Спартачок. Двадцать дней войны (СИ) - Журавлев Владимир А.

— Что мне в тебе нравится, Шкапыч, так это святая простота, — задумчиво сказал Грошев. — Не знаешь — так и сказал. А замполита пытать будешь — не признается. Хотя тоже не знает.

— Оно мне и не надо! — огрызнулся уязвленный замполит.

— Надо, еще как надо. Как любому хорошему заму по работе с личным составом. «Выученная беспомощность». Открыта еще два века назад, интуитивно используется олигархатом всегда. Ставили такой опыт: собаку привязывали в загородке и били через пол током. Что ей оставалось делать? Только скулить от боли. А другую собаку не привязывали, и она убегала. Противное в том, что привязанная собака не убегала, даже когда ее потом отвязывали. Только скулила. Это и есть «выученная беспомощность». Так и вас — долбят по башке за все подряд без всякой логики. Вы привыкли и только скулите: «Ах, вызовут в полк, ах, отминдячат ни за что!» Сами без приказа шагу не решитесь сделать. Полностью задавленные самостоятельность и воля к сопротивлению. Для олигархата очень удобно. Пока не начнется война. А на войне с отученной от самостоятельных действий армией остается только проигрывать. Пока что немножко помогает то обстоятельство, что с другой стороны тоже олигархат.

— Ну, это мы еще посмотрим, кто проиграет, — хмуро сказал майор.

— Время, майор, — невежливо перебил Грошев. — Уходим. Харчо, палатку скрути, еще пригодится.

— С Клюквой что делаем? — прохрипел Харчо. — Не дышит.

— Жетон и документы забрать, тело эвакуируем по возможности, что непонятного? — вмешался замполит. — Сами еле идем!

— Да все понятно. Но Клюква ваще-то на войну из-за семьи подписался. Без тела им выплат не будет.

— Вот тебе, Шкапыч, и лекарство от рака, — хмуро заметил Грошев.

— Э, отстань со своим раком… почему — уходим? — не понял майор. — Ты же ночи ждал?

— Передумал. Туранцы технику перегруппировали, в эфире это далеко видно. И образовалась дырка. Пока там неразбериха, есть шанс не прорваться, а проскользнуть.

— Эк ты завернул — проскользнуть… Раненые раненых несут, скорость улиток… но дырки я люблю! — обрадовался майор. — Рота, подъем! Первая смена — на носилки! Спартачок головным, Харчо и Хлыщ прикрывают, Лапоть на разметке тропы! Капитан — замыкающим! И — взяли! И Клюкву не забудьте, своих не бросаем! След в след, на мины не наступать, хлебальник не разевать, оружие не бросать!

И снова потянулась, закачалась перед глазами искалеченная, поломанная лесополоса. Жалкое, но все же укрытие для трех десятков измотанных маршем бойцов. Майор размеренно шагал под тяжестью носилок и с завистью вспоминал, как совсем недавно несся вдоль этой самой лесополосы на внедорожнике до самого опорника. Легко и непринужденно! И как все изменилось! И от лесополосы остались одни поломанные стволы, и от роты жалкие остатки. Война, самая обычная человеческая мясорубка, только успевай подкидывать мясо, тут не до генетических правок.

Пальцы предательски разогнулись, майор поймал рукоятку носилок коленом и хрипло выдохнул:

— Отдых пятнадцать минут!

И первым завалился в смесь жухлой травы и грязи. Сил стоять не осталось.

Вдоль колонны прошел Грошев с озабоченным видом, присел рядом.

— Плохо идем, — сообщил он буднично. — Медленно. И там впереди «фишку» поставили. Когда разрывов нет, ее слышно. Надо зачистить.

— Понятно, — выдохнул майор. Еще раз выдохнул и попробовал подняться. И с оханьем завалился обратно.

— Только не ты. Там быстро надо. Сниму я сам, посыльных только дай. Парочку на всякий случай.

Майор кое-как сел. Снял шлем.

— Мужики, коммуняке нужны два добровольца, «фишку» вырезать! Иначе не пройдем. В общем, что тут скажешь… коммунисты, вперед.

С земли тяжело поднялся Харчо. За ним Батон. Хлыщ. Дачник…

— Да ну накун, — пробормотал изумленно майор. — Вот же живучая идея… Батон, Дачник — со Спартачком! Он поставит задачу. Харчо, ты стреляешь мало-мало хорошо — держи небо. Как умеешь, так и держи. Возьми у Поллитры патроны с дробью, он горсточку зажилил.

Спецгруппа ушла и словно растворилась в редкой, просвечивающей насквозь лесополосе. Медленно потянулось время.

— Не успеем, — прошептал замполит. — Не дождутся меня дочки, так и останусь здесь под кустом…

— Не останешься, вытащим, — буркнул майор. — Клюкву тащим, и тебя вытащим. Чтоб дочкам выплаты шли.

— У меня осколок шевельнулся, нога отнялась, — тихо признался замполит. — Идти не смогу.

— Значит, положим на носилки.

— На какие носилки? — криво улыбнулся замполит. — Поверх Клюквы? Свободных рук уже нет. Серега, я решил. Уходите без меня.

— Чего⁈

— Того. Считайте коммунистом. Гранату только оставьте.

— И ты туда же⁈ — возмутился майор. — Я этому коммуняке язык вырву! Лежи!

Вдалеке с земли поднялась широкая фигура Батона. Боец призывно махнул рукой.

— Вторая смена — на носилки! — хрипло приказал майор. — И кто-нибудь — закиньте эту тушку мне на плечи. Буду ноги качать, слоном стану! И-и-эх! Сука, автоматом в глаз… Уберите накун железяку! Все, ребята, пошли, Спартачок ругается, говорит, идем медленно… Вперед!

Майор сделал шаг. Потом другой. И мерно зашагал, стараясь не думать, сколько им еще предстоит идти. Земля качалась, плыли мимо обломанные ветки, рытвины и сигналки из тряпок, обозначающие мины — значит, идущий впереди Лапоть все еще размечал безопасную тропу. Потом, кажется, кто-то снял с него тело замполита, и идти стало волшебно легко. Потом он сам кого-то подменил на носилках… А потом вокруг начали вставать султаны разрывов вроде как от стопятидесятых. Миндец.

Потом из тумана и дыма проявилось лицо Грошева.

— Майор, бежать можешь? Нет? А надо.

И майор побежал, не чувствуя под собой ног и вообще не чувствуя тела. Словно в тяжелом сне. И когда упал, долго еще дергал ногами, словно продолжал бежать…

Очнулся он от боли. Словно засадили сзади меж ребер осколок и медленно проворачивают. Майор не сдержался и тихо завыл.

— Харчо, противошоковое ему!

И стало полегче.

— Коммуняка? — прошептал майор. — Доложи обстановку.

— Мы прорвались, вот и вся обстановка, — буркнул откуда-то сверху Грошев.

— А что так погано тогда?

— Тебе? Осколок спиной словил.

— А что не эвакуируют?

— А вот это как раз погано, — хмыкнул Грошев. — Не спешат. Некому, говорят. Опасно, говорят. Придется самим. Еще три километра. Ты как?

— Каком кверху, вот как, — прохрипел майор.

— Понятно. Я тебя подниму, а дальше сам, лады? Мне замполита нести. Сможешь, морячок? Ну, не позорь свои полоски!

— Морская пехота — это, брат, не хвост собачий, — шепотом согласился майор. — Смогу. Потому что… потому что жизнь — такая сладкая штука…

Его кто-то поднял и поставил на ноги. Майор качнулся, удержал равновесие. Поправил автомат и сделал первый шаг.

Глава 10

День двенадцатый

— Товарищ майор, с добрым утром! — приветствовал Грошев.

— Издеваешься? — скривился майор. — Какое доброе, если оно с уколов начинается⁈ Изыди на… к-хм.

Вслед за настырным подчиненным в палату три медсестры-практикантки вкатили столик с инъекциями.

— Чего они в одно место лупят⁈ — прошипел с ненавистью майор, затравленно глядя на молоденькую медсестричку. — Терпеть уже невозможно!

— А по уставу! — нахально и громко сказал Грошев. — Уколы положено ставить в строго определенную область, а не куда попало! Потому что если куда попало — могут быть осложнения. Нежелательные. Как вздуется, как лопнет. И останешься без задницы. Терпи, солдат.

— У-у! — прокомментировал майор. Медсестра скрыла усталую улыбку и пошла к следующей кровати.

Из угла послышалась раздраженная ругань — кому-то с третьего раза не смогли попасть в вену.

— Кто там забыл, что мужчина? — бросил Грошев, не оборачиваясь.

Установилась недовольная тишина. Точно такой же вопрос был задан пару дней назад, и теперь желающих подавать голос не находилось. Медсестры торопливо закончили инъекции и укатили столик в следующую палату.