Геннадий Марченко - Обратно в СССР
А что, если случай и с этим загадочным грузчиком-писателем из той же оперы? Неудивительно, что утренней встречи с пациентом Томский ожидал с особым нетерпением. Когда этот мужчина средних лет с рукописями под мышкой появился в его кабинете, профессор с трудом скрывал возбуждение, а во время повествования незнакомца то и дело потирал ладони.
– Ну-с, очень, очень любопытно, – констатировал Лев Моисеевич, когда рассказ Губернского подошёл к концу. – То есть вообще ничего не помните из прошлой жизни? Занятненько… А можно с вашими рукописями ознакомиться? И стихи принесли? Тоже давайте… Та-а-ак, недурственно. Неплохие, знаете ли, стихи. А с вашими прозаическими произведениями я на досуге ознакомлюсь, если вы не против.
Потратив на беседу, первичный осмотр и тесты около двух часов, психотерапевт нацарапал в своём блокноте предварительный диагноз: ретроградная амнезия. Может, что-то покажут электроэнцефалография, анализы крови, биохимические и токсикологические анализы… По выписанному им рецепту больной пропьёт курс пирацетама и аминалона. По-хорошему, уложить бы этого Губернского в 3-е отделение на недельку, чтобы постоянно находился под контролем лечащего персонала… Но когда Лев Моисеевич заикнулся о такой возможности, то в глазах сидевшего напротив человек мелькнул такой ужас, что психотерапевт решил не вводить гостя в паническое состояние, это могло негативно сказаться на результатах исследований.
По мнению Томского, идеальная среда для человека – и не только с подобным диагнозом – та, в которой он чувствует себя наиболее комфортно. На него не должны влиять посторонние факторы, иначе эксперимент получится недостаточно чистым. О грузчике, пишущем стихи и романы, Лев Моисеевич уже думал как о подопытном кролике, представляя его ключиком, с помощью которого, если повезёт, удастся открыть дверцу в историю психиатрии и встать в один ряд с Сеченовым, Тепловым, Роршахом, Лоренцом… Нет, на нобелевку Лев Моисеевич, конечно, не замахивался, но на занесение своих исследований в учебники по психиатрии в глубине души всё же надеялся.
Как бы там ни было, в своём предварительном диагнозе «ретроградная амнезия» Томский был почти уверен. Остаток дня профессор потратил на знакомство с рукописями, прочитывая их по диагонали. Однако! Товарищ не только грамотно и интересно пишет, но ещё и в разных жанрах, и в разных стилях, словно пишут совершенно разные люди. Тут тебе и военная проза, и социальная, и фантастика… Причём, если не наврал, всё это в течение последнего месяца и сразу на машинке! Уникум!
А спустя неделю психотерапевт набрал номер начальника Ленинского РОВД:
– Женя, привет! Ты как, на рыбалку в это воскресенье не планируешь? Командировка в Куйбышев? Жаль, а то я составил бы тебе компанию… Я, собственно, насчёт твоего Губернского. Да-да, того самого. Так вот, я неделю наблюдал за ним и могу сделать некоторые выводы. На мой взгляд, изолировать его от общества в стенах нашего учреждения не просто бессмысленно, но и нанесёт вред психическому здоровью наблюдаемого. А ты же помнишь нашу заповедь: не навреди. Губернский явно не представляет опасности, более того, социально активен, пишет прекрасные книги… Нет, формально это здоровый человек, мы с коллегами провели небольшой консилиум и пришли к мнению, что он страдает заменой личности. Так что не особо надейтесь там у себя на поиск по фамилии или имени. Скорее всего, их придумало подсознание… э-э-э… Губернского.
– Честно скажу, Лёва, хоть мы и разослали его фото по всей области, но результатов пока ноль, – послышалось на том конце провода. – Может, другие регионы попозже откликнутся.
– Вот и я о чём… Хоть это и не телефонный разговор, но я вкратце постараюсь тебе разъяснить ситуацию. К примеру, представь, живёт в какой-нибудь сельской глуши мальчик. Учится, читает запоем, расширяет кругозор, мечтает стать писателем, моряком, лётчиком, космонавтом, в конце концов… Но когда вырастает, жизнь бьёт его мордой, что называется, об стол. Он понимает, что выше мастера в колхозной МТС ему не подняться. Не тот это случай, когда самородки выбивались в знаменитости… Ну, понятно, для советского человека любой труд почётен, однако этот молодой человек чувствует, что может дать стране куда больше. И это до такой степени его гнетёт, что однажды мозг стирает всю его прошлую личность и запирает воспоминания, которые способны её возродить. И он придумывает себе новую жизнь. Если в случаях, описанных западными психиатрами, наблюдаемые объекты просто бежали от проблем или становились мелкими спекулянтами, то наш советский человек становится писателем, талантливым писателем, заметь, да ещё и поэтом! Накопленные по крупинкам знания выливаются в блестящий роман, нерастраченные сильные чувства – в прекрасные стихи… В общем, товарищ будущий полковник, ты там намекни своим подчинённым, чтобы особо Губернского не трогали. А ещё лучше, если как-то задействуешь свои связи и попросишь ускорить процесс натурализации гражданина. Чтобы паспорт ему выдали, трудовую… Чтобы человек стал полноценным членом советского общества. А я с ним буду периодически встречаться, продолжать наблюдение, может, что-то со временем и прояснится. Ну ладно, давай, Жень, супруге привет, как-нибудь заезжай в гости. И не забудь, как только свободный денёк – сразу едем на рыбалку на наше место. А то удочки уже мхом покрылись. Ну всё, бывай.
Глава 13
Эта неделя для меня пролетела как один миг. Сколько раз в предыдущей жизни я ездил и ходил мимо здания психиатрической больницы, но никогда не думал, что злодейка судьба приведёт меня в эти стены.
В первый визит к Томскому я чуть ли не трясся от страха, меня реально колотило. Но радушный приём психотерапевта позволил мне немного расслабиться, а к концу нашей встречи я чувствовал себя вполне на своей волне. В больничку не кладут, таблеточки я, может, и куплю, но пить их точно не собираюсь, даже сеанс гипноза на следующий день не испортил мне настроения. Нет, перед сеансом я волновался, чего уж тут скрывать, думал, сейчас этот обходительный профессор в белом халате из меня всё вытащит, а я и знать не буду. Но я смог контролировать себя, даже находясь якобы в гипнотическом сне. То есть я чувствовал, что погружён в сомнамбулическое состояние, но при этом прекрасно знал, что можно и что нельзя говорить, таким образом всего лишь ещё раз повторив уже звучавшую версию с потерей памяти.
Лев Моисеевич, казалось, после сеанса выглядел немного расстроенным, но меня это мало волновало. Главное, я не спалился, и вполне может быть, что этому я обязан неведомым покровителям, закинувшим меня в прошлое. Ежели таковые, естественно, существуют на самом деле. Во всяком случае, нормализацию зрения и восстановление зубов я однозначно относил на счёт перемещения во времени. Возможно, благодаря порталу я получил и ещё какие-то возможности, доселе мне неизвестные.
Радовало и то, что теперь я стал обладателем хоть какого-то удостоверения личности за подписью Митрофанова. Чёрно-белую фотографию пришлёпнули из тех, которые делал криминалист. На ней я почему-то сам себе напоминал рецидивиста. Не иначе, у Сергеича стиль съёмки такой, выработанный многими годами фотографирования потерпевших и уголовников.
Вручая мне бумажку с печатью, подполковник выразил надежду, что не за горами момент, когда я всё же получу паспорт и, соответственно, стану полноценным гражданином Советского Союза. Я выразил ответную надежду. Правда, Митрофанов добавил, что с этим временным удостоверением личности мне нежелательно покидать пределы области. Я было заикнулся, что хотел бы ещё раз съездить в Москву, отвезти новую рукопись, на что милиционер снисходительно улыбнулся:
– Не переживайте, Сергей Андреевич, никуда ваша Москва не убежит. Чуть не тысячу лет простояла и ещё столько же простоит. И в Москве побываете, и в других городах нашей необъятной родины. Вот как только паспортом обзаведётесь, езжайте, куда хотите, хоть на Колыму… Нет, ну, с Колымой я малость погорячился, но мысль вы мою, надеюсь, уловили.
Добавил, что в области проживает несколько Губернских, всем им предъявляли фотографию, за исключением малых детей, но никто опознать меня на фото не смог. Так что либо я не Губернский, либо приехал из другого региона великой и необъятной родины. Тут я снова вспомнил, что где-то на пензенских просторах обитает мой будущий отец. Не иначе, и он тоже принял участие в опознании, но откуда же ему знать, что это его будущий сын через сорок лет.
Неделя наблюдений у Льва Моисеевича завершилась постановкой диагноза, вкратце звучавшего так: «Ретроградная амнезия с полной потерей памяти и заменой личности». На руки диагноз профессор мне не выдал, объяснил, что обязан передать заключение напрямую посыльному от Митрофанова.
Следующая неделя прошла без происшествий. Дома пару раз подходил Ринат, интересовался, что у нас с поисками новых поставщиков материала и фурнитуры для пошива джинсов. Но после происшествия с цыганами мы с Валей решили на какое-то время затаиться. Кто знает, может, этот Коля и догадывается, кто был тем неизвестным, огрёбшим его металлической трубой по голове. Вполне вероятно, что той же Жанне он и его друзья устроили допрос с пристрастием, интересуясь, знает ли она что-то и как нас найти. Не исключено, что за мной и Валентиной уже идёт слежка и наши недоброжелатели лишь ждут удобного случая расправиться с нами. Хотя вполне вероятно, это всего-навсего разыгралось моё воображение. Валентина вон вроде спокойна, даже и не вспоминает тот случай, словно ничего с нами и не происходило не так давно в Ухтинке.
