Валентин Холмогоров - Крылья
Загрохотал, забился в конвульсиях пулемет, выплевывая навстречу приближающемуся самолету врага свинцовую смерть. Палить в подвижную, верткую цель оказалось очень непросто: спина мгновенно взмокла от пота. Снаружи дул сильный ветер, и пули сносило в сторону, они били «в молоко», не достигая своей цели. Дима чуть изменил положение ствола и вновь нажал на гашетку – теперь очередь ушла вроде бы в правильном направлении, но пилот аэроплана, положив свою машину на крыло, уже покинул сектор обстрела.
Вытерев рукавом взмокший лоб – от пулемета, как от разогретой печки, отчетливо веяло жаром и пахло горячим машинным маслом, – Дима бросил взгляд вниз: в коробе еще оставалось изрядно патронов. Повоюем.
Пилот аэроплана дал экипажу «Фальтсхеттельмарка» всего лишь полминуты на передышку и пошел на очередной заход. Отчаянно маневрируя, биплан стремительно возник откуда-то справа сверху, щедро полив пулями совершенно не защищенную спину цеппелина, и понесся к земле, пытаясь повторить этот маневр. «Зольдер» снова заплясал в руках, но небольшой самолетик оказался шустрее – Дима поворачивал тяжелый непослушный ствол, пытаясь догнать очередью уходящую к земле машину, но не успевал. Вот, еще немного, еще чуть-чуть!.. В эту минуту пулемет исторг из ствола цепь ярких мерцающих огней, с грохотом устремившихся к уже исчезающей в дымке цели, и затих. Однако последние вспышки трассеров все-таки дотянулись до хвоста аэроплана: полукруглый киль брызнул облаком обломков, и самолет, лениво встав на крыло, устремился вниз, свалившись в неуправляемый штопор. Палубу дирижабля огласили радостные вскрики, позади весело и оглушительно засвистели, кто-то хлопнул Диму по спине. Оглянувшись, он увидел счастливые, смеющиеся, перемазанные пороховой копотью лица. Даже раненый Эрдман – и тот улыбался, баюкая пострадавшую от шальной пули руку. Однако самого Диму охватило неприятное, затаившееся где-то в позвоночнике ощущение: ему показалось, дирижабль понемногу теряет высоту.
* * *Оставшийся день прошел в суете: экипаж спешно чинил пострадавшие в результате скоротечного боя деревянные панели внутренних переборок, накладывал заплаты на продырявленную обшивку там, куда можно было добраться, не опасаясь свернуть себе шею. Механики возились с одним из четырех двигателей, в котором пуля повредила какую-то из многочисленных трубок, а фельдшер занимался с ранеными, их помимо Эрдмана оказалось еще двое, причем состояние одного вызывало у медика серьезные опасения.
Управлявшему аэропланом пилоту удалось пробить девять из тридцати пяти баллонетов с легким газом, в силу чего дирижабль потерял значительную часть своей подъемной силы. Тем не менее он по-прежнему сохранил способность держаться в воздухе, правда, снизившись до высоты порядка двухсот метров. Среди пулеметчиков ходили смутные слухи о том, что командование цеппелина сумело связаться со штабом воздушного флота в Танголе, однако ситуацию с нападением на «Фальтсхеттельмарк» неизвестного самолета удалось, по всей видимости, как-то разрешить по дипломатическим каналам. Как – можно было только догадываться: офицеры не спешили делиться с экипажем лишней информацией. Так или иначе, капитан дирижабля принял правильное, по мнению большинства летунов, решение возвращаться в Сурган для выполнения срочного ремонта, а также пополнения запасов провианта и воды.
Следующее утро Дима встретил на вахте уже в качестве действительного рядового военно-воздушных сил Сургана. Цеппелин с трудом перевалил через плоскогорье и поплыл над лесистой долиной, пересекаемой множеством мелких ручьев, рек и речушек. Временами внизу попадались небольшие городки, меж которыми тянулись тонкие нити грунтовых дорог. В домах топились печи, поднимая в небо пушистые дымные хвосты из кирпичных труб, по улицам неторопливо перемещались запряженные лошадьми повозки с сеном, на распаханных полях копошились крестьяне. Отсюда, сверху, картина представлялась настолько идиллической и пасторальной, что, глядя на нее, невозможно было даже предположить, будто где-то вдалеке, у восточных границ этой огромной страны, гремит война и гибнут люди.
Оказавшись в родном небе, где дирижаблю уже не грозила внезапная опасность, экипаж немного расслабился. Однако регулярные вахты никто не отменял, порядок есть порядок.
Очередное Димино дежурство подходило к концу, когда возле его поста, расположенного в кормовой части орудийной палубы, появился как всегда жизнерадостный и довольный Алекс.
– Ты рапорт на перевод написал? – с места в карьер пустился он.
– Не успел еще, – немного смутившись, ответил Дима. – Кстати, а как его нужно писать и на чье имя?
– Писать придется от руки и, что характерно, на сурганском, – съязвил в ответ пулеметчик, – а касаемо адресата, то все рапорты у нас составляются на имя ответственного за работу с личным составом второго капитана Мендольфа ден Фосса. Шляпа ты, товарищ Шпитцен, вот что я скажу. Ну да ладно, бумагу я за тебя подготовлю, а ты потом перепишешь своим почерком и подмахнешь. Нужно сегодня успеть начальству отнести, потому что завтра с утра мы в Тангол прибываем.
Отстояв на посту положенное время, Дима поспешил в жилой отсек, где его уже поджидал Алекс со стопкой тонкой желтоватой бумаги и походной чернильницей-непроливайкой. Выводить буквы чужого алфавита, да еще и непривычным пером, которое то и дело скребло бумагу, оставляя меж строк мелкие неопрятные брызги, было жутко неудобно. Дима переписывал нехитрый текст трижды: в первый раз он наделал ошибок, путаясь в многосоставных сурганских словах и сложных глаголах, а после неосторожно ляпнул в углу листа жирную неопрятную кляксу. Наконец, удовлетворившись полученным результатом, Алекс приложил к документу заправленное серой промокашкой пресс-папье, просушивая чернильные строчки, для верности подул на бумагу и поднялся на ноги:
– Пошли!
Дима последовал за своим боевым товарищем в носовую часть корабля и спустился по узкой винтовой лестнице в гондолу. Обстановка здесь оказалась куда уютнее, чем наверху: небольшой коридор, в который выходили двери офицерских кают с отполированными медными ручками, был застелен красно-зеленой ковровой дорожкой, а рокот двигателей не доносился сюда совсем. Обнаружив на одной из кают табличку с соответствующим именем и званием, Алекс коротко постучал и, дождавшись приглашения, толкнул массивную дверь от себя.
Второй капитан Мендольф ден Фосс поднял на вошедших взгляд, оторвавшись от изучения разложенных перед ним на небольшом откидном столике бумаг. Вид у старшего офицера «Фальтсхеттельмарка» был усталым и даже немного болезненным, однако благодаря натренированной долгими годами воинской службы выправке и ровной, прямой осанке его фигура выглядела монументальной, точно каменное изваяние.
– Чем могу быть полезен, господа? – вежливо осведомился он.
– Господин второй капитан! – взяв под козырек и вытянувшись по стойке «смирно», отчеканил Алекс. – Первый стрелок четвертого пулеметного расчета Алекс Боннер осмелится доложить…
– Короче, ефрейтор, – прервал его взмахом руки ден Фосс, – что там у вас?
Алекс молча протянул ему исписанный мелким бисерным почерком листок, и Дима тут же последовал примеру своего товарища. С минуту ден Фосс изучал рапорты, бегая глазами по строчкам, затем отложил листы в сторону.
– Значит, вы просите оформить вам перевод в учебную эскадрилью действующего воздушного флота.
– Так точно, господин второй капитан! – выкрикнул Алекс. Ден Фосс поморщился, словно от застарелой зубной боли, и, посмотрев исподлобья на замерших перед ним воинов, ответил:
– С чего вы взяли, будто я пойду вам навстречу? У меня и так людей не хватает. После того, как в стране объявили всеобщую мобилизацию, лучших стрелков забирают себе пехотные части, нам остается то, что отсеялось на сборных пунктах. Один высоты боится, второго укачивает, третий вон отравился чем-то и весь трюм запоганил…
– Я уверен, что мы сможем принести гораздо больше пользы нашей родине, сражаясь в небе с ее заклятыми врагами! – словно по писаному отбарабанил Алекс, и Дима вновь искренне восхитился тем, насколько хорошо тот владеет разговорным сурганским. – У нас обоих имеется некоторый летный опыт, а мой соратник Митто и вовсе является профессиональным пилотом аэроплана.
– Это так? – повернулся к Диме второй капитан цеппелина.
– Так… так точно! – на всякий случай вытянув руки по швам и выпятив грудь, отрапортовал тот.
– Где ты летал?
– В Клондале… С пограничной стражей. Как наемный пилот.
Отчасти это было правдой, а рассказывать подробности старшему офицеру было сейчас вовсе не обязательно. С одной стороны, ден Фосс мог по каким-то своим неофициальным каналам запросить информацию у пограничников, и тогда обман мгновенно бы вскрылся. Ну а с другой стороны, сообщать совсем уж ложные сведения Диме не было никакого резона: не умей он летать совсем, об этом станет известно еще быстрее. Остается лишь надеяться, что стоящие на вооружении сурганской армии самолеты управляются практически так же, как их земные аналоги.
