Владимир Чистяков - Попадают по-разному (СИ)
— Угощала. Не разбираюсь просто в этом.
— Вон из той глиняной тогда плесни. Мне тоже добавь. Вставать лень. За Победу!
Дзинь!
Горло обжигает, но вкус приятный.
— Залпом не стоило бы… Ну, да ладно. Всё равно от такой дозы даже ты не окосеешь. Только за моей гоняться в этом деле всё равно не советую. Не сегодня-завтра загуляет в городе… Тем более, заслужила.
— Я не люблю туда ездить.
— Ха! Позовёт — откажешься?
— Не знаю.
— Значит, поедешь. И будешь творить всё то же, что и она. Знаю я вас!
Поворачивается к столу. Лицо резко кривится от боли. Вскакиваю. В голове крутится — я же только раны умею обрабатывать, да перевязки, и то не все делать умею.
Неожиданно Дина встает, уронив скамеечку. Тут же чуть не падает. Бросаюсь к ней. Отстраняет. В глазах — не пойми что.
— Отойди!
— Вам же плохо!
— Плохо? Мне? Меч твой где?
— Внизу лежит.
Кивок в сторону развешенного на стенах оружия.
— Бери!
У неё оружие уже в руке. Да не просто меч, а легендарный «Глаз Змеи».
— Это хорошо, что мы теперь почти одного роста. Ты окосевшая, ну да я такая же. Нападай!
Отбивает удар. Ещё один. И ещё. Динка с нами часто тренировалась на боевом оружии. Её и мать, и казначей ругали. Бесполезно!
Медленно начинает наступать. Мне хочется думать, фехтую примерно на одном уровне с Динкой. Но до её матери мне… Чувствую, продержусь недолго. Хорошо, хоть чётко помню — в учебных боях ни та, ни другая никого не убили. И даже не покалечили всерьёз. Как бы не стать первой.
Отбив удар, пытаюсь атаковать.
Дина аж изгибается, едва успев подставить клинок. Зубы сцеплены от боли. Снова чуть не падает.
— Ш-ш-ш-ш!!! Хватит!
Опускаю оружие. Она так и стоит с поднятым. Стонет. Или мне кажется?
— Палку принеси!
Говорит, повалившись в кресло. Стою рядом.
— Расклеилась, старуха. Совсем! Или ты так заматереть успела? Слабее же моей была. — смотрит, изучая, усмехается, — Да уж, показать бы тебя одному, с кем в ранней молодости спорила о вреде благородной пищи для низших сословий. Интересно, что бы сказал?
— Я не толстая!
Хохочет.
— Дети все одинаковые в некоторых вопросах! И воспринимают всё одинаково! Я и не говорила про твой вес. Ты, как раз, идеального для своего возраста и роста, телосложения. Хотя и сластёна страшная. Ладно, не дуйся. Ещё по одной налей. Давай за тех, с кем нам пить больше не придётся.
И не думала даже на неё обижаться. Пьём молча.
Как-то само собой получается закусить пирожным. Хотя и солений полно.
Дина только добродушно усмехается.
— Шлем есть?
— Да. Два.
— Второй откуда?
— Сделали недавно.
— Тот что, плохой? Сама же ту партию проверяла.
— Хороший. Только… — замолкаю. Как-то даже неловко о таком говорить.
— Что «только»? Говори!
— Понимаете. Он формы немного другой. Под старый… Волосы… Косу прятать неудобно.
— Понятно. Это мне без разницы. Коса и правда, хорошая.
Мотает коротко стриженными волосами.
— Ну, так вот. Деньги есть?
— Да.
— Сколько?
Называю.
— Должно хватить. Впрочем, их много не бывает. Возьми ещё. — кидает кошель примерно такого размера, что на День Рождения получила, — Возьми и закажи позолоченные рога вроде моих к шлему приделать. Не советую делать длиннее, иначе все стрелки в тебя целить будут.
— Сделаю. Только зачем? Шлем и так тяжелый.
— А затем, что моего штабного офицера сразу должно быть видно. В следующий раз со мной поедешь.
— Ясно. Против кого?
— За Линию.
Всё понятно становится. Относительно собственной жизни. И вообще. Неплохо прожито несколько лет. Теперь приближается время начинать другую жизнь.
— За Линию. — зачем-то повторяет, — Понимаешь, что это значит?
— Да. Поход, что срывался уже столько раз из-за наших междоусобиц.
— Вот-вот! Мне больше всех надо. Не успею эту гадину раздавить — лет через пятьдесят они сюда придут. Жрать и резать всё, что шевелится. Как те, из-за кого ты сюда попала.
Представляешь, во что нам этот поход обойдётся? Но нельзя уже по-другому. И так затянули.
— В чём? Люди, деньги, припасы?
— Во всём.
— У меня нет исходных условий.
— Условий у неё нет… Будут они у тебя. Не сейчас, позднее. Года полтора есть ещё. Может, два. Так что, если есть какие планы на личную жизнь — ты знаешь, сколько осталось времени.
— Я замуж не собираюсь.
— Все так говорите. Динка на свадьбу ещё не звала?
— Что!?
Хохот в ответ.
— Такая смешная, когда удивляешься. Я же не сказала «на свою».
— А к кому тогда?
— Даже я не про все знаю. Пять будет точно. Невест, ты тоже точно, троих знаешь. Кто именно — сосчитаешь, если они раньше не разболтают. Женихов… вроде, ни одного знать не должна.
— Сейчас считать? Со мной не любят об этом говорить. Только если совсем уж не с кем.
Дина смотрит серьёзно.
— Даже странно. По мне, из всего вашего цветника ты одна из самых интересных.
— Для вас интересных. Но вы одна такая.
Смеётся.
— Льстить у тебя так себе получается. Ну, а саму-то не волнует то, о чём с тобой не говорят?
— Не знаю.
— Чуть ли не впервые от тебя это слышу.
— Ну да.
Щурит один глаз. Подливает сама себе.
— Не то, чтобы странно. Тут мне, скорее, думать надо было, тебя же сюда совсем маленькой привезли. Сейчас же Победу праздновать будут. Пышнее всех — кто меньше всех причастен. Надо будет тебя на пару приёмов вытащить. А то моя — ветер в голове, может, позовёт, может, забудет. Из того платья вырасти не успела?
— Не знаю, давно не меряла.
— Впрочем, даже если не выросла. Приемы слишком пышные. Разные всё равно понадобятся. Не может же девушка из замка в одном и том же ходить… Это только я могу где угодно в поддоспешнике появиться. Но раз уж завела цветник — то пусть все видят, тут розочки, а не репейник. Хотя, тоже с колючками. Кэр к себе лучших портних в городе, да и в стране, наверное, переманила. Сходишь завтра к ним.
— Я не знаю, где их найти.
Недоумённо мотает головой.
— Второй раз это слышу! У любой из девчонок спроси.
Хм. Похоже, она и сама не знает. Во всяком случае, в платье в жизни её не видела.
— Закажешь… — крутит в воздухе пальцем, — Так, самой сперва надо посчитать, куда точно явиться соизволю. Ага! Шесть, то есть, семь, ещё же День Рождения младшей Кэр.
— У меня нет столько денег.
— Неважно. Я по всем счетам плачу. Кроме тех случаев, у кого отцы с матерями небедные. Моя вздумает куда позвать — тоже заказать можешь.
Встав, склоняю голову, прижав правый кулак к сердцу.
— Благодарю!
— Не стоит. Там, где будем — стенку не подпирай. И за кинжал не хватайся. Тем более, Кэр, вроде, говорила, в этом году платья без рукавов все носить должны.
— Я не только в рукав прятать умею.
— Да я и не сомневаюсь. Из твоих волос причёску соорудить — там и десять поместится, — вскидывает бокал, — Давай! Теперь уже просто за праздники!
* * *Лежу в воде, откинувшись на нагретые камни. Тепло, вылезать не хочется, спокойно, даже думать лениво, что со мной редко бывает.
В баню нашей части Замка велено ходить два раза в десятку. В общую, большую, когда захочется. Хотя народ в замке меняется не сильно, и за несколько лет определились неписанные правила, когда чьи дни. Не в свой придёшь — ничего не будет. Просто не встретишь знакомых и поболтать будет не с кем.
В общую с недавнего времени ходить стали чаще, меня тоже стали звать. Не отказываюсь. Тем более, от нашей отличаются размером, а не отделкой. Просто скучно одной, а замковые бани — особое место, там никогда ни с кем не ссорятся. Поводы, правда, появляются, ибо особенности внешности становятся всем заметны.
Сообразила, чаще всего зовут, когда вся молодёжь крепости собирается. Единственная, кого никогда не видела — Младшая Кэрэтта. Хотя именно на неё больше всего хотелось бы без одежды глянуть. Сравнить одну принцессу с другой, да и с собой заодно. Многие ведь сюда ходят оценить внешность будущих соперниц, да и свои шансы прикинуть, когда пора придёт женихов делить.
Своей внешностью мало кто доволен бывает. Всех рассмотрев тоже выводы кой-какие сделала. По настоящему полненьких нет ни одной, преобладают гладенькие, мягонькие, у кого самое чуть жирка под кожей, длинноволосые, преобладают белокожие, хотя есть и смугловатые, и полукровные южанки, и вовсе чёрные южанки чистокровные.
Больше всего гладеньких да мягоньких — из крепости казначея. Они и следят за собой больше всех, даром, что почти никого нет старше нас.
Цветник он и есть цветник — по несколько всяких, а почему в одном месте собраны — только садовнику и понятно.
Пару раз вежливо просили потрогать косу, словно не верили, что такой толщины корабельный канат из своих волос получается.
