Санька-умник 3 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

Ничем не хуже такой карандаш, чем с фабрики Красина. Это, я так считаю. Хотя, некоторые и имеют совершенно иное мнение.

Только я отложил карандаш в сторону, как над аэродромом реванул сигнал тревоги. Последнего из моих подопытных летчиков из медицинского пункта как ветром сдуло.

Опять американцы летят бомбить мосты между Китаем и Северной Кореей? Ну, а что же иное?

Не знал я тогда, что и наш «русский» аэродром сегодня является их целью. Надоели мы им хуже горькой редьки, просто поперёк горла встали.

12 апреля 1951 года американские ВВС подняли в воздух всё, что было у них исправного из летающего на корейском театре военных действий. Одним махом решили обнулить и мосты и нас.

В сегодняшнем налете участвовали их двадцать восемь «сверхкрепостей» Б-29 и восемьдесят истребителей. Кожедуб поднял навстречу все, что было — сорок восемь МиГ-15.

Аэродром опустел, на нем осталась лишь дежурная пара. Это был огромный риск, но иного выхода у товарища Крылова просто не было.

В небо поднялись лучшие советские асы, в том числе и десять из них, что только-только приняли мою бабочковую настойку.

Соотношение сил было далеко не в нашу пользу.

Я эти расклады не знал, но глядя на опустевшее поле аэродрома, догадывался, что сегодня произойдёт что-то далеко не рядовое. Никогда ещё за один раз столько МиГов в небо не поднималось.

— Чего сидим? — рявкнул я на санинструкторов. Хоть сейчас они мне и не подчинялись, но по старой памяти их как пружинами подбросило.

— Быстро! Быстро! Быстро! — торопил я парней. Мог бы этого и не делать, но, опять же — привычка…

Менее чем через полчаса воздушного боя десять американских бомбардировщиков-сверхкрепостей горели на земле, ещё пятнадцать были повреждены. Они, кто как смог, развернулись и ушли обратно.

Четыре истребителя F-86 были сбиты. Сколько оказалось подбито — точно неизвестно. Они, дымя, уходили в сторону моря, куда советским пилотам летать было строго запрещено. Никак нельзя было допустить, чтобы в случае какой-то аварии или неудачи в бою наш самолет, а тем более — летчика, захватил противник.

У производителей сверхкрепостей в этот день наступили просто именины сердца. После сегодняшнего боя заказы на них должны были как из прохудившегося мешка посыпаться. И — посыпались. Они, если справедливо рассудить, должны теперь нашим летчикам каждый вечер стол накрывать. Причем, не абы какой, а богатый. Очень богатый.

В небе в сей момент наблюдалось такое количество парашютов, что участникам боя казалось, будто сбросили целый десант.

12 апреля 1951 года большое количество пилотов и членов экипажей из США, Австралии и других стран коалиции попали в плен.

Американцам в результате налета удалось повредить лишь одну опору моста, которую китайские товарищи быстро отремонтировали.

— Одиннадцать, тринадцать, четырнадцать… — я считал возвращающиеся самолеты. — Двадцать пять, двадцать шесть…

Все советские летчики без потерь вернулись на базу.

Это надо же!

Некоторые МиГ-15 были с пробоинами. Ими тут же занялись. Кто этих вражин знает. Может, они к вечеру, хоть им и по зубам надавали, опять сунутся.

— Семь, восемь. — Борис Абакумов вёл счёт пробоинам на своем самолете.

Я как раз находился рядом, высматривал, не нужна ли кому моя помощь.

— Смотри, где застряла. — лётчик выколупал крупнокалиберную пулю из переплета кабины. — Немного ей не хватило… Всю жизнь теперь её хранить буду.

Да уж… Сувенирчик…

Тут сзади кто-то хлопнул меня по плечу. Я повернулся.

А, товарищ Крылов собственной персоной.

— Молодцы твои-то… — таким довольным я Кожедуба ещё никогда не видел. — Молодцы! Иначе сказать нечего!

Это он про моих «бабочников».

— Порхают как бабочки, а жалят как пчела!

Вот! А ещё это выражение приписывают Касиусу Клею, позже поменявшему свое имя на Мухаммеда Али, после того, как он стал мусульманином. Кожедуб это сказал, а не какой не американский боксер.

Позже, день 12 апреля 1951 года в истории американских ВВС назовут «черным четвергом», а уже завтра объявят траур. Самолеты же коалиции в воздух не осмелятся подниматься неделю.

Участок границы вдоль реки Ялуцзян американцы окрестят «аллеей МиГов», где будут стараться с тех пор особо не появляться даже при своем численном превосходстве.

— Отметили день космонавтики… — вырвалось у меня, когда я услышал предварительные сведения о потерях американцев.

Кожедуб, который стоял рядом, не обратил на мои слова внимания. Я же прикусил свой язычок. До полета Юрия Гагарина было ровно десять лет. А ещё, именно 12 апреля, ровно через 20 лет после полёта Юрия Алексеевича, будет дан старт первого пилотируемого полёта по американской программе «Спейс Шаттл».

Но, всё это ещё будет…

Глава 30

Глава 30 Давай ещё!

— Много у тебя, этого самого? — Кожедуб, извиняюсь — Крылов, выглядел сейчас серьезней некуда.

Про бабочковую настойку он спрашивает? Ну, а про что же ещё?

— Никак нет, товарищ Крылов.

Это — чистая правда. Основной запас препарата был безвозвратно утрачен при падении нашего самолета. Сказать проще — разбились мои пузыречки-бутылечки когда мы весьма жестко приземлились. Вроде и упаковано всё было основательно, а вот произошла такая неприятность.

— Плохо, очень плохо… — гримаска недовольства мелькнула на лице лётчика.

Сам понимаю, что плохо.

— Вчера твои очень хорошо себя показали. Всем бы эти капельки давать.

Твои, это он о моем подопытном десятке пилотов?

— Рано ещё всем. Препарат до конца не исследован. Мы…

Договорить мне Иван Никитович не дал.

— Мы! Мы! Не увиливай! Сейчас нужен мне этот препарат! — Кожедуб был явно раздосадован. — Нужен! Понимаешь?

Понимаю. Но, отдаленные последствия воздействия бабочковой настойки на человеческий организм ещё не изучены. Это — раз. Даже не раз — а дело десятое или двадцатое. Много чего нужно ещё раньше проверить.

Я попытался что-то начать объяснять, но всё было как об стенку горох.

— Где живут твои бабочки?

Чего-чего, а я такого вопроса от Кожедуба не ожидал. Он, что, производство настойки желает возобновить? Опять, прямо здесь моим кустарным методом?

— Сейчас, пока нет их.

— Как, нет?

— Апрель ещё. Они позже появятся.

— Когда? — Кожедуб вцепился в меня как клещ.

— Не раньше начала июня.

— В июне… — выражение лица товарища Крылова свидетельствовало о его полном разочаровании моим ответом.

— В июне, поздно это… — наш диалог превратился в монолог. Иван Никитович говорил… сам с собой. Мне не давал и слова вставить.

— Сам знаешь, на земле сейчас не всё хорошо. Американцы войска Северной Кореи и китайских добровольцев остановили, а потом — «Охота на волков», «Гром», с марта — «Потрошитель»…

Допустим, что остановили, это мне известно. А «Охота на волков» и прочее, это название их военных операций? Избирательной тупостью товарищ Крылов страдать начал? Если ему по должности и роду деятельности это известно, то я-то откуда могу сие знать?

— Ханган форсирован, Сеул опять взяли… — между тем продолжал Кожедуб.

Ну, что Сеул мы потеряли, про это я в курсе.

— Контрнаступление северяне планируют, а нам тут самое время их поддержать.

На слове «поддержать» Иван Никитович понял, что сказал он лишнего. Какому-то медицинскому капитану такого знать не требуется. Даже майору медицинской службы или целому полковнику, у которого на погонах чашечки со змейками.

— Это я так, гипотетически… Предположение высказал. Понял? — в меня уперся палец пилота, совсем как на известном плакате. Том, где спрашивают, про то, что стал ты уже или нет добровольцем.

— Понял, понял. — я закивал головой.

— То-то. Я о чем. Хорошо бы снова собрать твоих бабочек и снова ещё средства этого приготовить. Скажем, пусть не для наших, а для китайских и корейских лётчиков. Они-то над территорией Кореи воевать могут. Большая от этого польза будет.