Александр Михайловский - Мир царя Михаила (СИ)
- Ваше Императорское величество - сказала я, - для начала будьте заботливой и любящей матерью для ваших дочерей. И постарайтесь быть в стороне от политики. Это грязное и опасное дело.
- Наверное, вы правы, - вздохнула Александра Федоровна, явно утомленная этим нелегким для нее разговором, - я попробую. Но скажите, почему вы посоветовали Мишкину жениться именно на японке? Это ведь ваша затея, или Сандро постарался?
- Ну, принцесса Масако соответствует всем условиям для невесты императора, - сказала я, - Она не была замужем, происходит из правящего рода, и согласна принять православие.
А потом она молодая здоровая и привлекательная девушка, способная продолжить династию Романовых и родить для своего мужа здоровых и крепких детей. В результате браков между родственниками европейские монархи стали вырождаться. Нужна новая кровь, пусть даже и не венценосных особ. В мое время князь Монако женился на актрисе, наследник испанского престола - на профессиональной спортсменке, а британский принц - на продавщице. Решение императора Михаила не противоречит законам Российской империи и будет полезно с точки зрения государственных интересов.
Я имею в виду то, что подобным образом мы смогли смягчить японцам боль от нанесенного нами поражения. Ведь, несмотря на все их успехи в деле модернизации своей страны, многие на западе не воспринимают их как равных себе. А они в ответ называли всех европейцев западными варварами, и делали вид, что такое признание им не очень-то и нужно.
Брак принцессы Масако и императора Михаила даст нам возможность постепенно вовлечь самураев в орбиту русской цивилизации. А это уже козыри высшего порядка. Нам мало было просто победить Японию. Надо было сделать ее своим надежным партнером и союзником. Кажется, это удалось. И, кстати, этот брак планировался еще при жизни вашего супруга, и Николай Александрович, как глава Правящего дома, дал на него свое согласие.
- Понятно, - Александра Федоровна закрыла глаза, - извините, но что-то я устала и меня клонит в сон. Не могли бы мы продолжить наш разговор чуть попозже? И не могли бы вы попросить Ксению завтра привести ко мне дочерей. Я по ним очень соскучилась…
19 (6) марта 1904 года. Вечер. Царство Польское. Купе поезда Варшава-Женева.
Старший лейтенант Бесоев Николай Арсеньевич.
До Варшавы мы добрались на поезде Петербурго-Варшавской железной дороги. В столице Царства Польского, или, как его сейчас было принято называть, Привислянского края, пересели на поезд компании “Kaiserliche General-Direktion der Eisenbahnen”, и следующий по маршруту Варшава-Женева. Как и в российском поезде, чтобы не брать попутчика, я выкупил купе - четыре места.
И вот мы тронулись, бывшая столица гоноровой шляхты осталась позади. Впереди была Европа. Кстати, интересное наблюдение - когда вчера вечером наш поезд делал остановку в Гродно, то еще была зима. Лежали обильные, хоть и подтаивающие в полдень сугробы, с крыш свисали плачущие горючими слезами сосульки. А утром в Варшаве нас встретила уже весна, зеленая трава и чирикающие птички. Климатически Варшава - это уже Европа, и в ней редко бывает холодная и снежная зима.
Вот и сейчас за окнами были видны деревья, подернутые первым весенним зеленоватым пухом распускающихся почек, и до неестественности ярко-зеленые поля.
Проводник, проводивший нас в купе, с уважением посмотрел на мой офицерский мундир и новенький крест ордена Святого Георгия четвертой степени. Уж кто-кто, а у немцев почтение к военному мундиру прививается на генетическом уровне.
- Герр офицер был на войне? - на довольно хорошем русском языке спросил проводник.
- Да, - коротко ответил я, - под Чемульпо.
- О! - воскликнул немец, поглаживая свои лихо закрученные усы аля кайзер. - Да, Чемульпо! “Варяг”! Очень хорошо! Мы немцы хотели победы русским. Вы быстро победили этих… - немец пощелкал толстыми, как сосиски пальцами, - этих макак! Я рад, что теперь Германия и Россия союзники. Когда мы вместе, нас не победит никто!
Я, улыбнувшись, посмотрел на этого проводника-милитариста, и подтвердил ему, что, да, действительно, если русские и немцы будут биться спина к спине, то они будут непобедимы.
- Я-я, натюрлих! - довольно закивал головой немец, - вы, герр офицер, правы - вместе мы непобедимы. Германия не хочет воевать, но если воевать придется, то лучший друг - это Россия, - проводник склонил голову так, что стал виден его тщательно расчесанный пробор, и щелкнул каблуками, - Если вам что-то надо, то зовите меня, Фриц Баум к вашим услугам. Приятного путешествия герр офицер, приятного путешествия фройляйн, приятного путешествия герр… - Фриц вопросительно посмотрел на Кобу.
- Иосиф… - спокойно сказал Сосо, с усмешкой посматривая на проводника.
Когда немец вышел, Коба посмотрел на меня, потом на Ирину, и удивленно пожал плечами, - Что это с ним?
Первой ему ответила сидящая у окна Ирина, - Сосо, понимаешь, немцы в большинстве своем просто помешаны на милитаризме. Ну, природа их такими создала. Для них маршировка гренадер во время развода караула в Потсдаме - зрелище равное балету.
- У каждого народа свои странности, - задумчиво сказал Коба, - и с этим ничего не поделаешь. Вот, возьмите, к примеру, поляков. Вы видели, товарищ Бесоев, как некоторые в Варшаве смотрели на ваш мундир?
- Видел, - ответил я, - мягко говоря, без особой любви. Ну и что? Почему поляки должны с умилением относиться ко мне, русскому офицеру?
- В общем, да, - согласился Коба, - только вот мне приходилось в ссылке встречаться с товарищами из Царства Польского, и никаких недоразумений у меня с ними не было.
- Ну-ну, - осторожно сказал я, - а не доводилось ли вам встречаться там с неким революционером из Польской Социалистической партии Юзефом Пилсудским? У него еще была партийная кличка “Дзюк”… Не слышали? Кстати, в молодости он проходил по одному делу со старшим братом товарища Ленина. Ну, знаменитое дело “Второго Первого марта”. Тогда по молодости лет он получил пять лет каторги…
- Я что-то о нем слышал, - наморщив лоб, задумчиво произнес Коба, - только лично с товарищем Пилсудским мне не довелось быть знакомым.
- Ну, и хорошо, - ответил я, - так вот, сейчас товарищ Пилсудский находится в Японии, и пытается быть полезным японскому Генеральному штабу, за деньги обещая шпионить в России. Только нашим бывшим врагам он уже не интересен. По всей видимости, он будет вскоре выдан нам, и за свои художества получит лет десять каторжных работ.
- Гм, - задумчиво сказал Коба, - вот, значит, как… А к чему вы, товарищ Бесоев, рассказываете все это?
- А к тому рассказываю, уважаемый Сосо, - улыбнувшись ответил я, - потому что в нашем будущем вам пришлось встретиться лицом к лицу с этим соратником по борьбе с проклятым самодержавием. В одна тысяча девятьсот двадцатом году “товарищ Пилсудский” командовал всеми вооруженными силами буржуазной Польши - государства, созданного на территории купированного немцами Царства Польского. И этот бывший член Второго Интернационала повел, как это было во времена Смуты, своих жолнежей на завоевание Советской России - первого в мире государства рабочих и крестьян. И плевать было “товарищу Пилсудскому” на пролетарский интернационализм. Он хотел, чтобы Польша, как во времена Речи Посполитой, была “от можа до можа”.
Ну, а вы, товарищ Коба, воевали с этим бывшим социалистом, будучи членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта, которым командовал, кстати, бывший подполковник царской армии Александр Ильич Егоров.
- И чем же закончилась та война? - с интересом спросил у меня Коба.
- Поражением советских войск под Варшавой, - ответил я, - поляки отобрали у Советской России Западную Украину и Западную Белоруссию… А своих “братьев по классу”, русских рабочих и крестьян поляки морили голодом в концлагерях, забивали их до смерти, убивали просто так… Историки считают, что палачи “товарища Пилсудского” уничтожили около восьмидесяти тысяч красноармейцев…
После этой беседы Коба замкнулся, и до самой границы лежал на верхней полке, о чем-то размышляя. Пересекли мы границу без особых трудностей. Русским чинам пограничной стражи был предъявлен документ, выданный нам самим Вячеславом Константиновичем фон Плеве. Ну, а для немецких пограничников мы припасли документ, полученный в посольстве Германской империи в Санкт-Петербурге. Так что наш уважаемый Сосо зря переживал - беглый ссыльнопоселенец оказался за границей России, что называется, “не замочив ног”.
Уже после того, как все пограничные формальности были закончены, мы продолжили с Сосо деликатную и весьма актуальную беседу о национальном вопросе.
- Товарищ Бесоев, - спросил меня Коба, - как вы полагаете, что нам следует делать для того, чтобы из моих товарищей по партии не выросли такие вот… - Сосо замолк, подыскивая подходящее слово, - ну, в общем, Пилсудские.
