Андрей Посняков - Меч времен
— Девка-то точно раба?
— Да раба! Клянусь Христом-Богом!
А не слишком ли громко клялся? Гаркнул, гад, почти прямо в ухо — со всех мыслей сбил. Михаил оглянулся недовольно… Опаньки! Ба-а-а!!! Знакомые все лица — Кривой Ярил, Мишиничей верный пес! Шестерка боярская… Интересно, кого он тут продавать привел!
— Не его раба я!!! — громко закричала девчонка, которую Кривой Ярил крепко держал за руку. — Не его!
— Ефрема-своеземца чудского холопка беглая, — цинично сплюнув наземь, пояснил Ярил. — У меня и грамотка от Ефрема есть — если увижу, хватать, продать, а уж деньги — ему. Хошь, принесу грамотцу-от?
Торговец — борода лопатой — лишь махнул рукой, ухмыльнулся, да девчонку за бок ущипнул:
— Сколь хошь за деву?
Не вмешивайся! — сам себе беззвучно кричал Михаил. Какое твое дело до Ярила и этой девчонки? Проходи мимо! Здесь твоих дел нет, дела там, у Мирошкиничей. А девчонка… Что ж — всех от произвола не убережешь…
Узнал, узнал Миша девку — рабу Марью. Рабу, да не Ефрема, и уж тем более не Ярила. Узнал… Хорошая девчонка, веселая такая, миленькая… И в постели однако ничего себе так — помнится, угощали. И так она все смотрела глазищами своими зелеными… Так смотрела… Аж на усадьбе тысяцкого неловко было.
— Не его я раба, не его!
— А ну, не ори, девка! — гулко предупредил торговец людьми. — Посейчас кнутом ожгу, або велю язык отрезать — немые тож за хорошую цену идут! — почесал бороду, повернулся к Ярилу. — Так сколь?
— М-м-м… — тот задумался, а Марья тихо заплакала. И правда — помощи ей сейчас ждать неоткуда.
Эх, Марья, Марья… Миша не выдержал, оглянулся — и встретился с девчонкой глазами… И уже не мог. Не смог пройти… Плюнул, да шапку оземь:
— Эй, одноглазый! Что, уже чужое добро крадем-торгуем? А виру заплатить не хошь?
— Ты?! — Кривой Ярил неприятно удивился. — Откель здесь?
— Откель надо. Девку пусти. За делом, видать, шла.
— Ты шел бы паря себе, куда шел, — с угрозой в голосе произнес торговец. — Инда, бывает, и головы на торгу проломляют.
— Смотри, как бы тебе не проломили, борода гнусная! — взъярился Миша. — Говорят тебе — девка это, Марья, с тысяцкого Якуна двора! Хочешь с тысяцким поссориться?!
— А хоть бы и так! — злобно хохотнул Ярил. — Нет теперь его власти. Власть вся — у бояр!
— У бояр? А вот, получи, боярский прихвостень! — Михаил с размаху ударил одноглазого в челюсть, да с такой силою, что тот, выпустив девчонку, кубарем покатился прямо в гущу выставленных на продажу рабов.
Видя такое дело, торговец — бородища лопатой — опасливо попятился и вдруг, сунув два пальца в рот, молодецки свистнул — подзывал своих.
Ага! Станет его Михаил дожидаться, как же! Девчонку — за руку, да бежать! Мимо рядков с товарами, перепрыгивая, опрокидывая, напролом — ах, сколько «добрых» слов про себя услыхали, из которых «лешаки» и «шильники» — самые ласковые. Ничего, прорвались! Погоня-то, чай, к мосту убежала, а беглецы умней — к пристани-вымолу, что у Федоровского ручья. Миша — как раз к месту — знакомца своего вспомнил, с кем не так давно на Лубянице пиво пил. Подбегая к лодкам, окликнул:
— Бог в помощь, парни. Онцифера Весло не видали ль?
— Только что двоих в обитель Хутынскую повез, — обернулся один из парней, чернявый, смуглый…
— Онисим! — обрадованно воскликнул Михаил. — Онисим Ворон!
— Мисаиле? Ты как здесь?
— Да мне б на тот берег… Только вот заплатить…
— Да ладно, — Онисим поднялся с мостков и махнул рукой. — За так перевезу. После отдашь — ты ж на ручей почти каждый день ходишь.
— Отдам, вестимо.
— Вона, в крайнюю лодку садись. Что за дева-то? Зазноба твоя? Красна!
Марья неожиданно зарделась, прижалась к Мише щекою. Тот ласково погладил девчонку по волосам, приголубил:
— Ничего, ничего… сейчас, отвезу тебя к тысяцкому, на усадьбу.
— Не надобно мне на усадьбу, убегла я! — тихо призналась Марья.
— Как — убегла?
— Да так… Продать меня восхотели.
Продать… Вот оно что! Ну, Сбыслав-то, кстати, о том как-то и говорил. Что, мол, неплохо для Миши было бы от рабы избавиться, ибо по всем законам — «рабынин муж сам робичич». А Сбыслав-то, похоже, добра желал. Так ведь Миша вроде бы и не собирался жениться на Марье. Никаким образом не собирался, вот еще, была нужда! Подумаешь, переспали разок — так и что с того? Кто она ему, эта девчонка — да никто. А вот просто взять ее сейчас и бросить — пущай сама, как знает… Не получится! Точно, не получится. Не по-мужски это как-то, да и вообще — гнусно: в такой ситуации девчонку одну, без всякой помощи, бросить.
— Посидим-ка сейчас… помозгуем….
— Ну, так что? Плывем? — закричал идущий с веслами на плече Онисим.
— Плывем, Онисим. Только… не на тот берег. До Щитной подкинешь?
— Само собой.
Михаил специально так решил, по-хитрому на усадьбу идти-пробираться. Не прямо, а таким вот крюком, через Щитную, через Молоткову улицы — чтоб погоню (буде еще не угомонились) с толку да со следа сбить.
Ну, Ярил, чучело одноглазое! Это ж надо, удумал что?
— Кривой знал, что ты в бегах? — усаживаясь в лодку, негромко спросил Миша.
Марья покачала головой:
— Не ведал. Увидал на Торгу — я туда шла, думала, своих кого встречу… ну, из наших, из смердов, чудских крестьян. А он — тут как тут! С парнем каким-то стоял, высоченным. Руки — что две оглобли, голова сивая, морда — как кирпич.
— Ох ты! — узнал Михаил. — Ну и портретик, не обознаешься. А кнута у него за поясом не было?
— Был, был кнут. Да Ярил так его, парнягу, и звал — Кнут! Что-то ему говорил, а тот слушал почтительно, да головой кивал.
— Хм… вот как, значит. Ну, понятно…
Понятно, кто тут у кодл начальник — координатор. Бояре Мишиничи — через Кривого Ярила. Однако Миша-Новгородец вроде как князя поддерживает. Да и на Неве себя проявил — со шведами лихо бился. Что ж теперь-то? Иль не посмел идти против клана? А может, это клан его к князю и направил? Все может быть. Бояре — народ изворотливый, хитрый — чего все яйца в одной корзине держать? Вдруг, да победит Александр-князь — а у них уж и дружок его имеется — Новгородец Миша! Тезка, блин…
До места добрались быстро — что тут плыть-то? Выбрались, поблагодарили Онисима, прошли чрез воротца малые — вот и Щитная. Звон от молотков-наковален — на всю округу. Понятное дело — оружейники. Работают все, по улицам шайками не шатаются, видать — некогда.
— А куда мы идем? — дернула за рукав Марья. — Может, я сама бы себе…
— Иди уж. Сама!
Конечно, девчонку нужно было прятать на дальней усадьбе Онциферовичей — а где еще-то? Договориться с тиуном, теперь-то уж это нетрудно, теперь-то уж и сам Михаил мог при случае за кого-нибудь перед боярином-батюшкой словечко замолвить. А чего ж? Он же теперь не простой закуп-рядович — а воспитатель юных бояричей, педагог, «дядька»… Песталоцци, ититна мать, Жан-Жак Руссо, Макаренко…
— Интересно, откуда у Ярила грамота на тебя? Или врал?
— Может, и врал. А может, у Ефрема взял зачем-то…
— Поживешь пока на одной усадьбе…
— Ой, господине… — закручинилась Марья. — Вот дура-то — сбегла. Как бы теперь хуже не было.
— Ничего! Уж придумаем, что с тобой делать, потолкую с тиуном. Может, тебя на дальний погост отослать? Поедешь?
— Куда скажешь… Только — с тобой, господине.
Ишь, «с тобой»… Нужна ты больно. Однако помочь-то надо. К Онциферовичам, куда ж еще-то? К Онциферовичам.
Еще на подходе к усадьбе Михаил почувствовал что-то неладное. Ворота почему-то были распахнуты настежь, однако Трезор не лаял, словно его и не было… да и не было — лежал, бедняга, невдалеке от своей будки, раскрыв пасть и недвижно смотря мертвыми глазами. На боку мертвого пса запеклась кровь.
Однако дела-а-а-а!
Миша обернулся к Марье:
— Погодь-ка на улице… Во-он, за деревьями спрячься.
Сам же, подхватив валявшуюся у ворот палку, побежал на задний двор — именно там, судя по шуму, и разворачивалось сейчас основное действо. Не ошибся — так оно и было. Какие-то чужие люди — крепкие, вооруженные коротким копьями и палками парни — деловито осаждали недостроенную конюшню, где заперлись оставшиеся в живых обитатели усадьбы… да-да, вот именно так — оставшиеся в живых. Много, слишком много мертвых тел — челядинцев, закупов и прочих — валялось на огороде, у колодца, за баней. Кое-кто еще хрипел, исходя кровью…
Михаил сунулся к одному — привратнику Семену, тот прятался за колодцем и, увидев Мишу, сплюнул кровавой тягучей слюною:
— Шильники… песьи рыла… Явились, незнамо откуда… Ничо! К боярину за подмогой послано…
— Где наши-то — на конюшне?
— Там… Этих-то много, куда боле наших… Словно знали, что почти все холопи с усадьбы ушли. Отроки!!! — привратник с трудом приподнялся. — Чад упаси!
