Глория Му - Детская книга для девочек (с иллюстрациями)
При этом прекрасно помнит членов семьи, таблицу умножения, языки — французский, немецкий и английский (причем на английском говорит гораздо лучше, чем до травмы). Коротко говоря, секретный агент Фандорина, как никогда, была близка к провалу. И из-за кого? Из-за какой-то дурацкой кошки!
Но, как ни странно, доктору и в голову не пришло, что его дочь вовсе даже и не дочь, а гостья из будущего, прибывшая с миссией по спасению человечества. Ничего подобного. Василий Савельевич пришел к выводу — барабанная дробь! — что после травмы бедное дитя страдает амнезией.
Домашним он объявил, что Поленька очень нуждается в поддержке близких. Не следует пугаться, если она чего-то не может вспомнить, а следует, наоборот, рассказывать обо всем подробнейшим образом, и память мало-помалу обязательно вернется. Не-пре-мен-но!
И секретный агент, она же Поля Рындина, она же Геля Фандорина, не откладывая, прямо за ужином принялась задавать вопросы. Первым делом поискала виновницу своего провала — кошка с самодовольным видом восседала на коленях Василия Савельевича и время от времени капризно мяукала, требуя подачек. Суровый прапрадедушка, сюсюкая, кормил бессовестное животное прямо с вилки. Ну, просто умереть-уснуть! Геля хмыкнула и спросила:
— Папа, а почему ты все же обзываешь кошку Силами Зла?
Ответила Аннушка, которая как раз, пыхтя, притащила пыхтящий самовар почти с нее же размером:
— Это у Василь Савельича юмор такой — английский. Как скажет что, так мороз по коже.
— А, я знаю! — обрадовалась Геля. — Gallows humour называется.
— Да как ни назови — все одно ведь пакость! — Аннушка, похоже, и кошку недолюбливала, и черный юмор не одобряла, вот и разразилась настоящей обличительной речью: — Едва объявилась эта зараза в доме, так никакого спасу от нее. Некраденый-то кусок быстро приедается, она и давай на кухне у меня из-под рук тащить! Уж и веником ее, и полотенцем гоняла, но нет-нет да и не досчитаюсь чего. Я к доктору — уймите, говорю, кикимору свою, мочи нет терпеть. А он: «Да что вы, Анна Ивановна, какое беспокойство от малюсенькой кошечки?» — Ах, так, — говорю, — а кто говядины полфунта скрал? Шпалеры кто ободрал в передней? А обивку диванную кто изорвал, уж не вы ли? А вазу кто разбил, ту, что Аглае Тихоновне на день ангела подарили? Да это не кошка, а, стесняюсь сказать, силы адовы! Ему все смех. — Аннушка сердито передразнила доктора: — «Прекрасная идея, — говорит, — прек-расная, так и назовем нашу кошечку — Силы Зла, и будут ответы на все ваши вопросы. Кто сметану съел? Силы Зла. Кто Полю исцарапал? Силы Зла. Кто пальму повалил? Силы Зла. Что там у вас дальше по списку?» — Да вы что, — спрашиваю, — совсем ума решились? Мало что притащили в дом черную кошку, так еще прозвание ей такое гадкое хотите дать? Но ему разве что втолкуешь? Только хохочет. А эта тварь — и без того ведь несносная, с каждым днем все наглее, — Аннушка с осуждением покачала головой, собрала грязные тарелки и понесла на кухню.
— Сами вы, Анна Ивановна, знаете ли… Вот что я вам скажу! — крикнул ей вслед раздосадованный доктор, нежно наглаживая Силы Зла.
— Папа, а откуда ты ее… притащил? — Геля не собиралась выслушивать очередную перепалку между Аннушкой и Василием Савельевичем — про кошку было куда как интереснее.
Но доктора снова опередили с ответом.
— Этого никто не знает, — загадочно улыбнулась Аглая Тихоновна.
— Ты меня разыгрываешь, так не может быть! — обиделась Геля, но Аглая Тихоновна рассказала вот что.
В тот день Василий Савельевич вернулся домой очень поздно, почти к полуночи — точно как сегодня. Сутки мотался по больным, ужасно устал — едва нашел силы снять пиджак, а шляпу и саквояж так и вовсе бросил прямо на диване в столовой.
Поля уже спала, но Аглая Тихоновна и Аннушка, конечно, тут же бросились заботиться о докторе, поить его чаем, но вдруг — как только часы пробили полночь — докторский саквояж взвыл, свалился с дивана и запрыгал по полу.
Василий Савельевич даже чашку выронил от удивления, Аннушка взвизгнула и закрестилась — саквояж издавал поистине душераздирающие звуки (в этом месте Геля покивала, с неприязнью поглядывая на кошку, — и как только такая милая с виду зверушка может так отвратительно и жутко вопить?). Аглая Тихоновна (как самая рассудительная из всех, мысленно прокомментировала Геля) храбро подкралась к саквояжу и расстегнула замочек. В ту же секунду оттуда вылетела маленькая черная молния, вскарабкалась по занавеске на карниз и там обернулась взъерошенной кошкой.
Василий Савельевич так громко хохотал, что зверек перепугался еще больше и сиганул на горку, стоящую в углу, разбив пресловутую дареную вазу.
Аннушка взялась было за веник, чтобы прогнать незваную гостью, но доктор не позволил — к кошкам он питал слабость.
— Но как же она оказалась в саквояже? — озадаченно спросила Геля.
— Видишь ли, кошки тоже питают определенную слабость к врачам. Из-за лекарственного запаха, — объяснил Василий Савельевич. — Они любят не только валерьянку, что общеизвестно, но и другие травки и микстуры. Вот Силы Зла и забрались в мой саквояж. А я так устал, что и не заметил.
— И хоть бы кошка была путная — толстая да ласковая, — посетовала Аннушка, — а то ведь огрызок злобный. Кроме доктора, никого к себе не подпускает, шипит гадюкой, ворует, да кусается еще хуже всякой собаки!
Доктор презрительно хмыкнул, и от этого Аннушка совсем разошлась:
— Что вы хмычете, что вы хмычете, вот ни стыда ни совести! Ведь барышню чуть не угробила ваша гадина, а вам и горя мало!
— Будет тебе, Аннушка, браниться. Так нельзя, — укоризненно прервала девушку Аглая Тихоновна, — то, что произошло с Полей, — несчастливая случайность, и винить в этом бедную бессловесную тварь — глупо и жестоко.
Глава 7
Кошка, будто обидевшись, вырвалась из рук Василия Савельевича и скрылась. Доктор хмурился. Аннушка сердилась. Аглая Тихоновна была явно огорчена. А Геля — Геля изнывала от любопытства.
Так это, значит, из-за кошки с Полей случилось несчастье? Умереть-уснуть, как интересно!
Но вечер вопросов и ответов, похоже, закончился.
Спохватившись, что время за полночь, Василий Савельевич отослал Полю, то есть Гелю — ах, неважно! — спать.
Но секретный агент Фандорина твердо решила разузнать все до конца (иначе ведь все равно не уснуть). Дождавшись, когда Аннушка принесет обязательный стакан молока на ночь, схватила ее за руку:
— Аннушка, миленькая, хорошенькая, расскажи мне про тот день. Как я упала? И при чем тут кошка? И что…
— Ну, застрекотала! — Аннушка улыбнулась. — Сорока как есть, сорока-трещотка, — но тут же прошептала, опасливо оглянувшись на дверь: — Неужто и впрямь ничего не помните?
— Ни вот столечко! — уверила ее девочка.
— Да и стоит ли рассказывать? Вдруг разволнуетесь, да худо вам станет, да снова головка заболит? — словно бы сомневалась Аннушка, но сама уже присела на край кровати, и Геля поняла — расскажет, непременно расскажет! Чтобы окончательно рассеять ее сомнения, сказала, напустив на себя важный вид:
— Разве ты не помнишь, что говорил папа? Нужно мне все рассказывать, и тогда память непременно вернется. Не-пре-мен-но!
Аннушка хихикнула:
— Бог с вами. Слушайте. Только рассказывать-то особенно и нечего.
В ту пятницу вы из гимназии вернулись и бегом в столовую, с маменькой здороваться. Обычная ваша манера — носитесь как угорелая, и нет с вами никакого сладу. Двадцать раз вам было говорено — воспитанные барышни не бегают, а ходят, да толку чуть, — Аннушка вздохнула и поправила Гелино одеяло, — а тут, как на грех, гадина эта и шасть вам под ноги! Это уж у нее заведение такое — трех шагов не сделаешь, чтоб четырежды об поганую тварь не запнуться! Вы-то ее всегда боялись — вот и отпрянули, поскользнулись, и со всего разбегу — хрясь! — затылком о порог. Аж звон пошел…
— То есть я споткнулась о кошку и упала? Всего-то навсего? — разочарованно протянула девочка.
— Ну вы скажете — «всего-то навсего», — обиделась Аннушка. — Уж мы страху натерпелись! Кинулись к вам, а вы лежите ни жива, ни мертва, глазки не открываете.
Хотела я вас поднять, а маменька ваша не позволила. Говорит, не тронь, Аннушка. Если человек так упал и сознания лишился — то, может, у него кость в голове треснула или шейные позвонки повредились. Отправляйся за Василь Савельичем, да поспеши.
Я юбки подхватила и бегом в участок. Телефонировать долго — пока соединят, пока подзовут, а участок вот он, в двух шагах.
Только в участке доктора не было.
— Где? — спрашиваю.
— Ушел.
— Куда ушел?
— А кто ж его знает. Сказал, ежели что спешное, так мальчонку за ним послать.
