Юрий Корчевский - Атаман. Гексалогия
Быстрым шагом мы удалялись от лагеря; я вертел головой и прислушивался. Правду говорят в народе – везёт дуракам и начинающим. Мне повезло, дошёл с пленником до ворот, тихо свистнул. Со стены свесилось несколько голов.
– Атаман, ты?
– Я, спускайте верёвку.
Сверху упала толстая пеньковая верёвка. Я завязал татарина узлами поперёк туловища, подёргал за верёвку:
– Тащите, только осторожно.
Хлопцы потянули, татарин смешно сучил ногами в воздухе, ударяясь о стену то головой, то задницей. Всё, втащили. Теперь можно и мне. Отойдя чуть в сторону, вжался в стену и вышел уже внутри города.
Хлопцы положили татарина на стену и вглядывались вниз, высматривая в темноте меня. Я засмеялся; парни обернулись, увидели меня и остолбенели.
– Чего стоим? Спускайте нехристя вниз.
Пленника подтолкнули, он засеменил ногами по лестнице и, не удержав равновесия, грохнулся вниз, замычал: во рту до сих пор был кляп. Я поднял его, вытащил кляп. Пленник открытым ртом жадно вдохнул воздух и вдруг заматерился. От неожиданности я растерялся. Хлопцы стояли вокруг и ржали.
– Ты по‑русски понимаешь?
– Мала‑мала.
– Парни, поспрашивайте у дозорных, понимает ли в городе кто‑то по‑татарски, поговорить с ним хочу.
Через полчаса поисков ко мне привели заспанного ополченца.
– По‑татарски понимаешь?
– А что, толмачить надо?
– Да вот, поймали нехристя, поговорить хотим.
– Это можно.
По‑быстрому расспросить я решил прямо здесь.
– Сколько воинов у мурзы?
Ополченец исправно переводил.
– Много.
Я от души врезал ему по морде.
– Сколько воинов у мурзы?
– Десять раз по сто.
– Молодец, будешь правильно отвечать – никто не тронет. Будешь врать – завернём в свиную шкуру, не попадёшь в рай. Уяснил?
Пленник закивал головой.
– Что собирается делать мурза?
– Город на копьё брать.
– Ну, это мы и без тебя знаем. Что завтра, тьфу, уже сегодня делать будет?
– Пленные лестницы сделали, штурм сегодня, однако, будет, Аллах поможет город взять.
Глаза его злобно сверкнули.
– Ты глазками не сверкай: первый, кто умрёт в городе, если татары через стену ворвутся, – это будешь ты.
– Бачка, зачем меня убивать, меня обменять можно, мы много пленных взяли.
– Мурза один пришёл?
– Нет, с войском.
– Дурак, понятно, что с войском. Кроме мурзы есть ли другие воины, не пошли ли они в другие города?
– Нет, нет других. Мурза Бакжа сам решил по землям русичей пройтись. Летом в походах не везло, добыча маленькая была, да ещё и засуха. Зимой в юрте сидеть надо, кумыс пить, но мурза поднял воинов в поход.
Так, уже какая‑то ясность.
– А где штурм будет?
– У всех трёх ворот.
Мы с хлопцами взяли пленного, пошли к избе, где ночевал воевода. Постучали в дверь, воевода вышел быстро, в кольчуге и при оружии, видно, спал одетый.
– Что случилось?
– Вот, языка, тьфу, пленного взяли. Поговорить не хочешь? Говорит, что сегодня штурм будет у всех ворот сразу, лестницы уже готовы.
Воевода повернулся к толмачу, видно, его в городе знали.
– Спроси, есть ли у них тараны и камнемётные машины?
После перевода татарин отрицательно покачал головой. Я со своей командой повернулся и пошёл назад. Мы своё дело сделали, пусть теперь воевода думает, а моя совесть чиста.
Уж светало; мы подошли к своим, я отыскал проснувшегося десятника, передал, что рассказал пленный. Сонная оторопь с него сразу слетела: женщинам велел кипятить воду и смолу, воинам далеко от стены не отходить, да есть поменьше. С этим я был согласен на все сто: при ранениях в живот это опасно, лучше быть голодным. Сам же я с чувством выполненного долга завалился на душистое сено под навес и уснул, допреж наказав своим разбудить перед штурмом, но не будить по пустякам.
Кажется, только положил голову и уснул, как тут же и разбудили.
– Чего ещё случилось?
– Так сам велел разбудить. Татары на приступ идут.
Сон мигом пропал. Вскочив, проверил оружие и побежал к стене. Воины и ополченцы были уже наверху. Поднялся и я, присоединившись к своим.
По полю двигалась тёмная масса – спешившиеся татары бежали к городской стене, каждый десяток нёс свою лестницу, желтевшую свежим деревом. С диким визгом и улюлюканьем они перебросили лестницы через ров, приставили к стене, как саранча полезли на стены. Защитники поливали их кипятком и смолой, длинными крюками сбрасывали лестницы в ров. В некоторых местах татарам удалось взобраться на невысокую стену. Увидев опасность, я со своими ребятами бросился туда. Сначала залпом из четырёх арбалетов значительно уменьшили число врагов, потом взялись за сабли. Ну, кто за сабли, а я – за топор. Понравилось мне это оружие: тяжёлое, мощное – любой доспех проломит, на длинной ручке, позволяющей не подпустить близко противника с саблей. Одно плохо: момент инерции великоват, если промахнулся, не сразу вернёшь оружие назад и, в этот момент, считай, безоружен, правый бок открыт врагу.
Мы яростно набросились на татар, быстро посрубали головы, а кому и руки‑ноги и сбросили тела вниз, на лестницу, по которой лезли новые противники. Лестница не выдержала веса и удара тел, переломилась. Только собрался перевести дух – недалеко, в десятке метров, пара татар уже была на стене. Бросились туда, укоротили врагов на голову, бросили тела вниз – чего им тут смердеть? Так и бегали битый час по стене, помогая заткнуть образовавшиеся бреши. Наконец, всё закончилось.
Татары по сигналу трубы отхлынули, оставив кучу трупов и бросив на произвол судьбы своих раненых. Мы стали приводить себя в порядок. Рубашки и штаны порваны, в крови и грязи, но главное – я сам и моя команда живы. Повезло нам, но не всем. Со стены воины и ополченцы оттаскивали вниз тела убитых горожан. Многовато для одного боя, только убитыми на нашем участке стены потеряли восемнадцать человек. Да тяжелораненые есть, ими женщины занимаются. Если такое творилось и на других участках, сотни защитников город недосчитался за один день. Татары потеряли больше, значительно больше; штурмующие город всегда несут серьёзные потери, но, учитывая подавляющее превосходство в силе, для них эти потери не катастрофичны. На мой взгляд, на нашем участке только убитыми было около восьмидесяти татар.
На площадь перед воротами на коне въехал городской воевода.
– Как тут у вас?
К нему подбежал десятник.
– Нападение отбили, но сеча была изрядная.
– Вижу, что устояли, отошли нехристи. С силами соберутся – на новый приступ пойдут, времени для долгой осады у них нет, зима на носу. Насмерть стойте!
Хлестнул коня плетью и поскакал дальше: наш участок был у воеводы не единственным.
– Слышь, Панфил! – подошёл я к десятнику, – каверзу какую‑то придумывать надо. Будет новый приступ – ещё людей потеряем, а если он будет не один? Кто останется на стене?
– Завсегда так наши деды и отцы воевали, и ничего, били супостата.
– А пушка над воротами чего же не стреляла? Что‑то я не слышал.
Десятник поскрёб затылок.
– Боязно! Огненным боем у нас никто не владеет; был один, да о прошлом годе утоп в реке.
– Панфил, распорядись пороха да картечи к пушке поднести хоть на один выстрел; я заряжу, а как совсем туго будет, стрельну.
– А смогёшь?
Я кивнул.
– И то дело.
– Кузнец есть ли под рукой?
– Есть, как не быть! – Панфил крикнул пробегающему ополченцу: – Димитрия позови сюда. А для чего кузнец нужен‑то?
– Думаю пакость для басурман учинить, завтра увидишь. Ты что бы на месте татар при приступе задумал?
Панфил потеребил окладистую бороду.
– Таран, наверное. Камнемётных машин у них нет, пленный твой сказал. А таран сделать – пара пустяков. Вон лес рядом стоит, выбери ствол потолще, приделай перекладины – и таран готов.
– Правильно, Панфил, и я так думаю. А куда тараном они бить будут?
– Вестимо куда – в ворота.
– Правильно! Мы их как‑то задержать сможем?
– Да как же ты их задержишь?
– Мост, Панфил! Перед воротами мост.
– Ага, понял. Сжечь его надо!
– Зачем жечь, стены и башня деревянные, тоже заняться могут. Я похитрее придумал – подпилить опоры; как только татары с тараном на мост взойдут, он и рухнет, да ещё и татар придавит. Сам посуди, таран тяжёлый, да и понесут его десятка два. Выдержат ли подпиленные опоры?
Панфил задумался.
– Нет, не наберу охотников для такого дела. Увидят татары – стрелами издали посекут.
– Я сделаю, причём ночью, чтобы татары не видели, пусть для них сюрприз будет.
