Герман Романов - Спасти Кремль! «Белая Гвардия, путь твой высок!»
Весна пришла рано на его истерзанную землю, кое-где зацвели растения, полынно пахли травы, будоража душу. На той стороне реки слышались веселые песни да игриво скользил по струнам скрипки смычок.
– Зажрались, мерзавцы…
Григулеску сглотнул слюну, ненавидя всеми фибрами души молдаван, что продолжали веселиться под русским игом. Они сытно провели зиму и не помогли своим старшим братьям даже коркой хлеба, когда румыны сделали для них так много, приобщая к великим ценностям цивилизации и культуры, отрывая от московского азиатского варварства. Ведь его страна, населенная потомками доблестных легионеров, есть прямая наследница великого Рима, даже само название отсюда и проистекает.
Капитану снова стало жалко себя, вынужденного считать каждый лей и вкушающего мясо лишь два раза в неделю, и обидно за своих полуголодных и завшивевших солдат, не видящих жалованья уже полгода, живших на одной мамалыге, сваренной без капли жира. Хрюканье свиней и задорные петушиные крики стали редкими в румынских селениях…
– А может…
Григулеску рванул клапан и медленно достал из кобуры «браунинг», доставшийся ему трофеем от убитого французского майора. Ведь стоит дослать в ствол патрон, приставить дуло пистолета к виску, плавно потянув за крючок, и это безрадостное для него прозябание разом окончится. Не будет больше ни мамалыги, что ужасно пучит живот, ни опостылевшего местечка, где кроме нищих, непереносимой вони и грязи ничего нет, ни этих угрюмых русских стражников в фуражках с зеленой тульей, что вольготно стоят на том берегу реки.
– Нет!!!
Григулеску содрогнулся – видение собственных дымящихся мозгов настолько его потрясло, что он трясущейся рукою еле засунул «браунинг» в кобуру. Вытер выступивший на лбу пот и вспомнил французского офицера, что предлагал ему сдаться казакам.
– Голову потерять никогда не поздно! Как тот майор… хи-хи… А моя еще пригодится!
С истерикой, всхлипывая и размазывая по лицу слезы, засмеялся Григулеску, рухнув навзничь на молодую зеленую траву. Одуряющим запахом его укутали первые цветы…
Харьков
– Мойзес…
Семен Федотович кинул затравленный взгляд на кобуру, мысленно проклиная самого себя последними словами – отвык за эти месяцы от войны, расстался с оружием, расслабился, вот и поплатился. Хорошо бы сам, но ведь и беременную жену под пули подвел.
– Таки не добраться вам до «браунинга», господин Фомин, я выстрелить успею! – Чекист осклабился безобразной ухмылкой, заячья губа дернулась, обнажая металлические зубы.
Хотелось взвыть и броситься из-за стола, но Семен Федотович хорошо понимал, что добраться ни до горла своего заклятого врага, ни до оружия он не сможет.
Мойзес хоть и не держал в руке пистолета, но Фомин обострившимся зрением видел, что левая пола его пиджака заметно оттягивается книзу. В боковом кармане был наган, судя по складке, да и во внутреннем имелся «браунинг», пусть даже «дамский» – но при стрельбе в упор даже маленький калибр становился смертельно опасным.
– Гриша, отставь ридикюль дамы подальше от стола. Думаю, там лежит пистолет. Проверь!
За спиной Мойзеса появился лакей, но уже не услужливо-рабского вида, совершенно преобразившийся, с затвердевшими скулами идущего в штыковую атаку бойца, с горящими глазами, полными застарелой классовой ненависти. Чекист раскрыл сумочку и вытащил из нее «браунинг», молча посмотрел на своего начальника.
– Предусмотрительная у вас жена, Семен Федотович, с оружием ходит, надо же, с кинжалом и пистолетом, – усмехнулся Мойзес блеклыми губами, что делало кривую улыбку на красном лице еще более безобразной и страшной, и пристально посмотрел на побледневшую женщину, что крепко вцепилась пальцами в ткань салфетки.
– Мария Александровна, прошу вас не делать глупостей! Я пришел сюда не убивать вас и вашего мужа, а поговорить о серьезных вещах. Так что обойдемся без стрельбы, искренне надеюсь на это. Судя по вашим глазам, дражайший Семен Федотович рассказал вам о некой шахте под Пермью, и вы хорошо представляете, кто я такой?
– Колдун проклятый! – с нескрываемой ненавистью во взгляде выдохнула Маша. Фомину пришлось крепко схватить молодую женщину за локоть, стремясь удержать ее от намерения швырнуть кофейник в лицо Мойзеса.
– Вы не удивились моему лицу, а это говорит о том, что знали про мое уродство!
Мойзес улыбнулся так гнусно, что Семена Федотовича передернуло с нескрываемым отвращением.
– Вижу, что генерал Арчегов поделился с вами своими впечатлениями о наших с ним московских встречах. Это не вопрос, а утверждение, мои милые молодожены…
– Мойзес!
– Хорошо, хорошо, таки не нужно нервничать, это вредно для здоровья, особенно беременным женщинам! Пожалейте супругу, Семен Федотович, к чему страсти, мы с вами люди зрелые, можем обойтись без глупостей и криков. У меня к вам чисто деловое предложение…
Чекист чуть отступил от рыкнувшего на него Фомина и, взяв за спинку тяжелый стул, отодвинул его от стола на добрый метр. Уселся на него, бросил взгляд на стол, словно прикидывая, является ли он достаточной преградой для танкиста. Подумав, отодвинул стул еще на метр, снова взгромоздился на него и, вытащив из кармана белоснежный платок, медленно и тщательно отер тканью покрытое капельками пота лицо.
– Вы ведете себя хорошо, и мы спокойно беседуем. Повторю еще раз – я не хочу вас не то что убивать, но даже стрелять, ваше ранение мне ни к чему. Могу поклясться хоть Торой, хоть партбилетом… хи-хи… Так что прошу успокоиться, особенно вас, Мария Александровна. Не нужно глупостей, мы с вашим мужем крепко связаны, намного крепче, чем вы думаете, и смерть одного потянет другого. К чему бы?
– Связаны одной нитью?!
– Семен Федотович рассказал вам даже это?!
Мойзес встал и очень медленно подошел к молодой женщине, не спуская с нее горящего пронзительным огнем ока. Вытянул из правого кармана пиджака какое-то черное кольцо и посмотрел через него, наткнувшись на ответный, преисполненный ненавистью взгляд.
– Так я и думал… – негромко произнес чекист с непонятной тоскою в голосе. – Нить связывает вас с мужем, крепко связывает, а еще один кончик блуждает. Вы же Ермакова в девичестве, а Семен Федотович взял эту фамилию прежде вашей женитьбы, присвоил ее, так сказать, в отместку их сибирскому превосходительству. А ведь…
Мойзес осекся, задумался, на лбу снова выступил пот, на который сейчас он уже не обратил внимания, забыв про платок. Тягостная пауза длилась долгие минуты, никто не говорил, в наступившей тишине слышалось только громкое сопение лакея, что продолжал стоять на страже у дубовой двери. Это и привлекло внимание его начальника, когда чекист все же пришел в себя от мучивших его мыслей.
– Выйди за дверь, Гриша, и стой там с Федором!
– А если золотопогонник на тебя кинется, Лев Маркович?
Парень посмотрел тяжелым, подозрительным взглядом на полковника Фомина. Было видно, что его душу раздирает желание пристрелить офицера, но сдерживает приказ.
– Не бросится, сейчас нет нужды! Но если крикну или услышите шум, врывайтесь и стреляйте!
– Хорошо, товарищ Мойзес, так и будет!
Лакей бросил еще один ненавидящий взгляд на Фомина и неторопливо вышел из кабинета, тихо прикрыв за собою дверь.
– Все верно, и это не может быть совпадением! – Чекист бросил заинтересованный взгляд на женщину. – Вы, Мария Александровна, спасли своего внука, как это ни звучит дико. То-то «Беспокойный» рванул из Новороссийска в Одессу, и это чудесное исцеление Арчегова, а ведь такое ранение всегда смертельно. А-а, вот в чем дело… Камушек у вас есть интересный в ридикюле, спиной чувствую…
– Можете взять его в руки!
– Благодарю покорно, я не самоубийца! – Мойзес поморщился от такого предложения, наткнувшись на удивленный взгляд Фомина. После небольшой паузы чекист снова заговорил: – Я на тебя грешил, но, выходит, ошибка вышла. Все правильно, родная кровь всегда свое возьмет. То-то наш Константин Иванович постарел страшно, и глаза иными стали – видно, внутреннее содержимое на внешнюю сторону сильно влияет, душа на оболочку, так сказать. Свой истинный возраст принимать стал… Полный твой антипод, Семен Федотович, – ты помолодел, а он стареть начал!
Фомин молчал – такой разговор совсем перестал ему нравиться. Мойзес несколькими фразами подвел черту под тем, над чем он напряженно порою думал. А это уже не на шутку страшило, и полковник начал бояться своего заклятого врага.
Нет, свою собственную жизнь отдал бы не задумываясь, но вот что будет с Машей – наводило страх до дрожи! Изворотливый ум, коварство и запредельная жестокость чекиста не знали границ.
– Не нужно дергаться, Семен Федотович! – Мойзес словно прочитал его мысли. – Я не буду вас убивать, а тем более куда-то увозить, прятать, чтоб пытать в тайном месте. Хлопотно это, да и не нужно. А потому давайте лучше перейдем от «потусторонних дел», связывающих нас, к насущной реальности. У меня к вам есть пара невинных вопросов – ответьте на них, и мы закончим нашу встречу в тишине и согласии! И не без взаимной выгоды, смею вас заверить…
