Валерий Афанасьев - Как снег на голову
– Еще чего не хватало! Среди нас, благородных людей, такое совсем не принято. А чтобы вы не сомневались, предлагаю вам самим выбрать запечатанные бутылки для соревнования. Любые десять штук из дюжины, а я, так и быть, возьму одну из тех, что останется.
– А куда денется двенадцатая?
– Справедливо. Можете выбрать одиннадцать.
Человек графа вдруг стал подпрыгивать и подавать знаки, привлекая к себе внимание. Ага, что-то они задумали. Немного посовещавшись, наемники огласили новое предложение.
– Мы хотим, чтобы барон тоже принял участие в соревнованиях.
Вот оно в чем дело. Они хотят подождать, пока мы приведем себя в нерабочее состояние неумеренным потреблением рома, и затем взять готовенькими. Вообще-то это был мой план. А раз план мой, то и раздача моя. Стал бы я иначе все это затевать. Но сразу соглашаться нельзя, как бы они чего не заподозрили.
– А с чего бы это барону соревноваться? Он уже поужинал.
Такой простой вопрос поставил наемников в тупик. Какой-то несообразительный люд нанял граф Бухтер. Даже неудобно за него становится. За графа.
– Это наше условие. Иначе мы не будем участвовать в соревновании, – выдали они наконец.
– Ну ладно, условие так условие. Но тогда за ром платите вы.
Человек графа усиленно закивал, условия соревнования были приняты.
Перед входом мы поставили стол, на который шустрый Норик поместил в ряд двенадцать бутылок рома. Представители наемников подходили по одному и выбирали себе бутыли для будущего соревнования. Что там выбирать, спрашивается, они все как сестры-близнецы. Оставшиеся две бутыли Норик откупорил и подал нам с бароном стаканы. Метрах в тридцати от нас поставили второй стол – для наемников. Вы думали, мы подпустим их ближе? Нет уж, пусть участвуют на расстоянии.
По моему знаку Норик подошел и разлил ром для нас с бароном (трактир-то мы арендовали), наемникам пришлось это сделать самостоятельно. Подать пример, что ли? Одним махом я поднес стакан ко рту и опрокинул его. Рамель последовал моему примеру. Норик услужливо подал нам с бароном поднос с бутербродами. Барон с удовольствием взял бутерброд и съел его с большим аппетитом. Со стороны наемников послышались завистливые возгласы. Это они еще не видели моей фишки. Я посмотрел на поднос с бутербродами, сделал рукой отрицательный жест и сказал:
– После первого не закусываю.
Наемники посмотрели на меня с немым восторгом в глазах. А мы еще не дошли до второго стакана. Наполнив свои стаканы, неприятель попытался последовать моему примеру. Двое выбыли сразу, в первом туре соревнования. Эх, слабаки. Еще соревноваться взялись с самим мной. В рядах противостоящей нам команды остались лишь восемь соревнующихся. Ром нанес первый удар по порядкам противника. Это средство будет посильнее колотушки, с ног валит весьма успешно.
Норик разлил ром снова. Мы с бароном дружно опрокинули стаканы. Барон съел второй бутерброд, а я… Как вы догадались? Вот именно.
– После второго тоже не закусываю.
Должно быть, в глазах наемников я выглядел былинным героем. Кашляя и давясь, семеро из них одолели второй тур. Но к началу третьего тура изъявили готовность приступить лишь пятеро. Предложить, что ли, использовать ром в качестве средства массового поражения? На третьем круге выбыли оставшиеся пятеро наемников. А нам с бароном хоть бы что. Разве нам трудно опрокинуть по три пустых стакана? А вы что подумали? Что я пил этот ром? Я пока еще в своем уме. После памятного случая на дне рождения Ритули я вообще стараюсь не употреблять горячительные напитки, очень уж это чревато непредсказуемыми последствиями. Разве что в особо торжественных случаях и совсем по чуть-чуть. И уж, конечно, не семидесятиградусный ром. А как же тогда соревнование, спросите вы? Вы видели когда-нибудь фокусы? А это даже и не фокус, а так – маленькая военная хитрость. Вы думаете, наемники с тридцати метров смогли рассмотреть, куда именно Норик лил ром? Весь фокус в том, что наши стаканы все время оставались пусты. Обман, конечно, как и в любом фокусе. Но, спрашивается, кого мы обманули? Разбойников, которые целым отрядом напали на нас двоих! Что ж, они первыми начали военные действия.
Барон, правда, сомневался.
– И все-таки, Андрей, нехорошо мы поступили, обманув противника на соревнованиях.
– Бросьте, Рамель. Будь на их месте кто-нибудь другой, я бы ни в коем случае не стал так поступать. Соревнования должны проходить честно, – заверил я его.
– Вы успокоили меня, Андрэ, я знал, что вы так скажете. Да, этот поступок в других условиях был бы не слишком благороден.
– Полностью с вами согласен, но сейчас дело обстоит по-другому. Не напои мы их ромом, пришлось бы прорываться с боем. В результате они бы и пострадали. Так что, можно сказать, что мы проявили к противнику милосердие.
Такой неожиданный вывод заставил Рамеля глубоко задуматься.
– Ну, если смотреть под таким углом… – Барон почесал затылок. – Да, милосердие к врагам – это истинно благородный поступок.
В лагере противника тем временем градус веселья постепенно повышался. Сначала наемники горланили песни. Что-то залихватски бравое. Наподобие «йо хо-хо, и бутылка рома». Куда им еще-то рома? Или пели те, кому рома не хватило? Затем проигравшие начали требовать ужин или переигровки. Наконец в лагере наемников завязалась драка. Вот оно, пора. Мы поблагодарили Джастина за то, что присмотрел за конями, а трактирщика за хороший ужин и пообещали при случае заглянуть на обед.
Кони уже были наготове. Промчавшись быстрее ветра мимо спорящих наемников, мы растворились в ночи. Они, конечно, пытались нас преследовать, но больше мешали друг другу. Так что результат был для них плачевным. Мы легко оторвались и, свернув с дороги, двинулись к поместью барона через поля напрямик.
Глава 18
Проскакав полями около часа и не обнаружив за собой погони, мы пустили лошадей шагом и, по здравому размышлению, решили вернуться на дорогу. Скачки по полям в полной темноте – занятие небезопасное. В первую очередь для коня, и для всадника тоже. Оступись Одуванчик на какой-нибудь кочке, и полета через голову с последующим падением на землю мне не избежать. Дорога на то она и дорога, чтобы по ней перемещались. И ямы там по первоначальному плану не предусмотрены. Бывало, во времена распутицы дороги развозило, но ненадолго, их быстро приводили в норму. За каждым поселением закрепили ближайший к нему участок дороги, который местные жители содержали в пригодном для проезда виде. Качество работ на каждом участке контролировал ближайший граф или барон. Кроме того, при короле состоял дорожный смотритель, который в случае халтурного ремонта мог пожаловаться самому монарху. Так что дороги были относительно безопасными для ночной скачки. Правда, ночью существовал шанс нарваться на обыкновенных разбойников. Но в нашем случае выбирать не приходилось.
Мы ехали неспешной рысью и увлеченно обсуждали произошедшие события. До поместья барона оставалось около трети всего пути, считая от Тьежа. Ночь казалась тихой и спокойной, ничто не предвещало опасности, как вдруг рядом с дорогой раздался хлопок, и окрестности осветила яркая вспышка. Одуванчик остановился и начал падать. Упал ли он, я не помню. Должно быть, упал. На моей памяти еще не было случая, чтобы конь остановился в падении. Должно быть, упал вместе с ним и я, теряя в полете сознание. Момент падения на землю я не запомнил совершенно. Как оказалось позднее, и Рамеля не миновала сия прискорбная участь. По крайней мере, очнулись мы с ним в одном и том же месте и в одинаковых условиях. Если это вообще можно назвать условиями, а не полным их отсутствием.
Я лежал на пучке соломы в комнате небольших размеров, одетый в какой-то нелепый халат со смешными завязками и обутый в тапочки. Вся верхняя одежда отсутствовала. Все, что было при мне, исчезло. Отсутствовал подаренный мне бароном шикарный камзол. Шпаги, ранее висевшей у меня на боку, не было и в помине, как и моего знаменитого патронташа с толкушками. Не было даже кошелька с первыми заработанными мною в этом мире деньгами. Замена всего этого великолепия на халат и тапочки казалась мне совсем неравноценной.
Комната, в которой мы оказались, тонула в полутьме. Свет падал из небольшого окна таких скромных размеров, что пролезть в него я бы не смог. Можно и не пытаться, это видно невооруженным взглядом. Расположенная напротив дверь была закрыта. Оглядевшись, я заметил, что в комнате кроме меня есть еще кто-то. Этот кто-то вдруг заворочался и сел на солому, на которой до этого изволил лежать. Радость моя была безмерна, но постепенно она переходила в смех. Вы видели когда-нибудь барона Рамеля в халате, более подходящем какому-нибудь туркменскому бедняку? Незабываемое зрелище. Покрутив головой, барон остановил свой взгляд на мне и спросил:
– Что случилось, Андрэ? Почему вы смеетесь?
