Великий князь Владимирский (СИ) - Лист Банный

Нервы молодого предводителя не выдержали. Кому понравиться, когда его убивают безнаказанно? К нам помчались тысячи три всадников, начав обстрел из луков. Канониры дождались, пока лучники приблизятся, спрятавшись за большими щитами, напоминавшими ворота деревенского двора, и дали залп каменной картечью. Контуженные и убитые, люди и лошади попадали на снег. Ничего так, сотня уже отвоевалась. Тут же подключились арбалетчики. А их у меня, на секундочку, четыре тысячи. Треть монголов, как корова языком слизала. Оставшиеся отхлынули к своим.

Дождавшись пока арбалетчики перезарядятся, я скомандовал:

— Труби, терциям вперед!

Вот тут-то Куче пришлось принимать не простое решение. Нас больше, мы больно кусаемся, а позади — семьи родичей. Трусом парнишка не был и решил дать своим шанс спастись, оставшиеся в строю четыре тысячи воинов бросились на нас. Удар был нацелен в центр, где находился я.

— Залп!

Первые ряды противника упали, притормозив напор товарищей. В это время, арбалетчики моей терции забежали в каре и стали перезаряжаться, остальные прижались к своим, которые продолжили движение, обходя врага с флангов. Мы же остановились и готовились отразить удар. И он последовал незамедлительно. Отчаяние как будто придало сил латникам и те совершили почти невозможное — прорвали три линии пикинеров. Две оставшиеся шеренги, вооруженные алебардами вступили в дело, стаскивая с коней замешкавшихся всадников и пластали свалившиеся тушки своим страшным оружием. Но фронт прогибался и вот-вот должен был лопнуть.

Если бы у меня была одна терция, то Куча, возможно, смог бы победить. Субэдэй не смог, Байдар не смог, а этот мальчишка был близок. Но не судьба, увлекшись монголы пропустили удары двух других отрядов. По моей команде, фланги каре двинулись перед, удлиняя строй, а задние ряды укрепили фронт. Потерявшие движение всадники оказались окружены и их просто перекололи. Тех же, до кого не смогли дотянуться длинные пики, сняли арбалетчики, возвышавшиеся над пехотой конники были прекрасной мишенью. Пленных не брали.

Подозвав отряда командира помещичьей кавалерии, простоявшего весь бой в стороне, приказал:

— Преследуйте беглецов. Всех мужчин убивайте, женщин и детей тащите сюда. Сильно не усердствуйте, если вдруг наткнетесь на крупный отряд воинов — отходите, их добьет Ярослав Всеволодович. Вперед.

Стали подсчитывать потери. М-да. Пять сотен выбыли из строя. Треть навсегда. Треть оклемается к приходу Батыя. Остальные надолго, если лекари сумеют их вытащить. Не помогли ни доспехи, ни выучка, блин.

Пока относили к лагерю убитых и раненых, собирали трофеи, ловили уцелевших лошадей, к стоянке начали подходить кучки пленников, в сопровождении одного-двух верховых. Вот ведь, новая проблема. Всех нужно рассортировать, разместить, накормить и решить, что с ними дальше делать. Конвоиры сдав захваченных людей нам на руки, меняли коней и мчались к своим. Среди перепуганных лиц я заметил одно спокойное и довольно симпатичное.

— Кто такая? — спросил по-половецки у нее.

Та не поняла, пожала плечами. К ней подошла другая женщина, одетая попроще и зашептала на ухо. Видимо, половецкая служанка.

— Это Огул-Гаймыш, жена хана Гуюка.

Отлично! Она то мне и нужна.

— Если поможешь мне с сортировкой и размещением монгольских рабов, то я не стану продавать тебя на потеху какому-нибудь греческому золотарю, а отпущу с охраной, домой, в Монголию.

— Только меня?

— Дети есть?

— Ходжа-Огул и Наку, — монголка указала на двух мальчиков, 12 и 10 лет, за своей спиной.

— Их тоже.

— А моего мужа?

— Ты что же, не веришь в победу грозных завоевателей?

— Всякое может случится, — рассудительно ответила ханша. — Никто не ожидал, что найдется человек, который осмелиться напасть на нас. Но ты здесь.

— Гуюк, скорее всего, умрет. Как и вся его родня. Но тебе незачем торопиться на тот свет, у тебя останутся сыновья.

— Кому мы будем нужны, без своего мужа и отца?

— Выбирай сама. Или будешь ублажать измазанного в дерьме грека, а твои мальчишки, лишившись мужского естества, охранять гарем вельможи, или помогаешь мне и возвращаешься с ними домой.

— Хорошо. Говори, что нужно делать.

Ну я и рассказал. Женщина повелительным жестом подозвала к себе несколько соплеменниц, что-то им приказала и те бросились к толпе, вытягивая из нее пленников и разводя в разные стороны. Понаблюдав за процессом, я довольно хмыкнул и совсем уже собирался заняться другими делами, как ко мне приволокли Кучу. Выжил-таки, гадёныш. Парень висел на руках моих пехотинцев, еле передвигая ноги. Без шлема, со спутанными и измазанными в крови волосами, заплывшим, синим лицом, он представлял из себя жалкое зрелище.

— Где нашли?

— Валялся, придавленный мертвой лошадью. Видимо, алебардой по морде приложили. Личина спасла.

— Тащите к лекарям. Пусть осмотрят, как с нашими закончат. Если нет ничего страшного, отведёте к Берке. А в ином случае добейте.

На следующий день подошли эмир и Бачман, гоня перед собой стада и невольников. За ними стали подтягиваться бывшие пленники и обозы с захваченной добычей. Еще через день появился Ярослав Всеволодович, приведя уцелевших беглецов. Так была уничтожена ставка Батыя. Осталось дело за малым, дождаться самого хана и разбить его.

— Что будем делать со всем этим стадом? — спросил меня дядя, утром 23 февраля и указал на огромный табор из пленников, бывших и нынешних.

— Наших, булгар и половцев отправим по домам, дадим продуктов и скотину. Монголов продадим в Крыму. Можешь, кстати, взять себе часть. Продашь немцам в Новгороде. Или твои купцы пусть в Европу отвезут. При тамошних дворах попробуй ввести моду на таких невольников. После похода Батыя обыватели и дворяне будут рады выместить на ком-то свои страхи. Получишь отличный прибыток.

— Хм. А это мысль. Тебе бы купцом быть, племянник.

— Так наши предки и были купцами, в том числе. Не считая пиратства, разбоя и прочих беззаконний. От них и пошло.

— Кто это?

— Викинги. Предложу эмиру и Бачману, может они и их воины заберут себе жен, дочерей и наложниц знати и ханов. Спросим у своих, вдруг и им кто приглянется. Остальных женщин и всех детей отведем на рынок, выручку поделим. Сейчас нужно в первую очередь подсчитать добычу, которую можно разделить немедленно. Выдели своих бояр, я своих людей пришлю, половец и эмир своих. Пусть считают. Поделим и отправим на Русь. На войне всякое случается, не хотелось бы потерять такое богатство.

— Здесь собралось самое большое войско, которое я когда-либо выдел. Где найти еще такое защищенное место?

— Как знаешь. Но таскать за собой все это добро не следует. У нас и так обоз — не объехать за несколько дней.

Почти неделю подсчитывали и делили невероятную добычу. Богатства, награбленные в Булгарии, на Кавказе, на Руси и в половецких степях поменяли хозяев и послужат возрождению наших стран. После раздела, дядя отправил свою часть в Новгород, под охраной большого отряда. Надеюсь воины успеют вернутся до прихода хана. Может приведут еще товарищей, ослепленных блеском добычи. Я свою долю, а также доли Бачмана и Ильхам-хана направил в Путивль, дожидаться нашего возвращения. Туда же отвели приглянувшихся воинам девушек и женщин. Вместе с обозами ушли освобожденные пленники. Тем, кто решил поселиться в моих землях, я выделил, кроме теплой одежды, трофейных лошадей и овец, а также по новгородской гривне серебром каждому взрослому. Пусть попробуют начать новую жизнь не побираясь Христа ради. Сироты прибились к некоторым взрослым, но не все. Остальных велел содержать и кормить в Путивле. Потом решу, куда их пристроить.

Ярослав Всеволодович только качал головой, глядя, как серебро уплывает из моих рук. Но что поделать? Его-то теперешние земли в целости и сохранности, а у меня полупустыня. Всего раздал больше 50 000 гривен. И еще осталось добра и серебра на 500 000 новгородок. Бачман и эмир получили по 100 000, дядя 200 000. И это не считая скота. Отличных лошадей было не много, их разделили воины. Пригодных для крестьян выкупил я и часть раздал, часть направил в свои новые земли. Монгольских пони использовали, как живые консервы. Так же поступили с коровами, быками, волами и овцами. Что-то потянулось на Русь, что-то осталось с нами. Подозреваю, многие будут вспоминать это время с теплотой, как самое сытное и богатое мясом.