля тоже уже засёк маленькую эскадру, которая идёт к нам на перерез. Три корабля для нас опасности не представляют, будь там хоть крейсера или линкоры, но это сто процентов передовая патрульная группа флота, осуществляющего блокаду.
Подводные лодки, сопровождающие конвой, погружаются на перископную глубину и широкой сетью, уходят в право и влево по флангам эскадры. Все они оборудованы шноркелями и в таком положении могут развить хорошую скорость. Сейчас их задача обогнать нас и зайти предполагаемому противнику в тыл.
— На связи линейный крейсер «Аляска» — через несколько минут командир «Ленинграда» доложил мне о первом контакте с неизвестными кораблями — извещает нас о том, что введена полная морская блокада Аргентины и предлагает или изменить курс, или остановится и предъявить груз к досмотру. В случае продолжения движения в сторону территориальных вод Аргентины и отказа командиров кораблей допустить на борт осмотровую команду, корабли будут подвергнуты аресту и препровождены в американский или бразильский порт. Вежливый сука, даже пожалуйста сказал.
— Ну этого мы и ждали, чего уж теперь. Ответьте ему, что караван пройдёт туда куда ему надо. Советский Союз блокаду не признаёт и наши корабли подчинятся его требованиям не будут. Предложите ему, вежливо, убраться с дороги, во избежание столкновения. В случае если с его стороны последуют попытки нас атаковать, остановить или даже заставить снизить скорость мы его сами арестуем и препроводим в порт Аргентины. Курс не менять, скорость не снижать. Если пересекут наш курс, головному дозору эсминцев таранить нарушителя. Огонь пока не открывать! И это, передайте парням на головных эсминцах, что, если всё же придётся таранить, пусть в корму или нос целят, там брони у них нет. И пусть пару мин или торпед на носу приспособят, а сами приготовятся к эвакуации. Что бы никого без спасательного жилета на борту не было!
— Есть! — Левин своих эмоций не показывает, но он напряжён.
— Веселее Фёдор Кузьмич, мы сюда для этого и шли! — подбодрил я командира авианосца.
Корабли шли на пересечение курсов, и никто пока сворачивать не собирался. Я не сомневался, что к американцам уже вовсю идёт подкрепления. Флот, выделенный для блокады огромен, вот только теперь вопрос, готов ли он идти до конца, так же как я.
Не поверили нам американцы. Капитан линейного крейсера был полностью уверен, что два советских эсминца которые идут полным ходом, не меняя направления и курса, свернут или остановятся в последний момент. Один из них и свернул, нацелив свой нос в борт своему американскому коллеги. Ни мы, ни американцы не открывали огонь, корабли просто столкнулись в море и последствия этих столкновений были ужасающими.
Два взрыва прогремели почти одновременно. Эсминец США прекратил своё существование практически мгновенно, переломившись по полам, советский же корабль от него отстал только на несколько минут, что хватило выжившим членам экипажа для того, чтобы покинуть обреченный эсминец. Недалеко от них медленно тонул, лишившийся носа линейный крейсер, крен на левый борт всё больше и больше увеличивался, указывая на то, что корабль обречен. Таранивший его советский эсминец был уже на дне. Я до боли стиснул зубы, мы потеряли два корабля и наверняка в их экипажах большие потери! Второй эсминец сопровождения «Аляски» на полной скорости уходил от приближающихся советских кораблей и заниматься спасением своих коллег похоже не собирался.
— Спасательным судам оказать помощь выжившим! Американцев тоже подбирайте, но только после того как поднимете из воды наших мужиков! — этот приказ я отдал тут же, как только понял, что столкновение неизбежно — всем полный ход, кроме кораблей спасателей никому к месту столкновения не подходить! Это наш шанс прорваться без боя!
Я оторвался от страшного, но такого уже привычного зрелища тонущих кораблей и обвёл взглядом рубку авианосца. Все присутствующие, начиная от рулевого, и заканчивая контр-адмиралом Левиным были бледны, на лицах застыли безжизненные маски. У молодого третьего штурмана я заметил на глазах слезы, которых он не скрывал. Только что на их глазах, по моему приказу, погибли несколько советских моряков! Я грустно усмехнулся, как же легко (хотя и до чертиков страшно!) было идти с автоматом в руках в десант, зная, что тебя могут убить в любой момент, и как же трудно отдавать вот такие приказы, отправляя на смерть своих моряков, которые верят тебе, надеются на тебя и готовы для тебя на всё…
— Чего приуныли? Все там будем! Или вы рассчитываете жить вечно⁈ А парни пожертвовали жизнью, что бы мы выполнили отданный нам приказ! Они сделали это, что бы мы смогли доставить подкрепления нашим бойцам, которые сейчас гибнут каждый день там — я махнул в сторону Аргентинского берега — в Аргентине! Если мы не прорвёмся, они погибнут все! Кто мы такие, что бы их теперь подвести⁈ Полный вперёд, мы должны прорваться в порт до подхода американской эскадры!
