Анна Гаврилова - Благословите короля, или Характер скверный, не женат!
– А ты добавь детали, которые известны только близким. Прозвища, например.
Я бросила задумчивый взгляд на чистый еще лист и кивнула. Все верно: Ринар напишет гораздо быстрей и без клякс. А я, кроме прочего, могу поставить подпись – уж ее-то точно опознают. К тому же подпись у меня такая, что подделать очень и очень сложно.
В итоге я выскользнула из-за стола, уступив место Ринару, и, сделав несколько торопливых шагов, замерла, дожидаясь, когда величество вооружится пером и скажет, что готов. Попутно бросила быстрый взгляд на Бириса с Сарсом, которые, как и прежде, на собственных рабочих местах находились и… нет, не следили, но поглядывали.
Помощников такая согласованность точно радовала, меня, впрочем, тоже. И едва Ринарион дал отмашку, я принялась диктовать: «Дорогие родители! Со мной все в порядке. Пожалуйста, не удивляйтесь способу, которым с вами сейчас связываюсь, – увы, другого нет. Со мной, повторюсь, все хорошо! Но когда именно смогу вернуться – не знаю. Поэтому у меня к вам просьба…»
Я замолчала, пытаясь собраться и с мыслями и с силами. Сделала еще несколько шагов и опять обратилась к восседающему за письменным столом королю. Дальше диктовала медленней, потому что имена и некоторые слова были Ринару незнакомы: «Пожалуйста, свяжитесь с Лидией Ивановной – номер ее телефона у вас, насколько помню, есть. Попросите пустить вас в квартиру. Там, на прикроватной тумбочке мой мобильный. В списке контактов найдите номер Вольдемара Дмитриевича – это мой начальник. Пожалуйста, позвоните ему и скажите…»
Вот тут я снова замолчала, усиленно пытаясь придумать благопристойное оправдание для прогула. Только фантазия спасовала, пришлось переложить задачу на родителей: «И скажите что-нибудь. Передайте мои извинения. Скажите, что я не нарочно, и, когда вернусь, обязательно все объясню».
Я выдержала паузу, давая Ринару возможность дописать, а когда тот кивнул, продолжила: «О том, что касается Лидии Ивановны и квартиры. Я рассчитываю вернуться очень скоро, но гарантировать не могу. Поэтому прошу вас вывезти мои вещи и дать отмашку на поиск новых постояльцев. Если к моменту моего возвращения новые жильцы не найдутся, то я, вероятнее всего, снова попрошусь на постой. А если найдутся, буду искать другую квартиру».
И опять тишина. Только на сей раз пауза длилась гораздо дольше, и я уже не придумывала, а наоборот – обдумывала то, что сказала. Я ведь могла попросить родителей внести взнос за следующий месяц, но…
Нет, это была не оговорка. Более того, решение съехать было вполне осознанным. Однако я лишь сейчас поняла, что квартира Лидии Ивановны ни при чем. Я… просто не хочу возвращаться в родной мир. То есть выбраться на пару дней – с удовольствием, а навсегда – нет и еще раз нет.
Осознание было ярким и до того четким, что я тихо охнула и даже покачнулась. Пришлось сделать шаг и схватиться за столешницу, дабы не упасть.
Мой личный писарь это состояние, конечно, заметил и тут же поинтересовался:
– Что?
Я отрицательно качнула головой, а сама опять задумалась. Не хочу? Но… почему? Как? Из-за чего?
Стремясь найти ответ, я окинула пространство ошарашенным взглядом и сильно удивилась, когда взгляд замер на восседающем за столом Ринарионе. Моргнула несколько раз, потом опять мотнула головой. Нет. Быть такого не может.
– Света, что? – повторил его величество. Голос прозвучал хмуро.
– Ничего, – выдохнула я. И, вооружившись главным женским лозунгом – я подумаю об этом позже! – продолжила диктовать: «В полицию не обращайтесь, все равно бесполезно. И сами не волнуйтесь, я действительно в порядке. Подробности расскажу, когда вернусь, хотя не думаю, что поверите. Люблю вас! Юльчику и Проглоту – привет!»
– Проглоту? – дописав до этого момента, недоуменно поинтересовался Ринар.
– Домашнее прозвище нашей собаки, – пояснила я, помедлив.
Величество поморщил нос, а я добавила:
– Французский бульдог. Маленький, но ужасно прожорливый. Готов съесть все, до чего дотянется, а потом лежать пузом кверху и страдать.
Как ни странно, но теперь Ринар улыбнулся. Дописал, что требовалось, и, откинувшись на спинку своего роскошного кресла, заявил:
– Проверяй.
Недолго думая я перегнулась через стол и ухватила исписанный ровными строчками листок. При этом поймала направленный в декольте взгляд и… мысленно застонала.
Причиной стона стал не Ринар – к его интересу я, кажется, уже привыкла. Фишка заключалась в ощущении ответного жара, который свидетельствовал – действие антивозбудина закончилось.
Очень захотелось спросить: а зелье точно слишком вредное или еще разок заправиться все-таки можно? Но… интересоваться, конечно, не стала. Прежде всего потому, что такой интерес был равносилен чистосердечному признанию.
Вместо этого стиснула зубы и посвятила себя чтению записки. А отметив, что все верно, кивнула и поспешила обогнуть стол, дабы завладеть чернильницей и пером.
Ринарион, который никуда не делся и все так же сидел в кресле, от моего маневра слегка опешил. Я же, когда сообразила, насколько близко к величеству подошла, тоже опешила, но не растерялась.
– Хочу подписать, – пояснила тихо. – Чтобы никаких сомнений не осталось.
Король кивнул, а я подхватила давешний черновик и, посадив на него новую кляксу, попробовала нарисовать подпись. Получилось так себе, но вполне узнаваемо, и я рискнула подписать чистовик.
А после этого аккуратно вставила перо в чернильницу, отступила и выдохнула:
– Все!
– Угу… – отозвался Ринар. И добавил хрипло: – Ну наконец-то.
Пару секунд на то, чтобы прийти в себя, и монарх потянулся за коробочкой с каким-то порошком. Я сперва решила, что порошок волшебный, но быстро догадалась – это всего лишь тальк.
Обработав текст, Ринар встряхнул листок и сложил каким-то хитрым образом, превратив в этакий конверт. Потом извлек из верхнего ящика кусок воска и некую штуку, отдаленно напоминающую зажигалку.
Щелчок, и на кончике упомянутой штуки действительно вспыхнул огонь, причем, судя по радужной окраске, магический. Спустя несколько секунд на «конверте» появилась красная блямба, в которую его величество впечатал собственный перстень.
Последнее точно было лишним, и Ринарион явно действовал по привычке, но возражать я не стала. И вообще в данный момент меня интересовал лишь один вопрос: как мы это послание передадим?
Я даже открыла рот, чтобы спросить, но величество оказался проворней. Отложив воск, поднялся из-за стола и решительно протянул запечатанный «конверт» мне.
Ну а едва я конверт приняла, кивнул на дверь и сообщил:
– Теперь нужно сходить в храм и попробовать уговорить Богиню. Если отчеты, которые я читал, не врут, это должно помочь.
За два дня пребывания в чужом мире я так часто «прогуливалась» в компании короля, что следовало привыкнуть. И я действительно относилась к подобным прогулкам достаточно ровно, но, как выяснилось, пофигизм присутствовал только в тех случаях, когда рядом вышагивал кто-то еще. Например, Визо или Сарс с Бирисом.
На сей раз ситуация была иной – помощников никто не звал, и они предпочли остаться в кабинете, ну а я с удивлением осознала, что не просто нервничаю, а откровенно тушуюсь.
Да, идти по пустынному дворцу в компании Ринара было неудобно и даже жутко. Отдельным поводом для нервов являлось то, что монарх, вопреки обыкновению, не бежал и свою аристократическую физиономию не кривил.
Он шел рядом – не просто спокойный, а какой-то… совершенно человечный и обыкновенный. При этом давал возможность вертеть головой, разглядывая интерьеры, и ни в чем не обвинял.
Глядя на такого Ринара, я в какой-то момент порадовалась, что не сдержалась. Даже мелькнула ироничная мысль: следовало устроить истерику раньше – в первый день, с самого начала!
А на смену этой пришла другая, куда более серьезная… Вспомнилось, как диктовала письмо, и выводы касательно желания возвратиться в родной мир в памяти всплыли.
Это было не то чтоб странно, но как-то глупо и нелогично. Очень захотелось списать все на метку и прочую магию, только сердце такую инициативу не поддержало. Да и разум вопреки всему шепнул, что никакой ошибки или дурмана нет. Я хочу остаться в мире Ринариона. Действительно хочу!
Вот только… почему?
Новый мимолетный взгляд на короля, и стало совсем неуютно. Просто Ринарион соответствовал моим вкусам от и до. И бог с ней, с внешностью – мужская привлекательность штука весьма относительная. Проблема в том, что теперь, когда он выключил хамство, вкусам соответствовала не только внешность, но и характер.
Более того, даже хамоватость привлекала. Но когда я увидела короля без этого налета, сердце по-настоящему заныло. Казалось, что передо мной тот самый плохиш, который не так уж плох и, как следствие, особенно симпатичен. Этакий бэд бой, готовый перевернуть вселенную для любимой. Этакая мечта, которой меня недавно попрекали.
