Александр Руджа - Бесконечное лето: Эксперимент (СИ)
Пока лечу к домику Лены, успеваю оглядеть себя. Да нет, вчерашнее мне не приснилось и не привиделось. Костяшки на кулаках сбиты, запястья все еще ноют от наручников, колени ободраны. Одежда, правда чистая, но форма — она вообще одинаковая, может, и переодели. И еще… наклоняюсь, ощупываю голени. Ага — на правой нахожу на ощупь след от укола. Сюда меня и подстрелили. Такой же присутствует в районе седьмого шейного позвонка. А этим добили. После этого у меня была какая-то неприятность то ли с сердцем, то с мозгом, но теперь все снова в норме. Весело.
Подсознание работает все же на удивление хорошо, и вычленяет из этого бессвязного потока две ключевые мысли. Наручники и одежда. Точно. Вот что мне не давало покоя там, в подземельях. Ну что ж, информации прибывает. «Теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь!»
Ноги сами выносят к домику Лены. Сердце колотится как ненормальное. Интересно, почему, неужели судьба не очень-то и знакомой девушки для меня важнее того, что мы нашли вчера под землей? Мрачные тайны, возможно, судьбы мира на одной чаше весов, и бледная измученная девчонка, которая должна была умереть, но не умерла — на другой.
Да, важнее. Да, Лена перевешивает. Потому что мы, несмотря на весь наш прогресс и развитие — все еще остаемся, по большому счету, неандертальцами, ограниченными и нелогичными. И пути развития целого мира отступают, когда дело заходит о судьбе дорогих нам людей.
Может, это и неправильно. Но я — человек, и для меня оно всегда будет так.
На пороге домика сидит Мику. Чего это она? Увидев меня, девушка буквально бросается вперед.
— Саша! Привет! Ты к Лене? К Лене, да? Скажи, что ты пришел к Лене!
Я слегка ошалеваю от напора.
— Ну, в общем-то, да, к ней. А в чем…
— Что с ней, Саш? Что с ней случилось?
«Позвольте представиться — Грегори Хаус».
— А что с ней? — не понимаю я.
— Она… она… ей очень плохо, — Мику не может подобрать слов, редчайший случай. — Она только лежит и молчит. И еще иногда плачет. И постоянно говорит, как она не может больше, как она устала… Я не понимаю…
И неожиданно повисает на мне, всхлипывая.
«Женские слезы — долгие проводы». Ну, или как-то так. В общем, ничего хорошего от них ждать не стоит.
Мику, конечно, приходится обнять. Исключительно с дружескими намерениями, а также с целью успокоить. Она, правда, отстраняться не спешит, только утыкается лицом в плечо и начинает сперва сбивчиво, а потом набирая скорость, объяснять, что же такого тут произошло вчера вечером.
По ее рассказу выходит, что меня принесли из лесу завхоз и плотник Артур Амаякович. Выяснилось, что я так долго гулял и репетировал, что вследствие нервного истощения упал и потерял сознание. Такая печальная ситуация. Хорошо еще, что наши уважаемые сотрудники случайно проходили мимо, но не бросили меня на произвол судьбы, а наоборот — приволокли обратно. «А ведь могли и полоснуть». В медпункте же за меня взялась Виола, поставила несколько уколов, после чего жизнь моя оказалась вне опасности.
Осталось узнать, по какой причине Мику так пристально за мной следила, но это потом, это подождет.
А когда и откуда вернулась Лена, она, оказывается, не помнит. Весь день ее не было, а вечером, когда девушка вернулась с ужина, Лена уже лежала на своей кровати и тихо, медленно плакала. Причину всполошившейся Мику она сообщать отказалась, упомянув только, что «хватит с нее этой боли». На завтрак сегодня Лена тоже не пошла, и видеть никого не желает. Словом, единственная надежда осталась на меня, потому что я — супергерой. Так она, Мику, считает.
Тут выяснилось, что мы все еще стоим практически в обнимку, а это никуда не годится. Пришлось прервать вечер воспоминаний и проследовать в домик.
Лена лежит лицом к стене, накрывшись простыней, и никак на меня не реагирует. А я, сначала планировавший беседу в своем любимом стиле «Прибытие протопопа Аввакума на остров прокаженных с последующим излечением 93% аборигенов», отказываюсь от него в пользу тоже хорошо себя зарекомендовавшего «Старшего брата». Поэтому просто присаживаюсь к ней на кровать.
— Привет, Ленка.
— Привет, — равнодушно отвечает она. — Ты Семен или Игорь? А может, Ираклий? Давно приехал?
«Нас легко потерять, трудно найти и невозможно восстановить. Подпись: нервные клетки».
— Вообще-то меня Саша зовут, — признаюсь я. — Но ты можешь называть меня графом дʼЭтанмор. Как мы и договаривались пару дней назад.
Лена медленно стаскивает с головы простыню и поворачивается.
— Я помню, — задумчиво говорит она. — Почему?
— Это нормально, — отвечаю я голосом Анатолия Кашпировского, — Хомо сапиенсы вообще обладают интересной способностью держать в памяти события, достаточно удаленные от них по пространственно-временному континууму.
— Значит, я не хомо, — вздыхает Лена. — Я все забываю. А потом вспоминаю. А потом забываю снова. Потом я схожу с ума, умираю, потом воскресаю. И все начинается сначала.
«Нарушена герметичность кабины».
— Но сейчас-то ты помнишь, кто ты, — успокаивающе говорю я. — А еще ты помнишь, кто я, и кто такая Мику, и Ольга Дмитриевна, и все остальные, правда?
— Помню, — не очень уверенно говорит Лена. — Но все вокруг такое… зыбкое. Тронь — и все снова изменится. И мне снова придется просыпаться. Я так устала…
— Здорово, что помнишь, — увожу я ее от ненужной темы. — Но раз ты знаешь меня, то должна была не забыть и то, что было вчера. Ты же не слабоумный лунатик, правда? Ты помнишь вчерашний день, а я вот — наоборот, забыл. Так что расскажи, пожалуйста, что было вчера, и мы вместе постараемся найти выход из этой дурацкой, но решаемой, в общем, ситуации.
В психоанализе я, конечно, силен, как в мало чем еще, если вы помните.
Лена морщит лоб.
— Мы… собрались идти в старый корпус. Так? И… лес, поляна, гитара, мы о чем-то поспорили, вроде бы… хм… — она краснеет. — Вроде бы все?
— А как мы вошли в здание? — напираю я. — Второй этаж, выпавшая ставня, чердак? Подвал, радио, перехват докладов? Ну? Вспоминай!
Сидящая у порога Мику, конечно, притворяется, что не слышит, но я со своего места вижу ее напряженную позу. Лена глядит умоляюще.
— Я не… я не… столько мыслей… столько… — она зажмуривается. — Не могу!
— Репозиторий, — бросаю я пробный шар. — Его ты помнишь?
Она молчит так долго, что я успеваю похоронить все попытки получить ответ.
— Ну что ж, нет, значит…
— Кодовый замок, — сухо и четко говорит Лена. — Черные машины. Капсулы. Перегрев. Стабилизация температуры. Захват. Протокол… — она с ужасом смотрит на меня. — Что это было, Саша? Что это…
— Все-все-все, — подымаю руки. — Ты молодчина, Ленка, ты начинаешь вспоминать. Все хорошо, не перестарайся. Мы обязательно разберемся во всем этом. Обязательно. Я обещал, помнишь?
Она слабо кивает.
— А теперь ты полежи. Отдохни. Хочешь, сходи на завтрак, он еще идет. Ни о чем не волнуйся, все скоро закончится. Мы с этим справимся. Я, ты, Славя, Алиса… Мику. Мику!
Зеленоволосая девушка, совсем было загрустившая от непонятных намеков и маневров, бодро вскинула голову.
— Поможешь нам все исправить, узнать и вывести на чистую воду? Учти, может быть опасно.
— Я? Я! Конечно! Конечно-конечно! Я буду рада помочь, хоть как-то, чем-то… Чем угодно! Я многое могу! Я занималась карате — немножко, и еще у-шу. Я сильная, я могу помочь — тут правда что-то не то творится, я раньше не замечала, а сейчас вот вы поговорили, и я начинаю понимать…
— Видишь? — я со значением поднимаю палец. — С той стороны всего-навсего зловещие врачи-вредители, безжалостные солдаты-убийцы и секретные лаборатории. А с нашей — уже целых три бесстрашных подростка! Считаю, их судьба предрешена.
