Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
– А почему это для тебя странно?
– Ну… – Зевота задумался, пощелкал пальцами, видно, не сразу сообразил, как лучше сказать. – Ведаете ль, Харинтий Гусь – ушлый, как леший. И тут вдруг отказывается от мзды. Ни с того ни с сего. Ведь отроков-то он, знамо дело, не на базаре купил – украл, похитил – с чего б от них побыстрей не избавиться, ведь у них, поди, и родичи есть, на худой конец – боярин, если те челядины аль холопи? А Харинтий, вишь, их не продал. Значит, кто-то может предложить больше. И куда как больше! Вот только кто – не знаю.
– Узнай, – коротко приказал Хельги, и Ярил Зевота покинул гостиный двор. В душе его давно уже поселился страх. Нет, Ярил, ничуть не страшась, сразился бы с любым человеком, именно – с человеком, а не с колдуном, каковыми он, ничтоже сумняшеся, считал Хельги… и того неизвестного, что приказывал Истоме и Карасю.
Лето выдалось сухое, жаркое, стоял уже июль – червень или страдник – вокруг Киева колосились поля, а тихими вечерами девки с Подола выходили смотреть на месяц – казалось, будто он, прячась за облака, меняет цвет с золотистого на серебряный, словно бы играет, а это хорошая примета, недаром говорят – «месяц играет – урожай обещает». Весь день, с раннего утра, крестьяне и свободные – «люди», и почти свободные – смерды, и попавшие в боярскую кабалу закупы и рядовичи, работали в поле. Работали все – и мужики, и бабы, а как же, ведь в страдник на дворе пусто, да в поле густо, а известно, что в это время не топор да охота мужика кормит, а работа. То и про баб сказано – «плясала бы баба, плясала, да макушка лета настала». Ну да попляшут еще, потешутся, Перунов день впереди, а за три дня до него молились о дожде.
Ладислава проснулась первой – едва светало, и запертые в амбаре девушки еще спали, подложив под себя прошлогоднюю слежавшуюся солому. Рыжая Речка, дочка бондаря, словно малое дите, крепко прижалась к Любиме, чьи волосы цвета воронова крыла в беспорядке разметались по земляному полу. Рядом с ними, в углу, спали еще две девушки – Малуша и Добронрава – недавно похищенные в древлянской земле. Древляне жили отсюда не так и далеко, за лесом. Впрочем, тут везде был лес. Деревья росли густо – березы, осины и липы перемежались с сумрачными елями, высокими корявыми соснами и рощицами могучих дубов – деревьев Перуна. Сквозь щель в дверях в амбар проникал дрожащий утренний свет. Ладислава встала и, подойдя к двери, припала к щели, чувствуя как земляной пол холодит босые ноги. Сквозь щель видны были кусок частокола, высокий, не перепрыгнешь, и башня, замаскированная сосновыми ветками. Несколько жилых изб находились с другой стороны амбара, похоже, что там уже встали – резко потянуло дымом. Оттуда же донеслось звяканье железа, похоже – кузня. Проснулась Любима, потянулась, осмотрелась вокруг, непонимающе хлопая ресницами, села, подтянув под себя ноги, и тяжко вздохнула, погладив по рыжей голове все еще спящую Речку. Девушки – древлянки – Добронрава с Малушей – тоже еще спали, обе они были постарше остальных года на три, помощнее, настоящие деревенские женщины, привыкшие к тяжелой крестьянской работе. Интересно, зачем их всех похитили? С целью выкупа? Может быть, но тогда зачем увозить так далеко? Можно было б спрятать и поближе к Киеву, мест вокруг хватало. Может, похитители заранее сговорились с купцами-работорговцами и теперь их поджидали? Пожалуй, что так… А если так, то – по крайней мере, пока – девушкам ничего не грозило. Ладислава улыбнулась, села рядом с Любимой, утешила. Та повеселела, растолкала Речку, смешную, конопатую, рыжую, словно восходящее солнышко:
– Вставай, Реченька, просыпайся, милая!
Речка встрепенулась:
– А что, уже кушать скоро?
– Вот уж про то не ведаем.
– И долго мы еще тут сидеть будем?
– И про это не скажем.
Где-то за амбаром вдруг залаял пес. Надрывно, злобно, словно почуял близкого волка.
– Вот, и собака здесь, – погрустнела Речка. – Пожалуй, и не убежишь, не выберешься.
– Убежать? – Ладислава покачала головой. Эта идея пока не приходила ей в голову – да и не было такой возможности. Вот если б их из амбара выпустили на прогулку, там, или по естественной надобности, вот тогда… Хотя, конечно, стеречь и тогда будут.
Снаружи послышались чьи-то тяжелые шаги. Скрипнул засов, дверь отворилась, и Ладислава вздрогнула, увидев старого своего знакомца Истому Мозгляка в сопровождении двух окольчуженных воинов с мечами и короткими копьями. В руках у Мозгляка был кнут.
– Выходите, – исподлобья оглядев девушек, бросил Истома. – Да по одной, не торопясь. – Сначала ты. Он указал на Любиму.
Девушка испуганно попятилась.
– Да не боись, не обидим, – ухмыльнулся он и шутливо хлопнул кнутом Любиму. Та вскрикнула – не от боли, от неожиданности. Воины обидно засмеялись.
– Вот ржут, жеребцы, – вцепившись в руку Ладиславы, жалобно прошептала Речка. – Зачем они ее увели, а?
Глава 4
Продолжение
– Не знаю, – покачала головой Ладислава, предполагая лишь самое худшее. Малуша с Добронравой заплакали, видно, им еще не приходилось попадать в подобные переделки, чего нельзя было сказать о Ладиславе, кое к чему привыкшей за последний год.
– Не плачьте. Может быть, ее скоро приведут, – сказала она и оказалась права. Снаружи снова раздались шаги, послышался смех воинов. Дверь распахнулась, и в амбар втолкнули Любиму, скованную по рукам новенькой звенящей цепью. Так вот зачем ее забирали! Видно, за амбаром и вправду кузница.
Следующей увели Ладиславу. По знаку воинов она вышла из амбара и на миг закрыла глаза – двор оказался залит ярким солнечным светом. Желтое жаркое солнце, пожаром пылало на толстых бревнах частокола, золотило солому крыш, теплыми зайчиками отражалось в колодце. День начинался чудный – солнечный, синий, теплый, с клейким запахом сосновой смолы и тихим ласковым ветерком, пахнущим медом. Казалось, уж в такой хороший день ну никак не может случиться ничего плохого, только – хорошее, счастливое, веселое, как и сам день.
Следуя за воинами, Ладислава вошла в кузню. Кузнец – угрюмый узкоглазый мужик с опаленной искрами бородищей – завел руки девушки за спину, надел на запястья холодные наручья и, ловко соединив их железными шипами, сковал прочной цепью. Вся операция заняла один миг, видно, кузнец был настоящим мастером своего дела. Не успела Ладислава опомниться, как ее, уже скованную, грубо вытолкнули из кузни и повели обратно. Девушка едва успела рассмотреть амбары, избы, двор, зачем-то изрытый ямами… Вот из крайней избы выбежали светловолосые отроки, выстроились в ряд, понукаемые молодым варягом в красном плаще – к ужасу своему, Ладислава узнала Лейва Копытную Лужу, которого, правда, она мельком видела и во время похищения, но решила, что показалось. Лейв прохаживался перед строем, гордый и напыщенный, словно петух. Обозвал нехорошим словом кого-то из отроков, кого-то пнул в бок, кому-то ударил в морду, да так, что несчастный пацан, зажимая окровавленный подбородок, повалился, словно сноп, наземь.
Странные были отроки – еще совсем дети, но уже какие-то смурные, угрюмые, с лицами, словно у маленьких старичков. Странные…
Подойдя к амбару, Ладислава обернулась к ним, но один из стражников грубо схватил ее за волосы и втолкнул внутрь. Пролетев несколько локтей, девушка упала, ударившись головой об стену, и заплакала от обиды и боли. Любима бросилась к ней с утешением, воины увели в кузницу Речку. Вскоре все узницы были скованы и, сидя на старой соломе, гадали о своей участи.
А в самой большой избе в это время завтракали кашей с медом Истома Мозгляк и Лейв Копытная Лужа. В лучших своих одеждах, умытые, словно ждали кого-то.
– Усмотрят ли стражи? – оторвался от каши Истома.
– Усмотрят, – заверил варяг. – Дадут знак на башню. Успеем, встретим. Готово ли капище?
– А чего там готовить-то? – ответил Истома. – Дуб стоит, как стоял, ножи приготовлены. Как бы только чужие волхвы не пришли – могут, Перунов день сегодня.
– Не пройдут, я выставил стражу. Самых лучших отроков, уж они не пропустят, живо лишат живота любого чужака, – не выдержав, похвастался Лейв.
– Так отроков князь велит собрать всех, – осторожно заметил Истома.
– Велит – соберем. Успеем.
– Ну, смотри. Ты ведь за воинов отвечаешь.
– Я-то – за воинов, а вот за жертвы – ты. – Варяг прищурил свои, и без того узкие, глаза. – Готовы ли?
– Готовы, – кивнув, хохотнул Истома.
– Что – всех девок в жертву? А если князь…
– Да не всех. Девственниц оставим, как князь и велел. Есть там две древлянки… – С глумливой усмешкой, Истома взглянул на напарника. – Те, похоже, давно замужем… Вот их. А прежде – сюда. А?
– А успеем? – Лейв боязливо повел плечами. – Ну, как князь слишком быстро приедет? Лучше побережемся.
– Ну, как хочешь, – пожал плечами Истома, про себя ухмыляясь. Знал – не особо-то нужны Лейву женщины, верный слуга Грюм частенько водил по ночам в его избу вновь прибывших отроков.
