Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
– Выходит, она, – с усмешкой кивнул Корислав, не подозревая даже, что был сейчас недалек от истины.
Так вот и очутились они в усадьбе старой ведьмы Гиздимеи. Истома Мозгляк, да Вятша с Порубором. Окромя них, на усадьбе жила немая дебелая девка по кличке Корова – она и в самом деле в основном возилась с коровами да козами – ну и рыжий мужик Корислав, с началом осени предпринявший неудачную попытку сбежать. Фокус колдуньи со змеями произвел большое впечатление на отроков, но не на Истому. Уж тот-то на свете пожил, да постранствовал, много чего повидал, в отличие от глупых доверчивых отроков. К бабкиному колдовству он отнесся скептически, и не только потому, что и сам когда-то использовал змей против Хельги. Нет, заговорить змей, оно, конечно, можно вполне, особенно, если сильный колдун, а бабка, судя по всему, была ведьмой не из последних. Но не в заговоре тут было дело. Ночью после побега Корислава глаз не сомкнул Мозгляк, все думал. И услыхал донесшийся с улицы тележный скрип, и голоса мужиков, отчетливо слышные в ту тихую безлунную ночь.
– Встречай беглеца, матушка Гиздимея, – С хохотом крикнул кто-то из приехавших. – Судя по ошейнику – твой.
– Мой, мой… – недовольно протянула разбуженная колдунья. – Сколь хотите?
– По-всегдашнему – три куны.
– Три куны – то за живого, не за мертвого. За мертвого – две.
– Ну, давай две, – покладисто согласились мужики. – Да поскорей неси, нам в обрат ехать надо. Да, еще вот, Никодим-огнищанин баял – хорошо б ты наколдовала вёдро. А то все дожди, дожди, а он, Никодим-от, еще со жнивьем не управился.
– А неча садить эстолько! Очи-то у Никодима завидущи.
– Так что ему передать-то? Будешь колдовать?
– Буду. Только, опосля первого же ясного дня, пускай приведет мне на двор козу, аль овечечку.
– Скажем, матушка. Ну, прощевай. Жаль, работников у тя мало, чаще б бегали – чаще мы были с кунами!
– Типун вам…
Глухо заскрипели ворота.
Так вот в чем тут дело! Истома усмехнулся. Не в колдовстве вовсе, не в змеях и ошейниках. Нет, как раз в ошейниках – видно, у бабки договор с местными, как увидят кого в ошейнике, чтоб ловили или живота лишали. Ну, все правильно. Откуда ей еще работников взять, как не обманом да хитростью? Так многие делали – друзьями прикинутся, заманят, потом оглянутся не успеешь, как уж вместо свободного людина зависимым рядовичем станешь, или закупом, а потом, глядишь – и полным – обельным – холопом. Многие так поступали, многие. И не только князья да бояре, но и простые людины тоже. А как же? Работники-то, чай, всем нужны. А попробуй-ка, сторгуй на рынке хорошего раба, работящего да смирного – намаешься торговаться!
Быстро разобравшись во всех ведьминых хитростях и попробовав снять ошейник – не удалось, бабка ковала на совесть! – Истома Мозгляк решил пойти другим путем – путем завоевания полного хозяйкиного доверия, тем более, после побега и гибели Корислава та осталась без помощника-управителя, ну, не считать же за таковую глупую немую девку? Действовал толково, ловко – то здесь, по дому что, без спросу, подправит, то там работящий вид примет, по подгогнит, покричит на работничков нерадивых – Порубора да Вятшу. А те уж бабку боялись – страшной колдуньей считали. Так, через недельку уже, и стал Истома незаменимым ведьминым помощником, даже отдельное жилье получил – полуземлянку, узкую да темную, впрочем, светлые терема только у князей да богатых бояр были, так в них и горницы прозывались – светлицы. А упрочив свое положение, принялся Истома рассуждать о побеге. Умен был – пришедшую в башку идею на одном нахальстве бежать отмел сразу – помнил судьбу предшественника – места за урочищем людные были, охотников да рыболовов хватало, враз по ошейнику бы признали, а кому ж не охота заработать три куны? Или, хотя бы – две. Две даже и лучше – забот меньше. Пронзил стрелой побегушника, кинул в телегу, да и поехал к ведьме за кунами. Не заработок – сказка. Впрочем, не одна Гиздимея такая умная, бояре некоторые точно так же делали, да и людины, у кого серебришка хватало. Ну, а у кого не хватало, тот сбежавших работничков сам и ловил, в меру сил и способностей. Правда, у кого грамота какая была, или послухи, о том, что сбежавший, и вправду, его холоп или там закуп – тому и князь мог помочь в розысках, а как же, на то он и властелин и установленного порядка – радетель!
Сильно задумался Истома. Бежать – оно понятно – надо, да как? Половчее бы что придумать. А вообще, да чего тут думать-то? Как людишки местные бабкиных беглецов определяют? Верно – по ошейнику. Так вот, его расковать бы… Одному не справиться, помощник нужен. Порубор? Вятша? Вятша посильнее, да уж больно зыркает зло. И помнит его, Истому, по острожку сгоревшему, поди, и дружку своему рассказал. Да дружок-то его хлипковат, такого прижать чуть – все, что хочешь, исполнит. С собой его тащить придется, как ошейник раскует, не бросать же здесь – хай подымет. Хотя… можно и не тащить – стукнуть по башке чем тяжелым, да хоть и кузнецким молотом. Только сперва Вятшу-волчонка куда-нибудь деть… Да на цепь и посадить, пущай сидит, пес. Только не тянуть со всем этим, осень на дворе, это пока сухо да тепло, седмица – другая, и польют дожди, задует холодный ветер, раскиснут дороги, превращаясь в грязное месиво. Пойди-ка тогда, убеги, попробуй. Нет, ежели решаться, то сейчас, ни на миг не медля.
Между тем наступил вечер. Похолодало, но дождя, слава богам, не было, а на закате, за лесом алела чистая полоска зари. По всем приметам, и завтра должно быть солнечно.
Закончив работу, парни вылезли из глиняной ямы и, тяжело дыша, упали на траву. Едва поднялись, когда услыхали скрип телеги – то ехала за глиной бабка Гиздимея.
– Уж потрудились, работнички, – сдержанно похвалила она, зорко следя за погрузкой. Когда телега до верху наполнилось глиной, взяла под уздцы лошадь – повела, поставив сзади отроков – подталкивать – под присмотром Истомы. А тот и рад, намахался кнутом, выказывая преданность, немало зарубок от его плети осталось в этот вечер на спине Вятши, а вот Порубора щадил Мозгляк, пару раз всего и ожег, да следил внимательно, как тот оглядывается, испуганно и часто, как вжимает голову в плечи под каждым посвистом бича.
– Боишься? – довольно шептал про себя Истома. – Это хорошо, что боишься.
После того, как парни поели, он подскочил к хозяйке. Поклонился:
– Хорошо б матушка, Вятшу-отрока сковать на ночь. Уж больно он глазищами зыркает, как бы не убег.
– Чай, не убежит, – добродушно хмыкнула ведьма. – Корислава судьбу помнит. – Она покопалась кривым ногтем во рту, вытаскивая застрявшие меж зубов остатки мяса. Потянулась, посмотрела на вызвездившее небо, зевнула: – Инда, пора и почивать. Девка-то подоила ли коров?
– Посейчас проверю, матушка!
– Погодь. – Гиздимея засмеялась. – Экий ты неугомонный. Покуда бежать не решил. И ты не так ли мыслишь?
– Некуда мне от тебя бежать, матушка! – пал на колени Мозгляк. – Признаюсь те, как на духу, ищут меня в Киеве, еле упасся. Не ты б – точно убили.
– Да уж, – согласно кивнула старуха. – Головенку-то тебе пробили знатно. Болит?
– Ой, как болит, хозяюшка, – солгал Истома. – Особливо – к дождю.
– А не должна бы. – Гиздимея окинула его подозрительным взглядом. – Ужо трав к ней приложено изрядно, еще и наговоры.
– Да не так уж, чтоб сильно болит, – выкрутился Мозгляк. – Иногда побаливает.
– Пройдет, – убежденно заверила бабка. – Мое колдовство – крепкое. Кого ты там хотел заковать-то?
– Да вон этого. – Истома кивнул на Вятшу, незаметно для ведьмы показав тому кулак. – Ишь как зыркает.
– И вправду, зыркает, – посмотрев на парня, согласилась Гиздимея. – Что ж… придется и впрямь заковать на ночь… Ох, годы мои годы… Опять кузню разжигать. Сам-то справишься ли?
– Справлюсь, матушка! – Истома едва сдержал рвущееся наружу ликование.
Проводив бабку до избы, кинулся к кузне. Враз раздул мехами огонь в горне, аж упарился. Выглянув, поманил пальцем Вятшу:
– А иди-тко сюда, голубок.
Парень нехотя подчинился, пошел, таща по земле колодку. Наклонив отрока, Истома ловко сковал ему руки, оттолкнул:
– Пшел прочь. Дружка своего пришли, да побыстрее. Промешкает – плетей получит изрядно.
– Не бил бы ты его, Истома. – Вятша оглянулся в дверях. – Издохнет скоро.
– Не бил… – поворчал Мозгляк. – Нешто можно вас не бить? А порядок как же? Ну, чего встал?
С тяжелым сердцем Вятша вышел из кузницы и, медленно переступая закованными в колодку, истертыми в кровь ногами, побрел к землянке. Раздувая меха, Истома Мозгляк с бьющимся сердцем дожидался Порубора. Ну, где же он? Где?
Порубор в это время, споткнувшись, лежал на земле у самой кузницы и, не в силах подняться, беззвучно плакал. Горячие слезы крупными каплями стекали по щекам его и падали в пыль.
Орудовавший у горна Истома наконец услыхал рыдания и, выскочив, волоком затащил отрока в кузню.